Сергей Герасимов - Карнавал
С людьми Лист мириться не хотел.
– Ничего я от вас не возьму, – сказал он.
– Ну и не надо, – обиделся персонал и включил радио погромче.
Хотя знаменитые выборы уже закончились (проимитировав некоторую активность трудящихся масс), радио продолжало жевать все ту же жвачку. Лист, терпевший радио уже несколько месяцев, не выдержал и взорвался снова. На что ему резонно ответили, что он политически неактивен, но должен быть счастлив, что живет в такое время, как наше, когда каждый может решить судьбу страны. «Должен быть счастлив» – такие светлые слова.
Ни на один вопрос о жене и дочери ему так и не ответили. Полный черных подозрений, Лист начал засыпать. Ему приснились все те же черные подозрения, но раскрашенные разными цветами. В последнем из его снов Лиза убегала от Листа с незнакомым старцем (старец кряхтел и отталкивался палочкой на бегу, но бежал со скоростью мустанга), а ребенка оставляла на попечение Листа. Такого кошмара доктор вынести уже не мог. Проснувшись, он ощутил прилив сил и решил прорваться сквозь заслон персонала, но увидел мирно глядящего на него сверху вниз очень загорелого человека с большими губами и бровями.
– Шли бы вы домой, – посоветовал загорелый.
– А как же жена? – спросил Лист.
– А с женой все в порядке.
– А как же ребенок?
– И с ребенком все в порядке.
В голосе загорелого слышалась некоторая неуверенность.
– Тогда я лучше пойду на работу, – сказал доктор Лист, – сегодня уже понедельник.
– Правильно, идите на работу, – сказал загорелый, – и ни о чем не беспокойтесь. Я сам загляну к вам и расскажу все подробности.
Поэтому утром двадцать восьмого доктор Лист был не в лучшей форме.
Ему не везло. Вначале он не мог найти ключ от сейфа, в котором лежали документы по операции. Безнадежно отчаявшись, он заметил, что ключ торчит в замке, а сам сейф не заперт. Мысленно отругав себя (с прибавлением отдельных выражений вслух), он принялся искать материалы, но в сейфе их не было. Похоже, что он их просто забыл в каком-нибудь трудновспоминаемом месте. Потеря документов – даже если это была потеря – не означала больших неприятностей или задержек, все существенное Лист держал в голове. Все же его настроение было снова испорчено. Даже самое испорченное настроение можно испортить еще больше.
Он дал Одноклеточной атлас и начал объяснять технику стереотаксиса. В атласе красовалась лысая мужская голова с впившимися в нее десятками иголок. Иголки фиксировали голову и не позволяли пациенту делать ни малейших движений. Картинка выглядела как прекрасная иллюстрация к «Молоту ведьм».
– А обязательно сбривать все волосы? – спросила Одноклеточная.
– Слушай объяснения, – сказал Лист, – и не лезь с глупыми вопросами.
Одноклеточная обиделась, но не сдалась. Она решила применить тактику Кота в сапогах.
– Наверное, даже такой замечательный хирург как вы, не смог бы сделать операцию, не сбривая волос.
– Я смог бы, – сказал Лист, – но… заткнись, иначе я не выдержу.
Одноклеточная больше не задавала вопросов. Из-за последней фразы она разочаровалась в человеческой природе.
– Таким образом, – продолжал Лист, – крепится голова. Это делается автоматически или вручную, по атласу. Потом включается томограф, он будет контролировать продвижение иглы к нужному отделу мозга. Во время продвижения канюли у пациента, т е. у меня, будут возникать различные зрительные и слуховые галлюцинации. Но я все время буду оставаться в сознании. Вы будете контролировать продвижение канюли к базальным отделам мозга только при помощи пульта с кнопками. Хирургические инструменты вам брать не придется. Вы будете слушаться моих команд и смотреть на картинку, даваемую томографом. Если две линии на экране разойдутся, то немедленно останавливайте операцию и сообщайте мне о расхождении. Я дам нужную поправку. Если линии расходиться не будут, это не значит, что все идет хорошо. Я буду вам сообщать о своих галлюцинациях, если они примут бредовый характер, то прекращайте операцию. Вы будете внимательно следить за моим телом. При малейшем намеке на клонусы мышц сообщайте мне. Когда канюля подойдет к нужной точке мозга, вы впрыснете мне донорские клетки. Вот и все. Вся операция не займет больше двух часов. Донорскую ткань я подготовлю сам.
– Мне можно будет посмотреть?
– Нет, это мой главный секрет. Да, смотрите, для вас это китайская грамота. Сейчас я вам покажу ту же операцию на крысе. Подойдите к малому аппарату через полчаса, к этому времени подготовьте крысу.
Выходя из операционной, Одноклеточная встретила хорошо знакомого ей очень загорелого человека. Он был одет в синий халат и зеленые бахилы, и имел выражение лица заправского хирурга.
– Вы ко мне? – спросила она.
Загорелый покачал головой.
– Доктор Лист, – не без злорадства сообщила она, – а к вам пришли. Это из Охраны Порядка.
И она ушла готовить крысу к операции.
Когда она вернулась с пищащим зверьком и бросила его в ящик, загорелый перебирал пробирки и с видом глубокомысленного дедуктива рассматривал каждую на просвет. Пробирками пользовались редко, поэтому они стояли или лежали в беспорядке, некоторые покрылись пылью, некоторые были не вымыты.
– А беспорядочек тут у вас, – заметил загорелый.
– Этим шкафом мы не пользуемся, – ответил Лист.
– Тогда надо его убрать, – сказал загорелый. – Видите, как просто решаются все проблемы.
Особенно те, которых нет, подумала Одноклеточная.
– Не лезьте с вашими советами, если вы ничего не понимаете, – вскипел Лист.
– Ну при чем же тут я? Я просто хотел дать вам хороший совет. А вы на меня набросились. Нервы.
– Не вам обсуждать мои нервы, – опять не выдержал Лист.
– Смотрите, вы сейчас горячитесь, а как бы потом плохо не было, – сказал загорелый. – Ведь люди без причин горячиться не станут. Я-то знаю людей, повидал. Есть видно за вами грешки, есть. Но продолжайте, я вам не буду мешать.
Он сел на кушетку, вынул подклеенную книгу о способах загара и принялся делать вид, что читает.
– Вы работайте, работайте, а я просто посижу.
– Нет уж нет! – возмутился Лист.
– Я всегда думал, что нужно говорить «ну уж нет», – сказал загорелый, – но теперь мне все ясно. У вас ничего не пропало?
– Нет.
– Это мы проверим. Присядьте, я сообщу вам неприятную новость. И приятную тоже. С какой начать?
Крыса пищала во всю, предчувствуя близкие страдания. Одноклеточная накрыла ее полотенцем.
– С какой хотите, с такой и начинайте, – сказал Лист.
– Тогда с плохой. В субботу утром, около одиннадцати ваша дочь была похищена из лечебницы.
– Что?!!
– Вот то самое. Ваша жена не пострадала.
Лист припомнил, что он делал в субботу утром, в одиннадцать часов.
Он смотрел фильм, в котором герой играл вообще без одежды, а героиня то раздевалась, то одевалась с регулярностью маятника. А в это время кто-то похищал его дочь. Он вспомнил о своей судьбе – оказывается, его судьба обожала черный юмор.
– Хорошая новость в том, что ваша дочь наверняка жива, – продолжал загорелый. – Мы точно знаем, что ее похитили с целью выкупа. Это модное сейчас преступление, киднепинг называется, кажется. На киднепинг сейчас самый сезон.
– Откуда вы знаете, что им нужен выкуп?
– Они оставили записку, я вам прочту. «Доктор, с вас десять тысяч долларов. Вы их не заработали.» Все. Предельно ясно.
– Вы какой язык учили? – спросил Лист.
В свое время загорелый учил немецкий, за четырнадцать лет изучения он сумел запомнить не более, чем четырнадцать слов, хотя старался. В последующие двадцать лет он оставался уверенным в своей полной неспособности к языкам, но совсем недавно обнаружил, что его коллеги знают гораздо меньше четырнадцати слов. Это радовало и обнадеживало.
– Немецкий, но знаете, как у вас учат…
– Listen to me, – обратился Лист к Одноклеточной и продолжал говорить по-английски. – Этот болван ничего не знает и не узнает. Дело в том, что сегодня я обнаружил пропажу лабораторного журнала со всеми записями. Это значит, что кто-то собрался сделать операцию сам, без моей помощи. Им был нужен донор и они выкрали ребенка, моего. Десять тысяч я действительно не заработал. Они собираются убить мою дочь. Отвечайте мне по-английски.
– Сколько времени им понадобится, чтобы разобраться в журнале?
– Несколько дней. Но я намеренно делал ошибки. Например, я написал, что для операции лучше всего подходит мозг восемнадцатидневного ребенка.
– Значит, у нас есть около двух недель?
– Да, если они поверят.
Доктор Лист выругался.
– Э, а это слово я знаю, – сказал загорелый, – я думал, что вы говорите по-латыни.
– Да, да, по-латыни, – сказал Лист, – я просто не знаю латинских ругательств, хотя они очень нужны; им не учат в институтах.
Он снова перешел на английский.
– Одноклеточная, слушайте внимательно. Мы не можем терять ни минуты. Как только этот идиот уйдет, вы приступите к операции.
