Георгий Шах - Нет повести печальнее на свете…
В тот же день в соответствии с установленной процедурой собралась согласительная комиссия в составе полномочных представителей двух кланов — по пять человек с каждой стороны. В специально приспособленном для подобных заседаний зале дворца Правосудия заняли места друг против друга олдермены общин матов и агров. В центре справа возвышалось кресло арбитра, функции которого исполнял лидер местных юров, а слева — трибуна для свидетелей. На двух раздельных скамьях размещались истцы и ответчики. Журналисты привели в состояние боевой готовности свои автописцы.
Арбитр начал с традиционной формулы, рекомендующей спорящим общинам искать согласия, отвечающего принципам профессионального кланизма, интересам общественного порядка и спокойствия. Он привел к присяге свидетелей, потребовав от них говорить правду, только правду, ничего, кроме правды, и предупредив об ответственности за дачу ложных показаний. Затем слово для зачтения жалобы было предоставлено помощнику арбитра — квестору[2].
— Имеет ли истец что-нибудь добавить к своей жалобе? — спросил арбитр.
Капулетти взглянул на сидевшую рядом Марту, которая отрицательно качнула головой.
— Нет, ваша честь.
— Тогда слово ответчику.
Монтекки медленно поднялся с места. Анны с ним не было: она не пожелала присутствовать на процессе.
— Что я могу сказать… Вся эта затея мне не нравится.
В зале раздались смешки. Олдермен обвел публику суровым взглядом.
— Зря смеетесь. Решается ведь судьба моего сына. Он не насильник. Они с синьоритой Капулетти любят друг друга.
— Это к делу не относится! — выкрикнула Марта. — Мы обвиняем вашего отпрыска в том, что он похитил нашу дочь.
— Как не относится? — удивился Монтекки. — Если они решили пожениться, так при чем здесь похищение? Ула уехала с Ромом по доброй воле.
— Вам это доподлинно известно? — спросил арбитр.
— Я знаю своего сына, — сказал Монтекки, — он просто не способен насильничать, понимаете? Раз они уехали, значит, оба того захотели.
— Видите, — опять вмешалась Марта, — ответчик уходит от вопроса.
— Так ведь вопрос-то какой, на него вправе ответить только ваша дочь, синьора. А вы сами готовы поручиться, что она не любит Рома?
— Мата не может любить агра, — быстро нашлась сообразительная Марта.
— Вот и вы крутите. Все мы говорим: «не должны», «не могут», а они взяли да полюбили. Что ж теперь делать, не поверить? Как тот посетитель зоопарка, который, увидев жирафа, сказал: «Не может быть!»
— Не приплетайте сюда жирафа, — сказала Марта в раздражении, — вам анекдотами не отделаться… Я требую, — обратилась она к арбитру, — чтобы мне вернули мою дочь и наказали насильника!
— Убедительно прошу вас, синьора, не нарушать установленных правил. Здесь не суд, следствие ведется не формально, допускается прямой разговор, но не перебранка же! Наша цель — достичь согласия, а не окончательно разругаться.
Негодующая синьора вынуждена была сдержать свой темперамент. Впрочем, она отыгралась на муже, высказав ему на ухо все, что о нем думает. Это легко угадывалось по лицу Капулетти, которое побагровело.
— У вас все? — спросил арбитр у Монтекки.
— Если позволите, ваша честь, я бы добавил несколько слов. Хочу, чтобы ни у кого не было сомнений насчет моего отношения ко всей этой истории. Я защищаю сына от зряшных обвинений, но не оправдываю его. Когда он признался, что влюбился в девушку из другого клана, для меня это было большим ударом — все равно что известие о засухе или потопе. Ведь он, как ни поворачивай, изменил своим, аграм. А его с детства в семье учили превыше всего хранить верность своему клану.
Полномочные представители агров одобрительно закивали.
— Я принимал меры, пытался образумить Рома, но он закусил удила. И сейчас нет у меня большего желания, чем вернуть их да развести по домам. Так что, синьор Капулетти, у нас с вами одна забота, нам бы не ссориться, а вместе подумать, как спасти наших детей.
— Я не против, — сказал Капулетти, вставая, — для этого и существует согласительная комиссия.
Атмосфера несколько разрядилась. Арбитр предложил истцу и ответчику занять свои места и приступил к опросу свидетелей. Первым был приглашен Метью.
— Вы близкий друг Рома Монтекки?
— Да, ваша честь.
— Знаете, когда он познакомился с Улой Капулетти?
— Я при этом присутствовал. Летом, на пляже.
— Догадывались о его чувствах к ней?
— Ром и не скрывал.
— Считаете ли вы, что Ула отвечала ему взаимностью?
— Конечно, иначе бы они не смылись на пару.
— Отношу ваш жаргон на счет плохого перевода. Вы абсолютно уверены или вам только кажется?
— Еще как уверен!
— Можете привести какие-нибудь доказательства?
Метью замешкался: не мог же он признаться, что сам участвовал в побеге, а главное — косвенным образом выдать Сторти, которому ох как бы не поздоровилось.
— Чего тут доказывать, — сказал он наконец, — это и слепому было ясно.
Арбитр предоставил свидетеля представителям общин.
— Известно ли вам, что ваш приятель начал заниматься математикой? — спросил лидер общины матов.
— Ничего подобного не слыхивал.
С тем Метью был отпущен, и место на свидетельской трибуне заняла полная пожилая дама с затейливой высотной прической.
— Вы синьора Клелия, экономка в доме Капулетти?
— Признаюсь, это я. — Присутствующие заулыбались.
— Чем вы можете нам помочь?
— Я расскажу всю правду и даже больше. Вам все сразу станет ясно.
— Прекрасно, начинайте.
— Итак, позавчера в нашем доме случился грандиозный переполох. Ввечеру я, как всегда, велела роботам отправляться в свою конуру, оглядела помещения и, найдя все в полнейшем порядке, вышла проветриться. Погода стояла преотличнейшая, после дождя дышалось полной грудью, — экономка фигурально проиллюстрировала это утверждение, вызвав в зале оживление, — и я загляделась на звезды в небе, размышляя, живут ли там люди…
— Подробности ваших размышлений можете опустить, — сказал арбитр.
— Иду я, значит, вокруг дворца и вдруг замираю как вкопанная. Вам, синьор, должно быть, известно, что мы примыкаем к стене городского парка. Так вот, на этой самой стене вдруг появилась мужская тень. Неужели грабители, думаю я и немедленно отгоняю эту мысль: не может быть грабителей в нашем славном городе с его честными и учтивыми жителями. Но тут же на ум пришла новая мысль: а если он из другого города? Скажем, из Мантуи. За мантуанцев я ручаться не могу, хотя не хочу сказать о них ничего дурного…
— Что же было дальше? — перебил арбитр.
— Перебрав таким образом все версии, я пришла к заключению, что это скорей всего не вор, а злоумышленник. И решила не поднимать шума раньше времени, чтобы поймать его с поличным. Тень спрыгнула к нам во двор, подобралась к дому и с фантастической скоростью взобралась по стене прямо в комнату, где живет наша бедная девочка. Тут бы мне кричать на помощь, но, поверьте, синьоры, я стою как в столбняке и от страха не могу выдавить из себя ни звука. Через секунду тень появилась на балконе с каким-то тюком под мышкой, привязала к перилам веревку и ловко соскользнула во двор. Ясно, думаю я, все-таки грабитель, и начинаю соображать, что можно похитить из Улиной комнаты: трюмо, старинный гобелен, шубу, ковер… В этот момент тень попадает в полосу лунного света, поворачивается ко мне лицом, и я узнаю… кого бы вы думали?
— Кого именно?
— Конечно, его, Рома Монтекки. Тут меня озарило: да ведь он уносит нашу Улу! И голос сразу прорезался, я закричала во всю силу легких. Прибежали домашние, брат Улы Тибор кинулся в погоню, да вора и след простыл.
Этот драматический рассказ настолько заинтриговал слушателей, что они перестали посмеиваться над своеобразием речи экономки, и в зале царила мертвая тишина.
— Как вы узнали Рома Монтекки, синьора Клелия, вам приходилось до этого его встречать?
— А как же! — победоносно заявила экономка, кинув довольный взгляд на свою хозяйку. — Я видела его, как вот сейчас вас, ваша честь, когда этот парень короновал Улу на мотокеглях.
— Как он выглядит?
— Высокий, стройный, черноволосый, синеглазый, в общем хорошенький, хоть и агр, — сказала Клелия с восхищением, но, поймав сердитый взгляд синьоры Капулетти, осеклась.
— Вы имеете что-нибудь против агров?
— Да нет, пусть себе живут, лишь бы на чужое не зарились.
Монтекки насупился: неужели Ром и в самом деле мог решиться на такой поступок? Положение осложнялось. Он лихорадочно перебирал в памяти показания Клелии, пытаясь обнаружить, за что можно зацепиться.
— Прошу задавать вопросы свидетельнице.
— Скажите, синьора, — спросил один из полномочных агров, — когда человек, которого мы приняли за Рома Монтекки, вошел в комнату, доносился ли оттуда какой-нибудь шум, звуки борьбы?
