Игорь Удачин - Ковчег
«Хочешь ли ты познать извечные законы Добра и Зла?» — спросил он.
«Нет!» — отчего-то выкрикнул я, отпрянув. Хотя страха во мне не было.
«Хочешь ли познать тайну, которую несет в себе Человек?»
«Нет! Зачем мне знать все эти вещи?!» — вновь воспротивился я.
«Раз тебе, одному из немногих, это дозволено — почему нет?» — удивился Абрикос.
«А почему да?» — из-за моего непонятного упрямства разговор начинал приобретать ноту абсурда.
Абрикос задумался (либо сделал вид, будто размышляет), затем тихо вымолвил:
«Должен ли я с тобой спорить? Как странно… Следуй-ка лучше за мной. Все, что мы говорим друг другу — абсолютно ни к чему».
И мы, Мини-я, поплыли через тьму. Излучающий сияние Абрикос впереди меня был единственным ориентиром, куда двигаться. Не чувствующий ног, не обладающий крыльями, не знаю как — я следовал за ним. Это было долгое и мрачное путешествие. И мое сознание, овеянное пустотой, почти уже отключилось и спало, когда Абрикос резко остановился и вновь обратился ко мне — на этот раз повысив голос, заметно расстроенно:
«В нашей прогулке теряется смысл, если ты не смотришь вокруг и ничего не желаешь видеть, хотя это тебе открывается!»
«Что такое! — возмутился я. — Вокруг непроглядная тьма! Какой толк мне в нее всматриваться? Сплошной мрак — чернее не придумаешь!»
На что мне был дан следующий ответ:
«Не пытайся глядеть глазами, как ты привык. Глаза здесь — инструмент мертвый. Смотри своей волей! Своим духовным зрением!»
Конечно я хотел возмутиться еще больше, но тут… не знаю, как это у меня получилось — но я у-в-и-д-е-л…
!!Вспышка!!
…Океан, словно растворивший меня в себе… Хаос трепещущих водорослей… бесчисленные стаи причудливых рыб… игра завораживающих аквамариновых и диких индиговых цветов… И вот… появляется это исчадие ада — рыба, доисторическая, огромная, стремительная, прародительница всего хищного… Агм! — открываются и тут же захлопываются ее зловещие челюсти, погружая все вокруг в прежнюю тьму…
!!Вспышка!!
…Наконец мы прижали раненого, истекающего бурой кровью, фантасмагорического вида волосатого слона к скалам… Я не знал жалости, я не видел проигранного в неравной схватке изящества, грации этого большого, приготовившегося к смерти животного… я видел только парное мясо… свежее, сочащееся, вкусное, живительное… я слышал крики «своих»: «агуа! агуа!» (бей! бей!)… я вскинул над головой палку с каменным наконечником… Агуа!.. я бросился впереди всех…
!!Вспышка!!
…Я смотрел на величественные пирамиды, ослепительно сверкавшие сиенским гранитом… обратившего взор к востоку Гармахиса… Я прощался с мертвыми царями, которым поклонялся, Хуфу, Хафра, Менкаура… прощался с храмами, сотворенными самими богами… Я был готов к походу через пустыню, из которой, я знал, уже не вернусь назад…
!!Вспышка!!
!!Вспышка!!
…Передо мной всплывали картины жизни и беззаботного семьянина, и колобродящего по свету странника; вселяющие ужас подземелья испанской инквизиции, сельские просторы Германии и России, храмы Мексики и непроходимые африканские джунгли, раззолоченные купола тибетских святилищ, царские дворы и галдящие площади Франции, арены античных цирков Рима и приморские кабаки всего мира с запахами вина и дешевой любви…
!!Вспышка!!
!!Вспышка!!
!!Вспышка!!
…А также войны, бесчисленные войны… жестокие, лишенные смысла, непрекращающиеся… В своей руке — смуглой, зольно-черной, белой и гладкой, алебастровой, в старческих пигментных пятнах, женской, детской, искалеченной и внушительно сильной — я держал что угодно: и шлифованный булыжник, и меч, и факел, и ружье… Я сеял смерть… и я же в страшных мучениях умирал сам…
!!Вспышка!!
Мое последнее видение…
…Я живу в двухэтажном коттедже на одной из улиц, окружающих Институт высших исследований. Утро. Я дошел до Института и зачем-то возвращаюсь обратно. Я взволнован. Меня гложет какой-то выбор. Я снова пересекаю парк с его тенистыми аллеями, внешним спокойствием, орешником, фруктовыми деревьями, липами и платанами, под ногами катаются упавшие яблоки… Погруженный в неспокойные мысли, прохожу по улице и вот уже оказываюсь у аккуратно остриженной живой изгороди, за ней — двери моего дома, иду внутрь… За дверью слева — деревянная лестница на второй этаж… поднимаюсь… моя комната, мой рабочий кабинет… большое окно… за окном зелень, ярко светит утреннее солнце… книжные полки, их много-много, портреты на стенах… ближе к входной двери — круглый стол и кресло… Я сажусь в кресло… я пишу, держа бумагу на колене, пишу быстро, разбрасываю вокруг себя исписанные листы… Формулы… перед глазами одни формулы… они что-то значат — и не что-то, а Все… они Живут в моем сознании, они что-то Готовят…
Видения померкли…
Абрикос по-прежнему находился возле меня и выжидающе молчал.
«О господи, что это было?!» — завопил я, не в силах совладать с проснувшейся внутри меня бурей.
«Просто ты смог увидеть», — ответил Абрикос.
В следующее мгновение он вновь обтек жадными языками пламени, как в самом начале нашей необъяснимой встречи. Огонь потянулся ко мне. Я ощутил нестерпимый жар и онемел от ужаса. Но вот пламя стало затухать, вскоре погасло вовсе — Абрикос исчез… Снова ни тепла, ни холода, ни света, ни звуков… ничего. Я проснулся.
Занудин закончил свой рассказ. Нахмурившись, он не сводил взгляда с Занудина-маленького.
— Ну, в общем-то, я, у-ху-ху, умею толковать сны… Абрикос — это обманутые надежды, разочарование и печаль. Дикие звери на примере твоего мамонта означают берегись ловушки. Ожог — к длительному воздержанию от половых связей…
— Да причем тут половые связи!! — обрушил беспомощно-визгливый гнев на своего ангела-хранителя Занудин. — Ты считаешь, я это хотел от тебя услышать?!
Занудин-маленький кротко улыбнулся.
— Всего лишь показал тебе, что тоже могу неуместно иронизировать. Уже забыл, как ты выделывался десять минут назад?
Занудин насупился. Встал и принялся молча бродить по палате.
— Это была Анфилада Жизней…
— Что?.. — резко обернулся Занудин на тихие слова ангела-хранителя.
— Анфилада Жизней, — повторил Занудин-маленький.
— Да, да, я слышу. Анфилада жизней. И-и… дальше?! Объясни так, чтоб было понятно.
С осовелым прищуром Занудин-маленький поглядел на Занудина.
— Пришел-то ведь ты ко мне с грузом потяжелее, верно? Достаточно о снах…
— Эй, мы так не договаривались! — всполошился Занудин.
— Мы вообще ни о чем не договаривались.
— Мини-я, не уходи от темы! Это был не просто сон, это было что-то из ряда… как бы лучше выразиться…
— Хорошо! Обещаю, мы вернемся к теме твоего сновидения в другой раз. Однако ты скоро проснешься, и мы можем долго еще не увидеться. Я должен тебя спросить.
Занудин вздохнул, смиренно опустил свои только что возбужденно жестикулирующие руки. Снова присел рядом.
— Спрашивай.
— В «Ковчеге» за то время, что мы не встречались, произошло столько всего…
— Да, много всего, — угрюмо согласился Занудин, качнув головой.
Занудин-маленький выдержал многозначительную паузу.
— Отбросив мысли о всяком геройстве прочь — не считаешь ли ты, что лучше было бы для тебя покинуть теперь это место?.. Именно теперь.
Размышляя над ответом, Занудин заметно прикис.
— Тебе не страшно тут?
— Н-нет.
— Что, неужели нравится в «Ковчеге»?
— Хм… да не то что бы…
— Не готов вернуться к прежней жизни?
— Ох, не знаю.
— Не хочешь?
— Не знаю.
— Тебя что-то держит?
— Да не знаю я, черт, что здесь непонятного!!
Занудин-маленький смолчал, оставил этот незаслуженный для себя выпад без ответа, но глаза его не смогли скрыть мрачного неудовольствия, а на губах застыла горькая складка.
— Извини, — еле слышно пробурчал Занудин, — я не хотел на тебя кричать.
— Не за что извиняться. Ты всегда только лишь подтверждаешь мои предчувствия.
— Прикажи мне сегодня же уйти из «Ковчега» — и я уйду!
— Ха-ха-ха-ха, — рассмеялся Занудин-маленький, и вся досада, наполнявшая его взор, в мгновение улетучилась. — Как бы не так, пройдоха, не дождешься, ха-ха-ха-ххххр-гху-гху… — смех вдруг перетек в надсадный кашель, который долго не прекращался.
— С тобой все в порядке, Мини-я? — с беспокойством в голосе спросил Занудин.
— Да, в порядке, — маленькая шейка ангела-хранителя пылала нездоровой краснотой, лицо же сделалось бледным и вымученно-благодушным. — С чего бы я должен отдавать тебе приказы? Нет уж, промахнулся. А вот предостеречь, гм… Ладно, послушай-ка. Превратить мужчину (тебя!) в грудастую тетку, оттяпать голову, а потом присобачить ее на место, прочие фокусы и ехидные проделки с твоим телом, а значит, попытки манипуляций с духом — для чего все это? Невинное баловство метафизического образца? Колдовской детсад? Или — что хуже — у подобных заигрываний неслучайный характер? Поди, что называется, разберись. Так вот. Заклинаю — и отнесись к тому, о чем я говорю, с полной серьезностью, — береги свою душу, вокруг нее уже бродят тени…
