Александр Смирнов - Чернокнижник

– Так оно и есть. Я спорю сам с собой. Ведь только в споре рождается истина. Один Сапожников приводит одни аргументы, а другой другие.

– Тихо, тихо, тихо! – прерывает Петра редактор. – Мы же договорились не произносить эту фамилию.

– Прошу прошения. Я имел в виду – один Чернокнижник приводит одни аргументы, а другой Чернокнижник другие.

Редактор улыбается и смотрит на Петра, как на сошедшего с небес Иисуса.

– Это же изобретение! Обычно автор высказывает только свою точку зрения, а читатель может с ним либо согласиться, либо нет. А вы предлагаете читателю обе точки зрения. Следовательно, какую бы точку зрения не разделял читатель, он всё равно останется вашим почитателем.

Чернокнижник театрально поклонился.

– Это же формула популярности!

Ну слава Богу! Все лавры не только диссидентам достаются, что-то и нам грешным перепадает – вот взял, и формулу популярности изобрёл.

Пётр практически переселился к Кате. Предки, уехавшие к своим заболевшим родителям в другой город, не вернулись. Квартира, которая осталась после их смерти, так понравилась детям, что те, оставив своего уже взрослого ребёнка одного, остались в этом городе навсегда.

Праздник, который отмечали Пётр и Катерина, был и радостным и грустным одновременно. Радостным он был потому, что Пётр, как писатель, был признан редакцией, и первая его книга в скором времени должна была увидеть свет. Грустным он был потому, что все рукописи, которые он отдал в редакции, остались без ответа, а рукопись этого недоучки и диссидента с первого раза была не только замечена, но и получила самую высокую оценку.

– Да перестань ты расстраиваться, – успокаивала своего молодого человека Катерина. – В конечном итоге, деньги не пахнут.

– Всё равно обидно, он даже оттуда, из-за границы, и то указывает мне, что и как писать.

– А помнишь, ты говорил, что это не он, а мы будем миллионерами?

– А теперь он живёт в Париже! Нобелевский лауреат, его весь мир читает. А ведь всё могло быть совсем по-другому.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла Катя.

– Помнишь, когда кагэбэшники в гараж пришли? Я тогда от всего отрёкся и сдал его с потрохами. Если бы не это, сейчас не он, а я в бы Париже жил.

– Мог бы быть и совсем другой вариант. Сослали бы в какую-нибудь тьмутаракань, и сгнил бы там, вот и всё.

– Да, никто не знает, как судьба распорядится.

– Давай лучше выпьем за твою формулу успеха!

– Популярности, – поправил Пётр.

– Ну популярности. Не всё ли равно? Её-то ты придумал, а не он.

– Что толку? Формула есть, а как её применить, никому не известно.

– Всё равно, давай выпьем за то, что она есть.

Звон хрусталя немного отвлёк от грустных мыслей. Вино наполнило душистым ароматом комнату и согрело тела. Лёгкий дурман вскружил голову, и минорная составляющая настроения уступила место мажорной.

– А гонорар заплатили? – спросила Катя.

– Нет, на следующей неделе обещали.

– Много?

– Западники, конечно, больше платили, но если считать по нашим, советским меркам, то очень даже солидно.

– Ну хорошо, здесь получилось, а что дальше?

– Дальше у меня остались его черновики про следователя.

– Какого следователя?

Пётр рассказал своей подружке историю следователя, который допрашивал его тёзку.

– Мне что-то про учительницу не понятно. Это кто? – спросила Катя.

– Я сам толком не знаю. Он же к нам из другой школы пришёл.

– А из какой?

– Я не знаю. Но узнать не составит труда. Только не понимаю, зачем.

– Если мы будем знать, из какой школы он пришёл, значит, нам будет известно РОНО, в котором хранится его сочинение. Ты представляешь, какой детективный роман можно будет написать на этой основе?

Голова человека – это тот орган, который ничему и никому не подчиняется, она сама отдаёт команды организму, который слушается её беспрекословно. Вероятно, именно поэтому воспалённые головы молодых людей, согретые алкоголем, тут же приступили к сочинению нового детективного романа, обещавшего стать бестселлером.

– Самое главное, чтобы сюжеты были яркими, – рассуждал Пётр, – а это достигается, когда между положительным и отрицательным героями возникает пропасть. Чем глубже пропасть, тем ярче сюжет.

– И как создать эту пропасть? – спрашивает Катя.

– Есть два способа: можно очень низко опустить отрицательного героя и очень высоко возвысить положительного.

– А если взять, и всё перепутать, – начинает рассуждать Катя, – если в конце положительный герой превращается в отрицательного, и притом, гораздо хуже того, которого мы опустили на самое дно.

– А это уже называется интрига. Читатель должен всё время находиться в напряжении, и никогда его догадки не должны увенчаться успехом.

– Надо так взволновать читателя, – продолжает Катя, – чтобы он, сволочь, в обморок упал или инфаркт хватанул!

– Что-то ты не очень-то жалуешь своего читателя, – смеётся Пётр, – слишком всё черно получается.

– А за что мне их любить? За то, что они предпочтение отдают ему, а на тебя даже не смотрят? Читатель существует только для одной цели – отдать свои деньги нам. А насчёт чёрного – тут всё логично: ты же чернокнижник, будь любезен соответствовать своему псевдониму.

Молодые люди смеются и улыбаются. Наконец-то они ясно увидели свою цель. И цель эта прекрасна. Эта цель состоит из денег: рублей, долларов, фунтов, и их так много, что начинает захватывать дух.

Видимо, захлебнувшись своей мечтой, Пётр приземляется на нашу грешную землю.

– Всё это очень хорошо, – говорит он, – остаётся только выяснить, откуда столько сюжетов взять. Ну выдумаем десять, двадцать, а дальше?

– Надо вытащить сочинение из РОНО. У него много сюжетов.

– Завтра же пойду и начну вытаскивать его оттуда, – обещает Пётр. – Но, ведь и он не бесконечен.

– А твоя формула?

– Поясни! – Пётр наливает в рюмки остатки спиртного.

– Тот Сапожников нужен нам только до той поры, пока имя Чернокнижника не затмит его. А дальше мы нанимаем молодых, талантливых писателей, у которых нет имени, с которыми в редакциях никто не хочет разговаривать, и начинаем использовать их.

Пётр шарит по столу глазами в поисках бутылки.

– Я не понял, это что, всё?

– Что, всё? – не понимает Катя.

– Вот это, всё? – Пётр показывает на пустые бутылки.

– Петенька, тебе уже хватит. Ты еле сидишь.

– Обожди, обожди, ты что, забыла, что мы празднуем? Тебе не нравится формула, которую я изобрёл?

– Мне нравится, но ты уже…

– Никаких но! Мы даже не выпили за мою формулу! Ты хочешь, чтобы у нас всё сорвалось?

– Я не хочу, но…

– Тогда никаких но!

Катя выходит из-за стола и нехотя подходит к серванту. Она засовывает куда-то руку и достаёт бутылку коньяка.

– Так это же другое дело! – радуется Пётр. – Откуда ты её достала?

Он пытается сосредоточиться, но очертания серванта и рук хозяйки расплываются. Пётр всматривается и удивляется:

– Так у тебя сколько сервантов, два или три?

– Ну всё, что называется, напился! У тебя уже двоится.

– Да я трезв, как никогда!

Пётр, качаясь, подходит к хозяйке и отбирает бутылку.

– Петя, хорошо, давай за формулу по одной, и всё. Ты же сегодня даже с Жу-жу не виделся.

– Согласен, по одной, и едем к Жу-жу.

Пётр наливает коньяк в маленькую Катину рюмку, а свою отодвигает в сторону.

– По последней, так по последней. – Вместо рюмки он наливает коньяк в фужер, который предназначен для лимонада.

– Что ты делаешь?! – кричит Катя.

Увы, она ничего не успевает сделать. Пётр залпом выпивает фужер и заваливается на диване.

– А теперь поехали к Жу-жу, – еле выговаривает он.

Катя подходит к своему гостю, который со счастливым и придурковатым лицом спит на диване, заливая свою белоснежную сорочку слюнями.

– Не нужна тебе больше Жу-жу, – печально говорит Катя. – Бутылка водки тебя теперь больше устраивает.

Искать старое школьное сочинение в стенах такого солидного учреждения, как РОНО, это всё равно, что искать маленькую иголку в стоге сена.

– Посудите сами, – говорит заведующий РОНО писателю, сидящему в его кабинете, – этих сочинений тысячи. Скорее всего, его вообще нет.

– Раве их не сдают в архив? – спрашивает писатель.

– Это же не документ, чтобы сдавать его в архив. Я вообще не понимаю, почему вы пришли к нам за школьным сочинением? Идите в школу, там их хоть пруд пруди. В РОНО сочинения попадают редко, только для проверки.

– Именно для проверки оно к вам и попало, – не успокаивался писатель. – Более того, оно стало основанием для возбуждения уголовного дела.

– Уголовного дела? – удивился начальник РОНО.

Его лицо вдруг стало задумчивым. Он как будто ушёл куда-то далеко-далеко.

– А ведь я помню это сочинение, – сказал начальник, выйдя из прострации. – Это сочинение Чернокнижника, оно наделало в своё время много шума.