А&В. Бабочка - Tais
— Что ж, рассказывайте. Что именно заставило вас мне позвонить в столь поздний час? — В голосе не улавливалось ни малейшего упрека.
— Простите, что выдернул из дома. — Он тут же вернул взгляд на свой бокал, будто пристыженный нашкодивший мальчишка.
— Да я же не об этом, — с грустью в голосе сказал он. — Если хотите знать, занят я не был. Сидел в гордом одиночестве и разорял свой домашний бар. Я даже рад, что выбрался сюда. Давайте перейдем к сути. Что случилось?
Новак не мог ни приметить, что его речь сейчас отличалась от той, что он слышал от него по воскресеньям. Сейчас он говорил расковано и искренне, а не формально и однообразно. «Видимо, это алкоголь в крови сыграл свою роль».
— Даже не знаю, с чего начать, — замялся он, вновь покрутив бокал. — В общем, у моей матери появился мужчина. Она познакомилась с ним летом за границей. Вроде как у них все серьезно. Они оба уже не молоды, решили не тянуть кота за яйца, и на прошлой неделе съехались. Он переехал к нам. Мама не ходила, а буквально порхала. Улыбалась весь день и, вообще, будто светилась вся. — Голос едва уловимо дрогнул, он замолчал. В горле встал ком, не дающий и слова сказать. Он его смыл большим глотком виски и продолжил. — У меня давно не было приступов. Я уже было понадеялся, что иду на поправку. Дурак и только. Они никогда не оставляют надолго. Мама была на работе. Мы с ним вдвоем остались в квартире. Последнее, что я помню, это как мы болтали на кухне. Когда я пришел в себя, я лежал на кафеле, а надо мной стоял он с огромными от испуга глазами. Его всего трясло, а по лбу бегали крупные капли пота. Как очухался, я попытался его успокоить, говорил, что все нормально, но он будто стал другим человеком. Раньше он был куда разговорчивее, всегда старался поддержать разговор. А сейчас… словно подменили человека. Отвечал односложно, в глаза не смотрел и старался все время сбежать куда-нибудь. Я списал это на шок, обычное дело для людей, которые никогда не видели приступов эпилепсии. Но сегодня… — он замолчал и вновь сделал глоток виски, а потом еще один и еще, пока не допил весь бокал. — Сегодня он собрал вещи и ушел. Я слышал их разговор. Подслушивал под дверью. Он сказал, что очень ее любит и хочет с ней быть, но не может. Потому что боится моих приступов. Боится, что я внезапно окочурюсь у него на руках. Говорил, что не знает как себя вести, и что не возьмет на себя такую ответственность. Я не могу его осуждать, он, по-своему, прав. Но она-то в чем виновата? Она весь день плачет. Я пытался с ним поговорить, обещал даже, что уйду из дома, и они останутся вдвоем.
— И что он ответил?
— Ничего. Посмотрел на меня так… Не знаю, как описать. Он меня до одури боялся, словно я чумной какой-то.
— Понимаю, о чем вы.
— Как я от этого устал. Почему она должна из-за меня страдать? Сначала от нас ушел отец из-за меня. Потом с больным сыном она пробегала всю молодость и никого не нашла. И даже сейчас я помеха. Ну почему?! Почему я должен быть таким?! Почему я не могу быть как все нормальным? Всем было бы лучше, если бы я не родился. — Он сгорбился и прижал голову к груди, зная, что из-за плохого освещения на лицо упадет тень, и она скроет его лицо.
— Вам пить можно? — внезапно осведомился психотерапевт.
— Нет, конечно. Алкоголь может спровоцировать приступ.
— Тогда…
— Мне ничего нельзя, — перебил его Новак. — Ничего. Пить, курить, употреблять наркотики, заниматься спортом и сексом, испытывать сильные эмоции, перенапрягаться, смотреть на яркие мигающие вывески… Все что угодно может спровоцировать приступ. Лежи я хоть вечность в кровати, словно в каком-то инкубаторе, приступы все равно бы были. Так что, какая разница? Тем более, я тестировал, только очень большая доза алкоголя в крови приводит к приступу. Если выпить немного, ничего не происходит.
— Ну раз вы так уверены. Повторите, пожалуйста, — это сказал он бармену, поправив очки. Два стакана почти моментально появились рядом — ром-кола и виски со льдом. Каждый взял свой, и они молча сделали по глотку.
— Простите, — тихо обронил Новак. — Если хотите, можем считать это очередным сеансом, за который я заплачу. Я знаю, что мало приятного выслушивать это.
— Я здесь по собственной воле и денег с вас за это не возьму. Вы лучше ответьте, вы же не собирались больше ходить на сеансы, я прав?
— Как вы… — удивление на короткое время перебило смущение, и он посмотрел ему в глаза.
— Как догадался? — Договорил он за него и ответил на этот взгляд улыбкой. — Вы словно открытая книга. Все ваши намеренья мне сразу были ясны. Вы не считаете, что вам эти сеансы приносят какую-либо пользу, так? Вы были вынуждены ходить по предписанию врача один месяц, и месяц этот прошел. Я не надеялся вас больше увидеть.
— Простите.
— И за что вы извиняетесь?
— Я… — замялся он и ничего не смог ответить.
Какое-то время он посмотрел на его тщетные попытки объясниться, потом картинно махнул рукой, сделал еще глоток, поправил очки одним пальцем и посмотрел на него. На щеках пылал румянец от алкоголя, а движения стали более раскованными, свободными, не такими как обычно. Он посмотрел на него своим уже слегка помутневшим взглядом.
— Знаете, за минуту до вашего звонка я как раз думал о вас.
— Что?
— Не подумайте чего. Просто размышлял, как сложится ваша судьба.
Новак лишь кивнул в ответ, хотя какой смысл был у этого кивка, сам не знал. Коктейля два они просто молчали, каждый думал о своем и постепенно пьянел.
— Я вас прекрасно понимаю, — вдруг нарушил молчание психотерапевт, смотря не на Новака, а на полки за барменом, где стояли бутылки с выпивкой. — Вы же знаете, что у меня ВИЧ?
— Да, знаю.
— И вы все-таки пошли ко мне на сеанс?
— Если быть до конца откровенным,
