Дмитрий Барчук - Орда
– Вот, внука твоего приехала в армию проводить, – сказала Маринка.
Кирилл Сайфутдинович сразу насупился и, подавая жене свое кашемировое пальто, купленное им в Вашингтоне, с нескрываемой обидой произнес:
– Ты мне про этого оболтуса лучше не говори. Он такой же разгильдяй и гордец, как его папаша. Нисколько не уважает старших, себе на уме. Ну и пусть едет в свою Чечню. Может, хоть абреки ему там гонор-то убавят. Тоже мне, спаситель отечества нашелся!
– Однако у меня есть в Москве еще одно дело, в котором мне понадобиться твоя помощь, – продолжила дочь.
Глава семейства сразу обмяк и сказал подобревшим голосом:
– Пойдем выпьем чайку, дочка. А за чаем ты мне подробно расскажешь, что у тебя за дело и какая требуется от меня помощь.
– Неужели? Глазам своим не верю! Твой умный и самостоятельный муженек так глупо и бездарно подставился, – заключил Кирилл Сайфутдинович, ознакомившись с бумагами, которые показала ему дочь.
Он снял очки в модной оправе, собрал в стопку Маринкины доверенности, ласково потрепал ее по щеке и сказал:
– Могу тебя поздравить, дочь. Ты богатая и независимая женщина.
– Только тут есть одна сложность, – возразила Марина. – Объявились какие-то конкуренты. Они даже покушались на жизнь Андрея, а потом упекли его в тюрьму, и сейчас его преследует налоговая полиция.
– Это не проблема, – успокоил дочь Кирилл Сайфутдинович. – Который сейчас час? Без пятнадцати двенадцать. Поздновато. Но ничего. Семен простит. Лида, подай мне, пожалуйста, трубку.
Министр быстро, по памяти, набрал номер.
– Алло, это Зиганшин. Мне бы Семена Павловича, – не извинившись за поздний звонок, потребовал отец Марины Кирилловны.
– Семочка, добрый вечер. Да, это Кирилл Сайфутдинович беспокоит. Слушай, ты там одно месторождение в моей бывшей области хотел, так я готов вести с тобой переговоры. Какой такой зять? Этот что ли, алкоголик? Так он уже вне игры. Лицензия оформляется на компанию, которой владеет моя дочь единолично. Понял? Что, твой помощник разговаривал с ней? И какую цену он ей предложил? Десять? Семочка, ну это же смешно. За месторождение, которое в год будет давать миллион тонн нефти, всего десять.
– Я ему сказала, что буду продавать не меньше чем за тридцать, – шепнула отцу Марина.
– Слышал? Хозяйка хочет тридцать. Да, безусловно, с полным содействием с моей стороны. Сколько тебе времени надо, чтобы подумать? Сутки. Хорошо. Я жду до утра послезавтра. Если ты не приготовишь деньги к тому времени, то я найду другого покупателя. Не забывай, что последние геологические изыскания подтверждают запасы вдвое больше, чем предыдущая разведка. Усек? Ну, бывай, Семочка. Спокойной ночи.
Кирилл Сайфутдинович трубке отбой и удивленно посмотрел на дочь:
– Тридцать миллионов долларов? Не многовато ли ты заломила, красавица? Десятка, конечно, не цена. Но тридцать при нынешних мировых ценах на нефть – это перебор. А вот двадцать – двадцать два миллиона будет в самый раз.
– Пап, давай тогда хоть двадцать пять. Ровная цифра, – предложила дочь.
– Хорошо, – согласился министр. – Будем стоять на двадцати пяти. А супруга-то своего куда денешь? Он в этом раскладе тебе совсем не нужен. Дети выросли. Один оболтус вон идет воевать, а Аленке поступать в этом году. Поступит в приличный вуз. Найдем ей хорошего жениха. Не из голодранцев, но и не из великих. Положением чуточку пониже нашего, чтобы она чувствовала себя хозяйкой в доме. И тебе, Марина, пора определяться. Не пара тебе Андрей, не пара. Поживи ты, дочка, хоть немного для себя. Попутешествуй по свету. Себя покажи. Ты же красивая, умная баба. А живешь черт знает с кем. Бросай ты эту провинцию. Переезжай к нам, в Москву. Мы тебя с матерью выведем в высшее общество. Хватит тебе быть прислужницей у этого зазнайки. Хватит.
* * *– Хватит тешить себя иллюзиями. Кампания проиграна. Из-под Оренбурга Орду выбили. Уфа взята. Через месяц-другой императорские войска будут в Томске. И ты думаешь, что вам, семейству врага императрицы, оставят все ваши заводики и фактории. Как бы не так! Все конфискуют в доход казны. А сына твоего закуют в кандалы и отправят на каторгу. Ты этого хочешь? – я почти перешел на крик.
А как еще было доказать этой глупой бабе, что надо спасать себя и свое имущество!
Мой план был прост. Убедить старшую жену воеводы отпустить меня вместе со своим сыном и с Мари в Россию. Передать Ивану бумаги на все предприятия, принадлежащие Асташевым, и карту с золотыми приисками, чтобы, воспользовавшись связями моего папеньки в Санкт-Петербурге, заранее застолбить их за прежними владельцами.
– Конечно, придется чем-то поступиться. В Петербурге просто так ничего не делается. Как говорится, не подмажешь – не поедешь. Зато ты сохранишь основной капитал и убережешь свою семью от гонений, – убеждал я упрямую татарку всякий раз после любовных утех, когда она была особенно сговорчивой и покладистой.
Однако она упрямо стояла на своем:
– Еще рано говорить, проиграна война или нет. Ты не знаешь Асташева. Он хитрый и упрямый воевода. Ты не знаешь нашего царя. Он просто так не сдастся. А вдруг они замирятся с Екатериной или вообще возьмут Москву. Что тогда? Что я скажу Асташеву, когда он спросит у меня, где его любимая жена, старший сын и учитель французского? Если падет Тобольск, я тебя, Ивана и эту смазливую Машку отпущу на все четыре стороны. Но не раньше.
– Смотри, Азиза. Кабы не просчиталась. Скорее императрица замирится с турками, чем с Ордой. Тогда поздно будет, – предупредил ее я и перевернулся на другой бок.
Больше мне не хотелось ее любви.
* * *В десять часов утра к Министерству энергетики на Старую площадь подъехал бронированный 600‑й «мерседес». Из него в сопровождении двух охранников вылез невысокий, почти лысый человек в длинном кожаном плаще и с тугим саквояжем в руках.
У него был постоянный пропуск в министерство. Он сдал в гардеробе плащ и поднялся на лифте, в приемную министра. Назвав свою фамилию секретарю, он был незамедлительно пропущен в кабинет к большому чиновнику. Там его уже ожидали сам министр и интересная женщина средних лет. Не говоря ни слова, видно, опасаясь прослушки, лысый стал выкладывать на стол бумаги. Платежное поручение на личный счет в швейцарском банке на десять миллионов долларов. Облигации Федеральной резервной системы США на предъявителя, также на десять миллионов долларов. Акции ведущих российских нефтяных компаний – «голубых фишек» – на пять миллионов долларов. Еще пять миллионов долларов наличными в стодолларовых купюрах он передал вместе с саквояжем женщине. Затем по знаку министра взял с его стола папку с бумагами. Поклонился присутствующим и исчез.
Оркестр уже заиграл «Прощание славянки», а матери все не было. Алексей, надеясь увидеть родное лицо, буквально прожигал глазами толпу провожающих: чужих родителей, братьев, сестер, друзей, любимых девушек. Но все напрасно. Она не приехала.
Он знал, что в военкомат она не успеет. Она предупредила его об этом заранее, сославшись на неотложное дело. Но на вокзал она обещала…
Раздалась команда старшего офицера: «По вагонам!» Бритые призывники вырывались из рук заплаканных матерей и своих девчат. А ему не от кого было вырываться. Уже последние пацаны запрыгнули в вагон. Уже вот-вот тронется поезд. А он все стоял на перроне и ждал. Слезы готовы были политься из глаз, но он удерживал их невероятным усилием воли. И когда состав уже тронулся, он последним запрыгнул на подножку своего вагона и долго еще вглядывался в исчезающий перрон. Но так ее и не увидел.
А Марина Кирилловна в этот момент торчала в пробке на Садовом кольце в министерской «Волге». Она проклинала все на свете. И проклятую сделку, и отца, и себя. Если бы они не стали пересчитывать привезенные Семеном Павловичем деньги и сверять подлинность акций и облигаций, на что ушло не меньше часа, она бы успела проводить сына. А так выехала всего за сорок минут до отхода поезда. И как назло, этот дурацкий затор на кольце.
«Я плохая мать, – корила она себя. – Бедный Алешка!»
«Но ничего, – стала она себя успокаивать, – через пару дней позвоню ему в часть, объясню причину, извинюсь. Он поймет».
Осознав, что на вокзал она уже не успевает, Марина Кирилловна велела отцовскому водителю разворачиваться и ехать в банк.
Не прошло и недели, как налоговая полиция неожиданно утратила всякий интерес к персоне Аксакова. Даже сняли с него подписку о невыезде. Правда, однажды вызвали его к милицейскому следователю по поводу исчезновения троих молодых людей с криминальным прошлым. Но он сказал, что ничего об этом не знает. И его отпустили.
Марина звонила из Москвы. Вначале часто, чуть ли не каждый день, а потом все реже и реже. Говорила, что не может решить проблему с конкурентами. Нужно время. Но потом Андрей Александрович узнал из газет, что одна московская фирма начала освоение его месторождения, и понял, что жена ему врет. За ее вещами заехала Лариса Ивановна Лебедь, отправляющаяся в командировку в столицу. Забрала все новое и дорогое из Марининого гардероба и увезла ее одежду в двух большущих чемоданах на колесиках фирмы «Самсонайт».
