Вадим Астанин - Н.Ф. (ненаучные фантазии)
- Граждане проезжающие! - зычно провозгласил солдат, - приготовьте документы для проверки!
Журналист схватился за портмоне, вытаскивая паспорт и редакционное удостоверение.
Солдат раскрыл удостоверение.
- Петряй, - сказал солдат, зачитав вслух название газеты, - дуй за командиром, у нас тут пресса с Большой земли.
Петряй выскочил из салона и побежал к балку, путаясь в полах шинели. Из балка показался командир. Был он одет по-революционному элегантно: начищенные до блеска кавалерийские сапоги, темно-зелёные галифе, серая бекеша с чёрной мерлушковой отторочкой, защитного цвета офицерская фуражка с красной звездой на околыше. На правом боку рыжая кобура, в ней — револьвер «наган». Командир поправил фуражку, надел перчатки и, не спеша направился к автобусу.
- Командир отдельного взвода охраны Бекетов, - представился командир, беря под козырёк.
- Лучников Всеволод Гаврилович. Журналист.
- Из столицы... К нам.., - командир придирчиво изучал паспорт журналиста.
- Из Москвы, - сказал журналист.
- По какой надобности следуете?
- Я? - растерялся журналист, - собственно, по личной и по заданию газеты... отчасти.
- Отчасти? - мгновенно среагировал Бекетов.
- Видите ли, - сказал журналист, - я собираю материалы для статьи о жизни в российской провинции, так сказать, в глубинке. Эта моя статья не соответствует редакторской политике нашего издания, но я всё равно решил её написать. В частном порядке.
- Замечательно, - одобрил инициативу журналиста комвзвода - И?..
- И я приехал сюда, в Перепихонск. Здесь у меня живет знакомый.
- Кто? - отрывисто спросил Бекетов.
- Зарядько, - быстро ответил журналист. - Улица Розалии Землячки. Дом двадцать, квартира пять.
- Зарядько, Зарядько, - нахмурился, вспоминая Бекетов. - Сычевский! - позвал он солдата, топчущегося у раскрытой дверцы.
- Слушаю, товарищ командир!
- Сгоняй до рации, уточни, проживает ли по адресу: улица Землячки, двадцать, пять гражданин Зарядько. Как его по имени-отчеству?
- Алексей Анатольевич, - без заминки говорит журналист.
- Зарядько Алексей Анатольевич.
- Один момент, товарищ командир.
Журналист, комвзвода, пассажиры ждут.
Сычевский бежит обратно.
- Так точно, товарищ комзвода. Проживает.
- Извините за задержку, - козыряет Бекетов, возвращая журналисту документы. - Сами понимаете, служба.
- Понимаю, - говорит журналист.
Командир идёт к выходу.
-Можете следовать по маршруту, - разрешающе машет шофёру. И перед тем, как сойти на землю громко напутствует:
- Счастливо доехать, граждане!
Автовокзал встретил журналиста многолюдным митингом. Духовой оркестр играл «Интернационал». С трибуны в толпу беззвучно кричал оратор, яростно размахивая зажатым в кулаке треухом. Толпа отвечала оратору дружным криком и рукоплесканиями. Мимо автовокзала, толпы и трибуны, по проезжей части маршировал отряд Рабоче-Крестьянской Красной Гвардии. Впереди отряда шёл знаменосец, за знаменосцем несли транспаранты «Вся власть рабочим, крестьянским и солдатским депутатам», «Нет Учредительному Собранию!», за транспарантами вышагивал командир отряда. Казачья шашка в инкрустированных ножнах била его по ногам. Митингующие приветствовали отряд одобряющим гулом. Командир повернул голову и вскинул ладонь к лихо заломленной набок папахе.
Красногвардейцы, в одинаковых серых шинелях, старательно отбивали шаг. Тускло блестели штыки. На груди бойцов пламенели кумачовые розочки. За красногвардейцами бежали дети с игрушечными автоматами и пистолетами. А за детьми катил раритетный броневичок (реплика-новодел), напоминающий видом и конструкцией тот самый британский «Остин», с которого провозглашал революционные тезисы возвратившийся во вздыбленную Февральской буржуазной революцией Россию Владимир Ильич Ульянов (Ленин). Пулемёты «максим» (самые что ни на есть всамделишные) в игрушечных башенках броневичка угрожающе целились в трусливо прячущуюся по подворотням гидру мировой контрреволюции.
Журналист, казалось бы, отвыкший удивляться, был тем не менее, несказанно ошарашен увиденным. Он словно бы провалился в прошлое и картины давно и прочно забытой отечественной истории, бывшей до того не более, чем суммой бесполезных фактов, неожиданно ожили, обрели плоть и кровь, вспыхнули и заиграли свежими красками, наполнились светом и цветом, звуками и запахами. Журналист выхватил мобильник и принялся с азартом фотографировать всё подряд: толпу, транспаранты, флаги, орущего с трибуны агитатора, почти скрывшийся за поворотом броневичок, мальчишек, вприпрыжку бегущих по обочинам обратно, пешеходов, новый отряд красногвардейцев и снова мальчишек, пристраивающихся к марширующей колонне. Вокруг него гудело, бурлило, хрипело, материлось, гремело медью духовых, фырчало, гоготало, плевалось шелухой подсолнечника и спешило восставшее из небытия минувшее. Исчезнув казалось бы навсегда, безвозвратно, оно необъяснимым образом возвратилось, и вторгнувшись в чуждую ему реальность, на удивление быстро укоренилось, разлилось и потеснило обыденность постсоциалистической России, с её привычными, но знаковыми атрибутами: бюджетными и престижными иномарками, смартфонами и коммуникаторами, читалками электронных книг, mp3-плеерами, нетбуками, ноутбуками, ультрабуками и настольными компьютерами, банкоматами, пластиковыми банковскими картами, бутиками, дорогими швейцарскими часами, бандитами, полицейскими и отдыхом в Испании, на Кипре и в Арабских Эмиратах.
Оратор, в последний раз взмахнув треухом, завершил свою пламенную речь. Провожаемый одобрительными криками, он сошёл с трибуны и затерялся в толпе, а на его место буквально взлетел очередной революционный вития. Журналист навел на него объектив мобильной камеры.
- Товарищ! - журналиста довольно грубо дёрнули за рукав куртки. - Документики ваши покажите! И разрешение на съёмку!
- Снимать на улице Конституцией не запрещено, - журналист раздражённо выдернул рукав из цепкого захвата неизвестного.
- А ну, прекращай снимать, гниль буржуазная! - неизвестный нахально схватил журналиста за плечо и развернул к себе.
- Да пошёл ты!.. - выкрикнул возмущённый журналист, отмахиваясь от навязчивого местного жителя.
- Народмил первого разряда Кривобабов, - хватаясь за револьвер, представился бдительный горожанин. - Руки вверх!
-Я — пресса! - торопливо скидывая руки над головой, жалким фальцетом воскликнул журналист. - Центральная!
- Откуда? - переспросил народмил первого разряда Кривобабов, отбирая у журналиста телефон.
- Из Москвы, - сказал журналист. - Удостоверение в кармане.
- В каком? - спросил Кривобабов.
- Во внутреннем. С правой стороны.
- Позвольте, - народмил, расстегнув на журналисте куртку, извлек бордовую книжку. - Тэк-с, посмотрим. Взаправду журналист. Руки опустите, товарищ. С какой целью, так сказать, прибыли?
- С целью написать статью. Осветить, так сказать, текущие события, - сказал журналист.
- Полезное начинание, - одобрил Кривобабов. - В каком ключе предполагаете освещать?
- Исключительно в позитивном, - успокоил народмила журналист.
- Разрешение имеется?
- На что?
- На освещение, так сказать, текущего момента и внутренней политики родной рабоче-крестьянской власти.
- Нет, - честно повинился журналист. - Я предполагал, что Закон о средствах массовой информации и Конституция Российской Федерации гарантируют представителям свободной прессы и нашим уважаемым гражданам беспрепятственно получать и распространять общественно значимую информацию.
- Ошибаетесь, товарищ, - сказал народмил первого разряда Кривобабов и весь как-то подобрался, - на территории Перепихонской Советской Социалистической Республики действие вашей (народмил особо подчеркнул «вашей») буржуазной конституции, равно как и ваших буржуазных законов прекращено, полностью и безоговорочно. Правовой статус гражданина ПССР регулируется восстановленной Конституцией РСФСР 1978 года и вытекающими из неё законодательными актами.
- Простите, я не знал.
- Незнание закона не освобождает от ответственности, - назидательно изрёк Кривобабов, вроде бы случайно кладя руку на кобуру.
- Что же мне делать?
- По закону, - Кривобабов расстегнул клапан, - я должен вас задержать и препроводить в участковое отделение народной милиции для установления личности и дальнейшего разбирательства.
- Сколько? - понимающе осведомился журналист.
- Что вы, товарищ, - сказал Кривобабов, - народная милиция взяток не берёт. Пройдёмте.
- Куда?
- Пройдёмте, пройдёмте, гражданин, - Кривобабов потащил револьвер из кобуры.
- Подчиняюсь грубому насилию. Но, предупреждаю, я буду жаловаться.
- Шагай вперёд, жалобщик, - народмил ткнул дулом в спину журналиста, задавая направление.
Они пересекли проезжую часть и свернули во двор.
- Стоять! - приказал Кривобабов. - Повернись!
