Дмитрий Глуховский - Будущее
— Бред какой… — Он качает головой, почему-то улыбается. И я улыбаюсь тоже.
Новостной диктор за дверью вдруг повышает голос, начинает вещать четко, разборчиво:
— Надежду на перемены у них отняли много веков назад! Но теперь люди поняли, что не могут больше мириться с этим!! На борьбу они поднимаются со знаменем, которое в последний раз развевалось тут четыреста лет назад!!!
Громкость будто с каждым словом нарастает. Какого черта?! Оглохли они там, что ли? Что интересного в этом гребаном репортаже из гребаного третьего мира?
— МЫ ВЕРНЕМСЯ К ПОКАЗУ ДОКУМЕНТАЛЬНОГО ВИДЕО ИЗ РОССИИ ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО МИНУТ! СРОЧНОЕ СООБЩЕНИЕ! — орет ведущий прямо мне в ухо; у тех, кто внутри квартиры, от такого должны барабанные перепонки полопаться. — В САДАХ ЭШЕРА ИЩУТ БОМБУ!
Мне кажется, что в промежутках между его словами до меня доносится еще что-то… Почти неслышный шум какой-то возни… Мяуканье…
— УГРОЗА УНИЧТОЖИТЬ ЗНАМЕНИТЫЕ САДЫ ВМЕСТЕ СО ВСЕМИ ПОСЕТИТЕЛЯМИ ПОСТУПИЛА ЧАС НАЗАД! — Визг. — К ПОСЛАНИЮ БЫЛ ПРИКРЕПЛЕН ТАК НАЗЫВАЕМЫЙ МАНИФЕСТ ЖИЗНИ, ЧТО ПОЗВОЛЯЕТ ВОЗЛОЖИТЬ ВИНУ НА…
Визг. Я ясно слышал визг.
— На козлов отпущения, — усмехается Рокамора.
— НА ТЕРРОРИСТИЧЕСКУЮ ГРУППИРОВКУ «ПАРТИЯ ЖИЗНИ»! — заглушает его диктор.
— Заткнись!
— СЕЙЧАС В САДАХ НАХОДЯТСЯ НЕСКОЛЬКО ТЫСЯЧ ЧЕЛОВЕК! НАЧАТА ЭВАКУАЦИЯ, НО МНОГИЕ ДО СИХ ПОР — В СМЕРТЕЛЬНОЙ ОПАСНОСТИ!
— Пожалуйста! — Тонкий девчоночий голосок; и еще обрывок всхлипа. — Пожа…
— Ты слышал?! — вскидывается Рокамора.
— ПО ТОЛЬКО ЧТО ПОЛУЧЕННОЙ ИНФОРМАЦИИ, ТЕРРОРИСТЫ ТРЕБУЮТ ОТМЕНЫ «ЗАКОНА О ВЫБОРЕ»!
Стон. Сдавленный, похожий на мычание. И гогот.
— Что там?! Что происходит?! — Рокамора пытается подняться и тут же ловит подбородком апперкот. — Головорезы! Что вы…
— Сидеть, мразь! Сидеть!!!
Бросаю его, распластанного в нокауте, рву на себя ручку двери, толкаю створку…
Круг черных фигур. В круге — девчонка. Голая, белая.
Поставили ее раком. Руки — заведены за спину, связаны. Она опрокинута вперед, головой вниз, упирается щекой в пол. Пижама сорвана, брошена, на ней ярко-красные пятна. Зубы впились в солдатский ремень, который пропущен, как удила, через ее распахнутый рот. Теперь она может только мычать. И она мычит — отчаянно; только ничего не разобрать.
— ПЕРЕД ВАМИ — СВЕЖИЕ КАДРЫ С МЕСТА СОБЫТИЙ! ПОЕЗДОВ, КОТОРЫЕ ПРЕДОСТАВЛЕНЫ ДЛЯ ЭВАКУАЦИИ, НЕ ХВАТАЕТ! ОБРАЗОВАЛАСЬ ДАВКА!
Загнанная толпа под нависшими деревьями. На миг мне кажется, что я вижу Джулию, но ее тут же затирают другие перекошенные страхом лица.
— БОМБУ ПОКА ОБНАРУЖИТЬ ТАК И НЕ УДАЛОСЬ! НАШ РЕПОРТЕР РАБОТАЕТ НА МЕСТЕ С РИСКОМ ДЛЯ СВОЕЙ ЖИЗНИ! В ЛЮБОЙ МОМЕНТ ВСЕ МОЖЕТ КОНЧИТЬСЯ СТРАШНОЙ ТРАГЕДИЕЙ!
Черный круг пульсирует, сжимается вокруг девчонки.
Двое в балахонах сидят перед ней на корточках, держат ее за плечи, крагой затыкают ей рот. Перекладывают ее лицо с пола себе на колени, копошатся в паху… А сзади, заламывая ей руки, почти ложась ей на голую спину, вбивая, заколачивая себя в нее жесткими ударами, дергается над ней, за ней третья фигура. С каждым толчком рот ее пытается распахнуться еще шире — на разрыв, — словно насильник проталкивает, прокачивает через нее насквозь что-то невидимое, но грязное, отвратительное, и она пытается исторгнуть это из себя наружу.
Остальные пока просто следят, но кто-то уже дергает себя, готовясь.
— Она так не чувствует ничего! Давай-ка кулаком ее еще пройди! Девчонка извивается, как насаженный на крючок червяк.
Насильник, будто ему не хватает ее отклика, поднимает заломленные худые руки-веточки повыше. Его правая кисть перемазана в красном. Маска у него на месте, но капюшон от трудов сбился назад. Делаю шаг вперед.
— Хватит! — приказываю я, но меня не слышат.
— КТО ГОТОВ ПРИНЕСТИ В ЖЕРТВУ ТЫСЯЧИ НЕВИННЫХ РАДИ БЕЗУМНОЙ ИДЕИ?!
Еще шаг. Еще.
Висок. Кудрявые черные жесткие волосы. Качаются в такт. Под ними… Налитая кровью загогулина рубца, отверстие, клочок мочки… У него нет уха.
Я проваливаюсь в эту слуховую дырку, как в черную дыру, пролетаю через пространство, через время…
Дыра выплевывает меня в яйцо, из которого нет выхода, в кинозал, в ряд между креслами, в холодное и удавливающее, как жидкий цемент, ощущение того, что вот-вот со мной случится отвратительное, страшное, непоправимое…
Мне в тот раз удалось уйти, а ей…
Я смотрю ей в глаза… Такой взгляд… Есть каналы, показывающие только архивные видео дикой природы. Некоторых успокаивает. Видел по одному из них, как гепард нагоняет антилоп. Бросается на шею, подминает под себя, заламывает голову вбок, рвет клыками артерии… Оператор-вуайерист приближается к умирающему животному… Фокусируется на глазах… Там — покорность… Так странно это видеть… Потом они гаснут, превращаются в пластик…
Она гипнотизирует меня.
Я не могу оторваться от нее. Меня бросает в жар, в ушах бухают огромные японские барабаны, я хочу вмешаться, но не могу сбросить оцепенение; из груди рвется какое-то рычание, клекот… Я не слышу истерически орущего диктора, не вижу, что там на проекции…
Тут она перекатывает на меня зрачок… Не покорность, а мученичество, вот что там. Закрывает глаза…
— Прекратить! Немедленно прекратить!!! — ору я.
— МНЕ, КАК И ВСЕМ НАМ, БЫЛО НЕПРОСТО НАЙТИ СВОЕ МЕСТО В ЭТОМ МИРЕ! — признается какая-то баба. — МНЕ, КАК И ВСЕМ, ИНОГДА КАЗАЛОСЬ, ЧТО СУДЬБА ЖЕСТОКА К НАМ! ИЛИ ЧТО В МОЕМ СУЩЕСТВОВАНИИ НЕ БЫЛО НИКАКОГО СМЫСЛА! НО ТЕПЕРЬ С ЭТИМ ПОКОНЧЕНО!
Помню. Я все помню. Как не хватало воздуха; как упирался мне в спину его член; как сдал мой мочевой пузырь.
Я не подхожу даже — оказываюсь рядом с ними, вцепляюсь в его курчавые волосы всей пятерней, рву в сторону, отбрасываю его от нее.
— Ты… Ты…
— ВЕДЬ ТЕПЕРЬ У МЕНЯ ЕСТЬ ИЛЛЮМИНАТ! ИЛЛЮМИНАТ — ТАБЛЕТКИ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ. РЕЦЕПТА НЕ НУЖНО!
— Выключите это дерьмо! Кто-то наконец делает тише.
— Какого хххера тут происходит?! — Я задыхаюсь — со мной такого с интерната не было. — Вы ссскоты! Какого…
— А что?! Девчонку все равно в расход пускать! Какая разница?! — крысится, поднимаясь с пола, безухий. — Тебе что, жалко?! Не каждый день такой праздник!
— Не сметь! Не сметь!!!
— Лучше бы своим делом занимался… — шипит он. — Куда поползла? Мы с тобой еще не закончили… — Он ловит за лодыжку скулящую девчонку. — Подожди, тебе понравится…
— Ты…
— А с тобой мы еще поговорим… — обещает мне эта мразь.
Мне перекрыли воздух и отняли у меня все слова, в меня вкачали черной бешеной крови и через край плеснули адреналина. Зззззззз… Зззззз…
— Ты что сделал? — остолбенело спрашивает меня здоровяк, моя правая рука в этом звене. — Ты что сделал, а?!
Этой мрази в шею шокером, и покрепче, и подольше, вот что я сделал. И еще раз.
Пятьсот Третий дрыгается на полу. Маска вся облевана, через прорези видны белки закатившихся глаз. Первый раз за столько лет я снова смотрю ему в глаза — а он не может глядеть на меня в ответ. Пинаю его в живот.
— Я здесь командир, ясно?! Я — звеньевой! Эта сучара мне не подчинялась! И закачиваю, закачиваю в легкие воздух. Стараюсь надышаться. Вспоминаю, что бросил снаружи Рокамору со свороченной челюстью.
— Бабу не трогать! Я с ней сам… Ясно?! Сам! Сейчас только…
Рокамора очухался и копошится в тряпье, сваленном у входа. Даже не обращает на меня внимания, когда я выползаю в коридор.
— Что ты там забыл?..
Он выхватывает из тряпок руку — и я упираюсь в пистолетное дуло. Вот уж чего юристам не положено.
— Что с ней?!
— Спокойно… Ребята немного расшалились, но сейчас все под контролем. — Я выставляю вперед ладонь и киваю на пистолет. — Взаправдашний?
— Молчи, — шепчет он мне. — Если ты еще что-нибудь скажешь, тебе крышка. Подныриваю под ствол, вцепляюсь в его запястье, выкручиваю — выстрел?! — нет, тишина; потом железяка глухо падает на пол. Отталкиваю Рокамору, подбираю пистолет. Названия нет, номера нет. Выглядит хлипко, как самоделка. А этот имбецил даже с предохранителя его не снял. Браво.
— Подарок тебе. — Рокамора тяжело дышит, поднимаясь с пола. — С пистолетом тебе проще будет…
— Что проще?
— Все проще. Жми на курок… Дурацкое дело нехитрое. Ты же не хотел мараться… На пару шагов отойди только… Чтобы не брызнуло…
— Ничего… — Щелкаю предохранителем. — Я, может, запачкаюсь, зато мир чище станет.
— Чище… Ты сам-то в это веришь?.. — Он криво улыбается.
— Ты убийца. Вы все убийцы. Твои ублюдки заминировали Сады Эшера…
— Не смеши! Нет никакой бомбы! — Он отмахивается от меня, как от сумасшедшего. — Хотя они ее, разумеется, найдут… Но конечно, успеют обезвредить.
— Что?!
— Это твои хозяева разыгрывают многоходовку! — Он теперь сам смеется, зло и через силу.
