Александр Розов - Чужая в чужом море

Конвейер смерти. В 1994, в Руанде, за 90 дней было убито 200 тысяч, и еще 2 миллиона пропали без вести – такая скорость истребления людей не снилось даже Гитлеру. В битве за Гому в Северном Киву в 2008 за 20 дней без вести пропало около миллиона человек. Судан–Дарфур, Сомали–Пунт, Кот д–Ивуар… Я могла бы назвать еще много мест, дат и цифр. Но сейчас я хочу обратить ваше внимание на вот какую деталь: в районе конфликта всегда появляются миссии «Красного Креста» с ВПП для самолетов вроде «Фалькона», и происходит это заранее. В соседней непризнанной республике Шонаока ВПП в Чивези начала строиться перед Самбайской войной, и была завершена как раз вовремя. Когда я так рассказываю, выводы кажутся очевидными, но мне потребовалось получить по собственной дурной башке, чтобы они там сложились. Еще вчера я, как дура, пыталась достучаться до кабинетов в «Красном Кресте» и других международных лавках при ООН, полагая, что происходят злоупотребления в хорошем деле. Я не могла понять простой вещи: они не слушают меня потому, что они в доле. И сейчас я вижу один выход: лишить «Красный Крест» всякого иммунитета и привелегий, потому что, иначе вы никак не остановите этот конвейер смерти. Я все сказала. Спасибо.

В конференц–зале наступила мертвая тишина. Потом Гишо, шериф Макасо спросил:

— Дафна, а что делать конкретно с этими говнюками, которых мы поймали?

— Не знаю, — она пожала плечами, — Это просто убийцы, а я не прокурор. Могу только сказать, что я принципиально против смертной казни.

— Мисс Тюнифилд, — подал голос Шарль Фонтейн, — Вы считаете, что МККК следует вообще упразднить?

— Да. Я убеждена в этом. Я бы даже сказала: запретить. Так точнее.

— А что взамен? Я имею в виду, должно же быть что–то междунородно–гуманитарное.

— Есть UN, — ответила новозеландка, — Это понятная организация с понятным статусом.

— Это для профессионалов, — заметил Джек Хартли, — А для волонтеров?

— Волонтеры пусть и работают, как волонтеры. Наша организация, врачи без границ, работает без всяких подачек от властей. Репортеры без границ — тоже.

Наллэ Шуанг (разумеется, тоже находившийся в зале) неожиданно поинтересовался:

— А что делать простому парню вроде меня, который не репортер и не врач?

Среди макасонцев и меганезицев разделись приглушенные смешки. Дафна улыбнулась.

— Если вы – простой парень, то я – Снежная Королева. Но вообще–то, наверное, что–то такое должно быть. Простые парни без границ… — она покосилась на стоящую рядом Мзини, — … и простые девчонки, разумеется, тоже.

— Какую бы эмблему вы предложили для такого движения? – спросила Жанна.

— Не знаю, нужна ли тут эмблема, — задумчиво произнесла Дафна, — Если допустить, что нужна… Знаете, только не красное. Эти красные значки на белом фоне как–то слишком похожи на пятна крови. Может быть, капля воды? Вода — это жизнь. По–моему, так…

…

69 — ЧОРО НДУНТИ. Бандит, генерал и президент.

Генерал Чоро Ндунти, президент непризнанной национальной автономии Шонаока, отвернулся от телеэкрана и, заложив руки за спину, стал смотреть в окно. Столичная деревня Лумбези после наступления темноты выглядела еще более убого, чем днем. В основном это темные бесформенные халупы мелких торговцев и ремесленников. Всего один район вокруг Площади Независимости, обеспечен электричеством – его дают две старые мини–электростанции (то одна, то другая из них, то и дело выходит из строя). К площади примыкает аляповатый двухэтажный президентский дворец, казармы элитных войск, клиника, маленький отель (более похожий на ночлежку), парочка магазинов, и несколько десятков частных домов зажиточных граждан и офицеров.

Сидящий за столом Франц Лепгаузен шумно втянул в себя воздух, выдохнул, громко фыркнув, покрутил в пальцах рюмочку с остатками коньяка и выразительно произнес:

— Ты придаешь слишком много значения этому шоу.

— А если это больше, чем шоу? – не оборачиваясь, спросил генерал.

— Тогда Осман Хаким будет просить у эмира деньги и на новый «Фалькон», и еще на небольшой подарок полковнику Нгакве. Все затихнет, и через 2 — 3 недели мы снова запустим наши бизнес–рейсы. Придется успокаивать западных клиентов, но это мои проблемы. Не беспокойся, я их решу.

— Ты забыл про нези и янки, Франц. Все, кто сидел в самолете, сейчас в их руках. Ты забыл, что их заставили говорить. А еще эта бешеная Дафна. Ты же слышал, как она упомянула Чивези и Миссию?

— Популистский ход, — лениво откликнулся Лепгаузен.

— У тебя на все есть ответ, — заметил Ндунти, — Генералу Ватото ты так же говорил?

Лепгаузен пожал плечами, и отпил капельку коньяка из рюмочки.

— Бизнес есть бизнес. Элемент риска есть всегда.

— Я готов рисковать деньгами, — сказал генерал, — но я не хочу рисковать головой, и я не хочу рисковать своими детьми. Генералу Ватото убили всю семью. Ты не рискуешь. В крайнем случае, ты улетишь в свою Швейцарию. А что делать мне?

— Не давай себе скинуть, вот и все, — ответил Франц.

— Тогда я не должен раздражать янки и нези. Им не нравятся наши бизнес–рейсы. Надо заняться бизнесом, который их не раздражает. Хотя бы на некоторое время.

— Я же сказал: две–три недели – и все уляжется.

— Нет, Франц, — Генерал покачал головой и нервно прошелся по кабинету, — Нет. Не две — три недели, а два – три месяца. Лучше закрыть миссию на это время. Так спокойнее.

Швейцарец отрицательно покачал головой.

— Нет, Чоро. Так мы потеряем рынок. Эмир найдет поставшика в Бурунди, или в Убанги, или в Руанде, это даже ближе к Сарджа, чем мы. Что ты будешь делать тогда? У тебя не хватит денег на солдат и оружие, когда Зулустанцы в очередной раз решат передвинуть твою границу. Кто тогда помешает им дойти до Лумбези?

— Говорят, в горах Итумбо залежи ванадия и циркония, — заметил Ндунти, — Говорят, они дорого стоят. Есть чина, янки, нези. Они богаче, чем эмир. Предложу им концессию.

— Ты захотел в большую политику? — насмешливо спросил Франц, — Хорошее дело. Но учти: это сложнее, чем торговать бататами. Ты пригласишь чина. Они будут кивать, улыбаться и обещать тебе много денег. Но завтра в Шонаока будет революция комми и комиссар со звездой на фуражке расстреляет тебя с семьей, как врагов народа. Если ты пригласишь янки, завтра все будет хорошо, а послезавтра янки скажут: Ндунти, кто ты такой? Разве тебя выбрал народ? Давай делать демократию: спросим у народа, чего он хочет. И народ захочет парня, на которого укажут янки. А тебя будут судить и повесят. Если ты пригласишь нези, то они приставят к тебе инструктора. Он будет говорить, что тебе делать. Инструктор–нези появится в каждой большой деревне, и будет решать, что там делать. А тебя в генеральском мундире будут возить по стране, как чучело.

Генерал с силой ударил кулаком в стену, так что в баре зазвенели тонкие фужеры.

— Херня! Полковника Нгакве не возят как чучело! Он ездит, где хочет! Нези помогли ему сделать бизнес на Мадагаскаре, на его старшей дочке женился уважаемый бизнесмен из Антананариву, его младшие дети учатся на Сейшелах, и его любит народ.

— Херня – не херня, какая разница? – Лепгаузен плеснул себе еще коньяка, — Нези не для тебя. Они не захотят иметь дело с человеком, на котором висит Чивези.

— Чивези может исчезнуть так, будто его и не было, — заметил генерал.

— Но ты говорил, что хочешь закрыть Чивези только на время. На два – три месяца.

— Да. Но ты сам мне сказал: за это время мы потеряем рынок. Если так, то лучше совсем закрыть Чивези. Руду продавать безопаснее, чем человеческие внутренности.

— Эмир и наши люди в «Красном кресте» будут очень недовольны, если из–за тебя им придется тратить деньги на миссию и аэродром в новом месте, — предупредил Франц.

— Мне насрать на их недовольство, — отрезал Ндунти, продолжая ходить взад–вперд по кабинету, — Тем более, что они не честно ведут бизнес. Они дают нам двадцатую часть западной цены. Это мало. Пусть платят десятую часть.

— Тогда им будет не выгодно. У них и так большие дорожные издержки.

— Нет, это будет выгодно, если эмир прекратит давать деньги моим солдатам, которые приняли ислам. Я узнал: эмир тратит на это столько же денег, сколько платит мне за товар. Пусть платит мне все деньги — и получится как раз десятая часть.

— Считай, что я этого не слышал, — безмятежно ответил швейцарец, делая еще глоточек коньяка, — Потому что, если я доложу про твои слова, у тебя будут большие проблемы. Эмир не любит, когда ему указывают, куда он должен тратить свои деньги.

— А я не люблю, когда пытаются подкупить моих солдат и офицеров.