А&В. Бабочка - Tais
— Вот как. Интересно, с чего бы? — спросив, он вновь поправил очки.
— Человеку, который всегда был здоров, не дано понять, что чувствуют такие как мы. Я не смог бы найти общий язык с врачом, который просто не знает какого мне.
— Ясно. Что ж, правильно. Хотите знать, как я заразился?
— А вам не больно это вспоминать?
— Не могу сказать, что приятно, но я хочу вам рассказать.
— Тогда я выслушаю.
— Это произошло семь лет назад. Мне было девятнадцать. Экстерном сдал экзамены Старшей школы и только-только поступил в институт на специальность психолога. Желторотый наивный юнец. С моими новыми однокурсниками мы пошли в бар, там я надрался в щи. Проснулся в постели с незнакомым парнем. Избитая сцена, правда? Но я бы не стал рассказывать, если бы это было все. Он проснулся, не спеша оделся, при этом не проронив ни слова. Вид его мне не нравился. Знаете, бывают такие люди даже внешне гадкие. Перекинешься с эти человеком парой слов всего, а ощущение будто тебя помоями облили. Вот он как раз из таких был. Поглядывал на меня все время с каким-то злорадством. Собравшись, уже у порога он улыбнулся мерзко так и сказал, что теперь у меня ВИЧ. Потом коротко хихикнул, и пока я стоял в абсолютном шоке, ушел. Я больше его не видел, но много что о нем услышал. Он стольких парней так заразил, и его до сих пор не нашли.
— Мне очень жаль.
— Я хорошо понимаю, о каком страхе вы говорите. Как только мой диагноз подтвердился, все стали меня избегать, словно чумного. Со мной перестали здороваться за руку, садиться рядом, есть за одним столом и еще много чего. Даже мои собственные родители запретили мне подходить к младшему брату, а когда я лишь раз ослушался и взял его на руки понянькать, меня выгнали из дома. И это в образованном обществе, где ни для кого не секрет, как передается ВИЧ. Логика, здравый смысл и наука почему-то всегда отходят на второй план, когда дело касается смертельных болезней. У меня было много времени подумать, почему люди себя так ведут. Если хотите, я могу поделиться с вами своей теорией, но вам, наверно, она покажется глупостью.
— Уверен, что не покажется.
— Я думаю, такие больные люди как мы с вами напоминаем здоровым о смерти. Человек так устроен, никто не хочет признавать, что смертен. Пусть все люди головой понимают, что рано или поздно умрут, но почему-то все время надеются, что для них жизнь сделает исключение. А такие как мы — мозоль на глазу, напоминающая, что никаких исключений не будет. Любой старается скорее выкинуть нас из своей жизни, забыть как страшный сон и продолжить дальше жить беззаботно, не задумываясь о том, что когда-нибудь его жизнь оборвется. Слишком уж мысль о смерти тяжелая.
— Интересная теория. Совсем не глупая.
— Вы, правда, так думаете?
— Да.
— Забавно получилось, вы меня позвали, чтобы я вам помог, но в результате это вы меня выслушивали.
— У меня есть предложение, — неожиданно уверенным тоном сказал Новак и посмотрел ему в глаза. — Раз уж мы больше не пациент и врач, то как насчет того, чтобы стать друзьями? Как вы на это смотрите?
— А что, я согласен. Значит, на «ты»?
— Да, на «ты». Только, пожалуйста, никаких «Александров». Очень, очень прошу.
— И как же мне тебя называть?
— Можно по фамилии или «Алекс», как хочешь.
— Хорошо. Тогда ты меня зови «Эндрю».
— Договорились.
Они тепло улыбнулись друг другу. Эндрю поднял стакан, произнес тост о дружбе, они чокнулись, выпили и разговорились уже на более веселые темы. И весь остальной вечер был наполнен шутками и смехом.
Нарушенное обещание
Они встретились, как и договаривались, в семь на том же месте, на котором расстались. Дэн определённо ожидал другого. Лилит была очень уставшая, вялая. Она объяснила это тем, что ее загоняли на репетиции. На ней она провела весь день и, как сама говорила, выкладывалась на всю. После недолгой прогулки он проводил ее до дома, и они условились встретиться завтра в это же время. Но завтра все повторилось. И послезавтра тоже. И так целую неделю.
А кошмары не прекратились и после примирения. Все повторялось как в детстве. Каждую ночь одни и те же мерзкие сны, но теперь главной героиней была не его мать, а Лилит. И с каждым кошмаром все сильнее в его сознании закреплялась мысль о возможном любовнике. Ночами он лежал и думал, как именно она могла это провернуть. И находил сотни разных возможностей. Мысли об этом сводили его с ума.
Спустя неделю он не выдержал. Ему нужны были доказательства ее верности. Если он спросит, то она, конечно, не признается. Немного поразмыслив, он пришел к выводу, что лучшее решение — слежка. Она ничего не узнает, поэтому никаких претензий к нему не будет. Идеально.
Он подкараулил ее утром у подъезда в этот раз так, чтобы она его не заметила. Казалось, что даже боги благодетельствовали его затее. Город застилал густой непроглядный туман, который удачно скрыл его из виду. Куртку он надел не свою, позаимствовал у отца. И специально надел вязаную шапку, чтобы скрыть свои волосы. Как говорится, мать родная не узнает. В таком тумане уж точно.
От подъезда она тронулась бодрой походкой. Яркое желтое пальто для него было словно маяк, не давало потерять ее из виду. Он шел за ней по пятам. Сначала она нырнула во дворы, потом пройдя квартал, повернула на оживленную улицу, прошла торговый центр и завернула опять во дворы. Там остановилась около большого театра. Достала пачку своих самокруток, прикурила одну, с удовольствием затянулась. Даже при том, что лица в таком тумане ему было не разобрать, он точно знал, что на лице у нее была ее «фирменная» улыбка. Когда затягивалась, она всегда улыбалась одинаково. Поднимался только один уголок ее прекрасных губ. Она задерживает дыхание, закрывает глаза, так же странно улыбается и выдыхает. И это продолжается пока не закончиться табак.
С расстояния он осторожно наблюдал за этим, делая вид, что изучает афишу театра. Все эти подозрения в тот миг казались ему такими бредовыми. «И почему я только это затеял? Она же меня любит» — думал он ровно до того момента, как к ней не подошел кто-то другой.
Это был молодой парень в странном наряде. Джинсы на нем были уж слишком облегающими. Телосложение худосочное. Низкого роста.
