Виктор Мартинович - 墨瓦 Мова
Мы довольно быстро спустились, причем все время двигались по основным крупным улицам. На этот раз обошлось без акробатики и прыжков над бездной по жердочкам. Мы вышли из чайна-тауна в районе улицы Немига. Тут нас уже поджидал камуфляжный с двумя дюжинами бойцов. Рядом стоял огромный представительский «Мерседес», принадлежащий Мастеру благовоний. Интересно, что среди китайцев по сей день считается крутым покупать немецкие автомобили, несмотря на их признанную ненадежность, на то, что они часто ломаются и тарахтят по время движения, как старый трактор. Но это дань традиции: когда-то триады работали только в Юго-Восточной Азии, европейские автомобили стоили там значительно дороже японских и были признаком статуса (к тому же в те далекие времена, до Скорби, европейские автомобили были еще относительно качественными). Сейчас, когда триады контролируют европейскую территорию, они продолжают считать признаком статуса рассыпающиеся немецкие драндулеты. И кто после этого скажет, что китайцы – не консерваторы? — Едем по Богдановича к Бангалор, там сворачиваем у Макдональдса и по Мао Цзэдуна – к Колоса, – объяснял камуфляжный своим подчиненным. – По пути туда ЧС возникнуть не должно, всем готовиться к ЧС на обратном пути. Стволы иметь под рукой, обоймы полные. Проблемные места: перекрестки с Варвашени, Колоса, Чернышевского, Волгоградской – там могут работать снайперы и с крыш тяжелое оружие. Объект будет вот в этой машине, – он кивнул на «Мерседес». – Она бронированная, но два попадания из «Мухи», и все внутри салона превратится в chiсken wok.
Камуфляжный быстро повторил то же самое по-китайски, видимо, далеко не все бойцы понимали запрещенную мову. После скомандовал: «По коням!», — вскочил на мотоцикл, сухо кивнул Мастеру благовоний и умчался в окружении своих демонов обеспечивать нам «коридор». Я обратил внимание, что к его сидению был прикреплен винтажный автомат Калашникова, а сзади на байк был прилеплен небольшой белый флажок с красной полосой посередине – может быть, символ спортивного клуба или футбольной команды, за которую он болел.
Мы подождали с минуту и двинулись за ним, а вслед за нами пристроился джип Geely с пацанами из охраны Мастера. Они немного опустили стекла и выставили стволы – берегись армии императора! Вопрос, есть ли у них разрешения на все это оружие, был бы риторическим, потому что невозможно было представить того, кто мог бы им этот вопрос задать.
Был ли я готов отдать им книгу? Я этого не хотел. Представьте: вы нашли на дороге миллион юаней. И уже успели распланировать, как вы эти деньги потратите. А тут появляется хозяин миллиона и требует его вернуть. Как бы вы себя ощущали? Хотелось бы вам бросить последний взгляд на свое сокровище, перед тем как с ним распрощаться? Книга была моим шансом – на современное жилье, на счастливую беззаботную жизнь. Я не очень умен, и вы это видите. У меня нет модного сегодня образования в области чартерного финансового анализа. Все мое богатство – мое наивное лицо и честные голубые глаза. Поэтому и остается либо наркоторговля, либо работа в мелкой китайской лавочке у хозяина-скупердяя. Книга была моим последним шансом на Ирку. Да, на Ирку.
Мы мчались по Колоса, когда машину обдала ревом сирены опередившая нас «скорая» со включенными проблесковыми огнями. «О, интересно», — только успел подумать я, как на перекрестке с Волгоградской сбоку с надрывным гулом вырулила гигантская машина «чрезвычайников» с красной сиреной. Лицо Чу Линя содрогнулось, и он что-то сказал по-китайски. Я переспросил, и он рявкнул: «Что-то случилось. Это ненормально». Достал рацию, нажал кнопку, спросил:
— Что там? Несколько секунд длилось молчание, потом, через шум и помехи, голос камуфляжного: — Неясно. Что-то непонятное впереди. Какой-то бардак. Погоди.
Чу Линь опустил стекло и пальцами показал сложную последовательность знаков водителю джипа, следовавшего за нами. Возможно, это была команда «тревога», потому что парни в джипе вернули пушки в салон и начали прикреплять к ним магазины. Я вот только одно понять не мог: они – из триады. Чего им вообще бояться? Чу Линь мусолил в руках рацию, ожидая выхода на связь камуфляжного. И все-таки не выдержал и снова спросил:
— Ну! Что там? Докладывай!
— Мы на месте. Тут жопа. Полная жопа. Пожарные, «чрезвычайники», дым. Пока непонятно.
Водитель «Мерседеса», услышав слова из рации, замедлил скорость, но Мастер благовоний наклонился к нему и быстро помахал перед его лицом ладонью – едь, едь быстрей! Рация ожила: — Четыреста тридцать второй, это Красный столб[23]! – нервно, на каком-то пределе напряжения проговорил голос камуфляжного. – Я не даю разрешения на приближение! Держитесь поодаль! Тут небезопасно! Был взрыв! Я не полностью понимаю ситуацию! Я не даю разрешение на приближение! Как поняли?
У меня на голове волосы встали дыбом. Что там происходит, в моем тихом дворике, в котором уже пятьдесят лет подряд захирелые алкоголики мирно резали друг друга? Водитель, услышав рацию, затормозил, но Мастер благовоний повел себя непредсказуемо: — Чего тормозишь? Вперед! — Но ка-ман-да бы-ра… — с сильным китайским акцентом возразил водитель. — Какая команда? – выпалил Чу Линь и выключил рацию. – Я даю команду – вперед! На всей скорости! Лимузин заревел двигателями, с присвистом включилась турбина. Мастер приподнял половичок под своими ногами, открыл выкрашенный в цвет кожи салона люк и достал оттуда здоровенный Desert Eagle с золотым барельефом Guan Yu на рукояти. Взглянул на меня и быстро бросил мне антикварный Colt Python 357 с инкрустацией из слоновой кости. — Знаешь, как пользоваться? Я оружием пользоваться не умел да и не собирался. Более того, я не понимал, в кого он собирается стрелять. И кто собирается стрелять в нас. Мне хотелось сию же секунду испариться из этого уютного кожаного салона, несмотря даже на то, что он был защищен пластинами брони. Я попробовал представить, что происходит, когда в такой салон попадает гранатометный снаряд «Мухи», и мне показалось, что chiсken wok – это неподходящее сравнение. Сгоревший chiсken wok, который держали на огне до тех пор, пока он не превратится в угольки – скорее так. Мы повернули в переулок, ведущий в мой двор.
ДжанкиПервое, что убили китайцы, – это время. Ощущение времени – конвенциональная категория. Сейчас 18.04 только потому, что мы, люди, договорились считать это время как 18.04. Когда в Минске появилась толпа понаехавшего народу, которая ощущала время совсем иначе, наши отношения с будущим, прошлым и настоящим стали быстро меняться.
Сейчас четыре тысячи семьсот сорок первый год по китайскому календарю. Сейчас год Свиньи. Сейчас две тысячи восемьдесят шестой год по тайскому календарю, по которому тут живет все тайское комьюнити из Дроздов. Сейчас две тысячи какой-то там год по григорианскому календарю – если кто-то еще про такой что-то помнит. Сейчас пятьдесят пятый год Эры установления мира по японскому календарю, по которому жить считается очень модным среди китайцев upper-middle. По тому же календарю сейчас пятьдесят пятый год правления супердолгожителя Хэйсэя, да наделит его Будда добрым здоровьем. Сейчас три тысячи шестьсот третий год от основания Дзимму – по старому японскому календарю.
Раньше, когда мы жили в 1991 или 2014 году, все было просто и понятно. Ты родился в 1977-м, ты умрешь не позднее 2077-го, потому что мы не японцы и дольше ста лет жить не научились. Двадцатый век – прошлое, двадцать первый – будущее. Время было линейным и монолитным. Человека, который бы в 2013-м говорил, что сейчас 4711-й, просто бы сдали бы в дурку. Но сегодня мы в этой дурке живем. У Минска больше нет монолитного времени, а понятие «истории» размылось, превратилось в миф. Когда был подписан Союз? В каком году? По какому календарю? Когда мы построили стену с Евросоюзом?
При отсутствии времени природа событий искажается, остаются только события как таковые. Имена, фамилии. Подвиги, которых всегда на этой земле не хватало. Мы живем не в четыре тысячи семьсот сорок первом. Мы живем – сейчас. Все, что было до сегодняшнего дня – прошлое. В случаях, когда конвенциональным образом сложно определить даже смысл слова «сейчас», разобраться с прошлым становится в принципе неподъемной задачей: когда оно наступает? Какие темпоральные градации имеет? Все, что впереди – будущее. Неясное, зыбкое, не связанное с нашей «теперешностью» простой системой математических координат. Так рождаются драконы и волшебные змеи, так появляются богатыри и витязи, так начинают двигаться холмы и говорить горы. Потому что прошлое становится локусом мифа.
Время, обжитое время, время повседневности, живет в цикличном повторении. Оно больше не луч, направленный из прошлого в будущее. Это барабан. Колесо Дхармы. Это Дао. Это вечное чередование фаз Луны, дней недели. Это чередование имен года (я родился в год Дракона).
