Сергей Герасимов - Карнавал
Лифт достиг конечного пункта, и двери открылись. Одноклеточная увидела четырех парней – неужели те самые, которые избили ее вчера? Конечно, те, просто память подводит, наивно надеясь обмануть саму себя.
Сегодня Одноклеточная имела цепочку с собой – специально на случай этой встречи, что же поделаешь? Она не спешила. Незнакомец вышел первым. Его лицо было все так же спокойно и уверенно. На зеленой стене появилась совсем свежая матерная надпись, с претензией на поэтичность и остроумная в своем роде. Надпись была выцарапана гвоздем и легко читалась. Взгляд незнакомца задержался на надписи лишь неисчислимо малую долю секунды – полное отсутствие удивления или реакции на новизну. Так ведет себя человек, в жизни которого случайность не играет никакой роли.
За минуту совместной поездки Одноклеточная уже вписала незнакомца в простейшую известную ей геометрическую фигуру: «волевой человек». Человек с такой этикеткой должен был пройти мимо хулиганов, не обратив на них внимания. Они же не трогают людей с волевыми лицами. Она приготовилась отдать цепочку.
На несколько секунд вышло солнце, косо осветив треугольники пола, это было так по-весеннему и так неожиданно, что совершенно меняло смысл происходящего. Одноклеточная сделала шаг, погружаясь по пояс в солнечный свет. Она так и не поняла, что же произошло. Незнакомец тихо сказал что-то одному из хулиганов, затем положил двоим из них руки на плечи, не замедляя шаг. Трое без размышлений пошли за ним. Четвертый остался на месте, недоумевая. Одноклеточная смотрела на четвертого; их взгляды встретились; взгляд четвертого был взглядом крысенка, которого поймал жестокий сказочный Крысолов. Крысенок пожал передними лапками и поспешил за остальными.
Вот оно что, подумала Одноклеточная, как понятно, и как жаль. (Она принялась чертить новую геометрическую фигуру.) Но как жаль, что он с ними заодно. И как жаль, что я могу так ошибаться в людях.
Выйдя на улицу, она продолжала думать о незнакомце. Это напоминало чувство, которое ты переживаешь, услышав, проходя, отрывок мелодии или разговора – несомненно знакомый отрывок, но не соединяющийся ни с чем в памяти. И так хочется дополнить отрывок до целого, что начинаешь злиться на себя за это глупое желание.
На улице дул ветер; ветер дул порывами, играя сам с собой; иногда ветер сворачивался в спирали и поднимал в воздух полупросохшие бумажки, оставшиеся на асфальте после стаявшего зимнего снега. Казалось, что все это было, было, было, что все это повторится еще много раз – почти мистическое чувство. Несколько раз капнул дождь и, застеснявшись, сразу же перестал, начал подсыхать на асфальте. Асфальт стал пятнистым, как шкура леопарда. Впереди шли мальчик лет семи и девочка постарше. Мальчик считал пальцем количество этажей в строящемся высоком доме и вырывал свою руку у девочки, считая себя самостоятельным. Девочка считала иначе.
Странно, подумала Одноклеточная, такое запоминающееся лицо, а я не могу вспомнить, где я его видела раньше. Ветер нес первую весеннюю пыль, сметая ее в струйки, шевелил завиток волос на затылке, звучал в ушах детским звуком большой морской раковины – под эти звуки она стала думать, вспоминать, мечтать.
Ты проваливаешься в мечту, как в зыбучие пески.
Мечта – это извилистый путь, который начинается с себя, а заканчивается кем-то.
Этим кем-то оказывался незнакомец.
Подходя ко Второй Авеню, она размечталась до полного неправдоподобия.
Чем глупее мечта, тем приятнее мечтать – может быть потому люди напиваются и принимают наркотики?
Какая глупость! – она наверняка больше никогда не увидит этого человека; или это один из работников лечебницы, которого она как-то видела мельком, вскоре она уйдет из лечебницы и не увидит его никогда. Но это слишком простое объяснение. А вдруг он давно хотел встретиться с ней? (Не подходит – он не так вел себя в лифте; не подходит – ну и пусть, тем приятнее), или еще что-нибудь более фантастичное.
Переходя улицу, она чуть было не попала под колеса микроавтобуса, на боку которого красовалась надпись из иероглифов. Шофер затормозил и выругался на вполне понятном языке.
Ну и ладно, подумала Одноклеточная, если так опасно мечтать на улице, то я домечтаю дома. Она решила описать в дневнике впечатление от этой встречи.
16
Протерозой, 28 марта.
Терпимость к людям и нетерпимость к обстоятельствам – вот два свойства порядочного человека. К сожалению, большинство этого не знает и поступает наоборот.
Доктор Лист был не в лучшей форме – ему пришлось провести две почти бессонных и безобразно скандальных ночи. А началось все с того, что двадцать шестого, в субботу утром, его не пустили к жене. Ни на один свой вопрос он не получил ответа. Женщина, сидевшая за столом и ставившая загадочные цифры на загадочных бланках, безапелляционно заметила, что в этой лечебнице посетителей принимают только после двух. Доктор Лист попробовал все же подать апелляцию на тему: я еще больший доктор, чем вы и все ваше начальство. На что женщина сказала такие слова, которых доктор Лист никак от нее не ожидал. Некоторые из этих слов он не слышал со времен своего детства, а некоторые слышал вообще впервые – как всем известно, язык наш велик и могуч, а во дни сомнений и тягостных раздумий (т е. в наши дни) он дает и поддержку, и опору. Надо лишь уметь им воспользоваться.
Лист решил смириться и прийти после двух. До после двух оставалось еще четыре часа, и доктор Лист прошелся по набережной, напрягая свои аналитические способности. Проблема состояла в том, чтобы убить время. Но время умирать не хотело, оно оказалось живучим. Вся прогулка по набережной заняла семь минут. Прогулка в обратном направлении – восемь, к тому же доктор замерз от медленной ходьбы. Пока время побеждало.
Тогда доктор Лист решил убить время более радикальным способом – пойти в кино. Афиши кинотеатров не обещали особого разнообразия, они изображали исключительно оголенных женщин. Доктор Лист, поколебавшись между добродетелью и здравым смыслом, выбрал женщину средней оголенности. Он купил билет, предварительно изумившись цене. Кинофильм уже давно жил собственной жизнью в пустом зале; редкие посетители загадочно входили, выходили, прятались в темноту, нисколько не интересовались происходящим на экране. Доктор Лист не был в кинотеатре уже много лет. Он помнил переполненные залы, широкие плечи впереди сидящих, из-за которых так трудно что-либо увидеть, обязательное снимание шапок перед началом фильма. Поэтому он снял шапку, хотя никто не просил его – просить было некому. Сюжет фильма был невероятно прост: грабитель забирается в комнату к молодой женщине, она его опаивает снотворным, приковывает наручниками к кровати и насилует на протяжении всего фильма. Иногда, в моменты утомления, ей помогает подруга. В конце концов несчастного отпускают, но, погуляв на свободе, он возвращается опять. К средине фильма пришли двое подростков и сели впереди Листа. Подростки курили, разговаривали во весь голос, таблетки называли «колесами» и возмущались, что ничего интересного не показывают. Подростки были большими гурманами – их могли порадовать только совершенно необычные извращения. Их лица, освещенные экраном, будто мерцающим светом свечей, казались сморщенными, как печеные яблоки. Посидев минут двадцать, подростки ушли. Доктор Лист вытерпел до конца.
Время, основательно утомившись в борьбе, сейчас сопротивлялось не очень упорно – двух часов Лист дождался без особого труда.
В два часа уже другая женщина за тем же столиком любезно сообщила, что ничего сообщить не может. Лист решил ждать до конца. Около четырех он заметил мелькнувшего на лестнице человека в форме Охраны Порядка и забеспокоился.
– Что здесь происходит? – спросил он женщину за столиком.
– Ничего не могу вам сообщить, – ответила женщина и продолжила нумеровать загадочны карточки. Стопка карточек значительно увеличилась в объеме – она росла со скоростью два сантиметра в час.
– Я не уйду, пока всего не узнаю! – начал закипать доктор Лист.
– А ради Бога, – вяло откликнулась женщина, – мне не так скучно будет дежурить ночью.
Женщина выглядела постаревшей красавицей, которая двадцать лет проспала в хрустальном гробу, но проснулась от того, что принц так и не появился.
Лист постепенно свирепел. За последующие сутки он развязал и успешно провел три больших и огромное количество маленьких скандалов. В скандалах участвовали все желающие из персонала – желающих хватало – Охрана Порядка сохраняла заинтересованный нейтралитет и не шла дальше легкого науськивания. Наконец, ночью двадцать восьмого Лист смирился с обстоятельствами, зафиксировал предельное недовольство на лице, поудобнее устроился на стуле и начал засыпать. Персонал сразу же подобрел. Кто-то принес доктору Листу бутерброд, как голодной собачке, но стал в отдалении, чтобы собачка не покусала.
