Дмитрий Барчук - Орда

Марина звонила из Москвы. Вначале часто, чуть ли не каждый день, а потом все реже и реже. Говорила, что не может решить проблему с конкурентами. Нужно время. Но потом Андрей Александрович узнал из газет, что одна московская фирма начала освоение его месторождения, и понял, что жена ему врет. За ее вещами заехала Лариса Ивановна Лебедь, отправляющаяся в командировку в столицу. Забрала все новое и дорогое из Марининого гардероба и увезла ее одежду в двух большущих чемоданах на колесиках фирмы «Самсонайт».

Аленка закончила школу с золотой медалью и тоже уехала в Москву. Она без проблем поступила в МГУ, на юрфак. Сын вначале, пока находился в учебке, писал часто. Но после того как их батальон перебросили в Чечню, письма от него стали приходить все реже и реже.

Университетский товарищ Владимир Киреев блестяще защитил кандидатскую диссертацию, и его пригласили на кафедру в университет. Вначале старшим преподавателем. Но не прошло и месяца, как дали доцента. Его подруга-страховщица хорошо похлопотала. Новоиспеченный кандидат наук тут же взялся за написание докторской диссертации, продолжая разрабатывать прежнюю тему.

У Аксакова скоро кончились деньги, и он был вынужден уволить домработницу Клаву. И теперь всю работу по дому ему приходилось делать самому. Ушел от него и водитель Юра, забрав с собой «вольво». Андрей Александрович не смог ему в этом отказать.

Свой джип он продал. Надо же было на что-то жить. И теперь ездил на автобусе и на маршрутном такси. Даже на дачу. Бедолаге Черчиллю пришлось привыкать к наморднику. Иначе страшного пса в общественный транспорт не пускали.

Туалет в огороде Аксаков перенес на новое место. А на прежнем хотел вначале поставить крест. Но это вызвало бы различные кривотолки среди соседей. Потом думал положить какой-нибудь валун вместо могильного камня. Но и эту мысль он отогнал прочь. Потом замыслил разбить цветник. Но когда он приехал однажды после недельного перерыва на дачу, то увидел, что малина сильно разрослась и полезла как раз к месту захоронения. И тогда он решил ничего не делать. Пусть все идет, как идет. Жизнь у этих молодых людей была временами сладкая, но большей частью колючая. Малиновые кусты – лучшее им надгробие.

Пару раз звонил ему Сергей Извеков, справлялся о работе. У него все уладилось, и всего за пятую часть от суммы, которую он умыкнул из монреальского банка. Не считая расходов на адвоката, которые, как и обещал, Аксаков взял на себя.

Получив массу свободного времени, Андрей Александрович пристрастился к физическому труду. Сам разбил на даче цветник и соорудил газон. Потом ему пришла в голову мысль построить беседку. Вначале хотел нанять плотников, а потом прикинул, что обойдется дороговато, и построил сам. Вокруг посадил плющ. И иногда, сидя в беседке, мечтал, как разрастется этот плющ и обовьет собой всю беседку. И станет в ней тенисто и прохладно даже в жаркие августовские дни. И будут они после бани пить в этой заросшей плющом беседке чай. Он, Марина и Аленка. Ведь должны же они приехать хотя бы в августе?

Все пропало! Я погиб! Теперь уже окончательно и бесповоротно. Эта подлая монголка Бортэ украла мой дневник, в котором я вел все свои записи. Прочитала его и узнала, что я никакой не учитель французского языка. И что меня выручила Азиза. Что я сплю со старшей женой воеводы, она знала и раньше. Но о том, как я к ней при этом отношусь, она не догадывалась. И потом… Какой же я дурак. Ну зачем нужно было мне доверять бумаге свои замыслы о побеге в Россию, мои разговоры с Азизой насчет переоформления асташевских заводиков. Теперь эта родственница Чингисхана знает обо всем и грозится отдать мой дневник своему мужу, когда он приедет. И она это, точно, сделает. Уж лучше бы мои записки попали в руки Елены. С ней хотя бы была надежда договориться. С этой же фанатичкой никакие переговоры не возможны. А уж воевода меня за мои томские приключения и помыслы по головке не погладит.

И надо же! Проклятым татарам стала благотворить фортуна на поле брани. Несколько громких побед на Урале. И, о Боже, Орда вырвалась на камские просторы. Идет на Казань!

Господи, умоляю, спаси меня и Россию!

Часть вторая

Падение третьего Рима

Блюди и внемли, благочестивый царю, яко вся христианская царства снидощася в твое едино, яко два Рима падоша, а третий – Москва – стоит, а четвертому не быти.

Из послания псковского старца Тилафея Великому князю Московскому Василию сесть за написание этих мемуаров меня побудили события последнего времени. Так получилось, что из‑за отдаленности нашего острова и отсутствия постоянного сообщения с материком о вторжении французов в Россию, об их позорном бегстве и торжествующем шествии российских войск по Европе я узнал одновременно. Эти известия всколыхнули в моей памяти события сорокалетней давности, которые я считаю неоправданно забытыми. О них-то я и хочу теперь поведать миру. Ибо не будь этих событий, мы бы не оказались, как и триста лет назад, победителями Европы, а Россия никогда бы не стала такой великой страной, коей она является сейчас, и я искренне надеюсь, что останется таковой и впредь. Значит, все, о чем я хочу рассказать, было не зря.

Из‑за старческой немощности и плохого зрения я диктую свои воспоминания моей верной и дорогой помощнице Акини-сан. И если в рукописи случатся ошибки или повторы, то это лишь вследствие того, что моя дражайшая супруга не очень хорошо знает русскую письменность. За это я прошу искреннего извинения у того, кто рискнет прочесть эти записки.

В середине июня 1774 года в сражающиеся с превосходящим по численности и вооружению неприятелем войска приехал Великий Царь. Мы тогда стояли под крепостью Оса, на северо-западе башкирских земель. Эта крепость была у нас, как кость в горле. За ней открывались камские и волжские просторы, откуда прямая дорога на Москву. Но крепость сия жалила нас здорово, полностью оправдывая свое название зловредного и больно разящего насекомого. Две наших атаки были отбиты. Двое из моих командиров – начальник артиллерии Иван Белобородов и удалая голова Салават – получили ранения.

Царь прискакал на белом иноходце в окружении малой свиты накануне третьего штурма. Слух о появлении законного государя дошел и до засевших в крепости гвардейцев. Они выслали парламентера, отставного солдата, пару лет назад сопровождавшего немецкого путешественника Погана Георги в его экспедиции по нашим краям, побывавшего в Тобольске и лично видевшего нашего повелителя.

Едва только он переступил порог моего шатра, в котором царь отдыхал после долгой дороги, как со словами «Ты наша надежа, государь!» упал ему в ноги. Царь встал с подушек и велел солдату подняться. Потом поговорил малость со служивым, спросил, видался ли он еще с уважаемым Иоганном Готлибом, где сейчас проживает ученый муж и как его здоровье. Солдат ответил, что живет господин Георги в Санкт-Петербурге и, кажется, пишет книгу о своих сибирских странствиях. А о здоровье исследователя он не ведает. Еще сказал, что гарнизонные гвардейцы послали его удостовериться в подлинности царя. Теперь он убедился в этом и пообещал, что завтра утром они свяжут своих офицеров и откроют крепостные ворота.

Так оно и случилось. И мы вошли в Осу без единого выстрела.

В тот же день в доме коменданта крепости собрался военный совет. Кроме царя и вашего покорного слуги на нем присутствовали все наши главные командиры: Юлаев, Белобородов, Пугачев, Перфильев и Овчинников.

Решалась судьба летней кампании, а, может быть, и всей войны. И тут мнения разделились. Я и Белобородов считали, что время для решающего удара еще не настало, у нас мало сил для похода на Москву. Мы предлагали перейти от наступления к обороне. Укрепиться на отвоеванной нами Оренбургской линии: Карагайской, Петропавловской, Степной и Троицкой крепостях. Затем линию обороны провести через Чебаркульскую крепость.

Златоустовский и Саткинский заводы. А основную роль в защите Урала мы отводили только что взятой нами Осе.

– Если мы оставим здесь мою батарею, – убеждал собравшихся Белобородов, – эта крепость станет неприступной, и тогда ворота башкирских земель будут на надежном замке.

– Нельзя забыватъ, что в нашем тылу остался сильный отряд подполковника Михелъсона, – поддержал я артиллериста. – Это умный командир. Он прошел Семилетнюю войну, русско-польскую, участвовал во всех турецких кампаниях. Это ж он отбил у нас Уфу. Надо, не медля, всей ордой навалиться на Михельсона…