Яна Дубинянская - H2O
Почему-то казалось, будто она совсем не изменилась. Только обрезала косу, покрасилась, чуть постарела, заметно похорошела, сменила стиль в одежде, макияж, зубы, мимику, манеру держаться, характер, темперамент, взгляд, смех, имя… А так — ничего. Здорово, что мы вот так встретились и пьем шампанское в «Колесе».
— Какие такие у тебя дела в поселке?
— Социалка. Видишь ли, я теперь занимаюсь благотворительностью.
— Да что ты говоришь?
— Похабно звучит, но, знаешь, до меня дошло, наконец: единственный способ помочь людям — помочь материально. Все остальное — бред для промывки юношеских мозгов. Ну да ты и сам, думаю, в курсе, не мальчик все-таки.
— Да уж.
Он усмехнулся — а она вдруг посерьезнела. Смотрела в упор из-за бокала, такая красивая, слишком знакомая, готовая приступить к самому страшному — воспоминаниям. Это логично, это неминуемо, не могли мы не вырулить к единственной теме, которая нас по-настоящему связывает.
И что теперь? Резко вспомнить о делах, потребовать счет? Или сначала все-таки попробовать ненавязчиво так, естественно перевести разговор на что-то другое?..
— Другое дело, что помощь должна быть четко адресной, — сказала она. — Поэтому приходится ездить по региону, отслеживать уровень жизни на местах, вплоть до конкретных семей. Так меня к вам и занесло.
Олег перевел дыхание. Сорвавшийся было альпинист, которому бросили трос, и теперь осталось только закрепить его как следует на поясе. Надо думать, у нее это получилось неосознанно. А может, для нее и вправду давно уже интересны и важны совсем другие вещи.
— А кто финансирует вашу благотворительность? — закрепился он за правильную, безопасную тему.
Рассмеялась:
— Муж, разумеется. Причуды деятельной жены всегда оплачивает муж. У него с партнерами по рыбзаводу наверняка тоже есть свой интерес в нашем маленьком фонде, я никогда не вникала. Главное, средства поступают регулярно, а я отвечаю за распределение. Ну и гильдия рыбаков помогает, само собой.
Что-то такое я сегодня уже слышал, припомнил Олег. Про эту самую гильдию… только, по-моему, как-то наоборот, с противоположным вектором. Вникать не хотелось. Хотелось побыстрее выбраться на твердое, на устойчивую и надежную скалу. И тогда опять станет хорошо и радостно от встречи с женщиной из прошлого, смеющейся, красивой. С которой я постараюсь больше никогда не встречаться. Будем надеяться, что она и вправду перестанет мне писать. У нее своя жизнь. И еще много поселков на побережье, нуждающихся в благотворительности.
— О муже, пожалуйста, поподробнее.
— Тебе интересно?
— А ты думала!
— Ну хорошо. Двухметровый бородатый викинг. Блондин.
— И все?
— Нет, не все. Я его люблю.
— Да ладно, я не сомневался…
Они просидели в «Колесе» еще с полчаса, болтая об изменениях климата и книгах библиотеки Буршова, о преимуществах автомобильных двигателей на разных альтернативных топливах, о местных достопримечательностях и особенностях менталитета, даже чуть-чуть о политике — но ни словом не обмолвились о том, забытом, запретном и, казалось бы, общем для них обоих. Самое странное, что это не было похоже на обоюдный молчаливый договор, на взаимное табу, установленное на уровне мыслей и взглядов, которое могло бы опутать нейлоновой сетью прошлого не менее крепко, чем произнесенные слова. Ничего подобного. Просто так получилось. Не пришлось к слову. Очень может быть, что в следующий раз…
Значит, следующего раза не будет.
— А ты женат?
— Сейчас нет. Был пару раз.
— И дети есть?
— Сын.
— Большой?
— Студент.
— Здорово. У меня двое мальчишек, школьники, бандиты еще те…
Официантка принесла счет и, уходя, задела вертикальное колесо у столика, оно завертелось с музыкальным вжиком, перешедшим затем в тихий шелест. Женщина напротив допила шампанское, отодвинула бокал, взялась за перчатки. Все получалось естественно и без напряжения, никто не прерывал встречи, она заканчивалась сама по себе, понятным и логичным образом. Первая и последняя, снова пообещал себе Олег. Повторение свидетельствовало, похоже, не о решимости, а скорее о неуверенности в успехе. Но и осознанная неуверенность — уже шаг вперед, к норме, к твердой жизненной оптимальности. Которую не так-то просто пошатнуть и нарушить.
— Ну ладно, я побежала. Приятно было встретиться.
Он предложил подвезти ее или проводить, искренне надеясь, что она откажется. Она отказалась, и Олег прошел с ней до выхода, остановившись в проеме, под старинным, затейливо собранным из резных деревянных планок каретным колесом. Последний аккорд. Расстаться так же легко и случайно, как встретились. И больше никаких писем. Анна Свенсен. За весь вечер он ни разу даже мысленно не назвал ее этим именем.
И уж тем более — другим.
— А знаешь, — она натягивала перчатки, — я была тогда в тебя по уши влюблена. Честное слово.
— Правда? — переспросил он довольно глупо.
— Ничего ты не знаешь. Счастливо!
И пропала в светлых снежных сумерках.
* * *За окном было серое небо, серое море, серый снег. Работа шла неторопливо и спокойно, как и должно быть, когда утро началось с пробежки и кофе, во всем доме стоит спокойная тишина, перемигиваются цифры на таймере, и своими делами, своим временем, своей жизнью ты распоряжаешься сам. Так должно быть всегда. Все оптимальные, правильные вещи теряют ценность и смысл, если знать, что они временны. По большому счету, я строю здесь свою маленькую личную вечность. И я ее построю.
В сером море, примерно на середине между берегом и горизонтом, длинной цепью покачивались рыбачьи лодки. Сегодня у нас пятница, первое мая. Я, конечно, ничего не понимаю в тонкостях рыбной ловли, но, по правде говоря, не вижу особой логики в начале сезона точно по календарю, безотносительно к реальным зиме и весне. Отметка на термометре не изменилась, никакой весны нет и не предвидится. Весна — бонус. Видимо, бонусы им не нужны.
Да и зачем вообще ловить рыбу, если она потом висит чисто декоративными гирляндами в лавке Лотты? Если, как говорила Дагмар, поселок живет за счет каких-то непостижимых обычным умом финансовых операций? А рыбзавод, предприятие некоего викинга Олафа Свенсена со товарищи, тут вовсе ни при чем, если не считать благотворительного фонда его жены, из самых лучших побуждений оказывающей адресную помощь тем же самым жителям поселка? В то время как они все до единого миллионеры, а рыбзавод, если верить опять-таки Дагмар и новостийным порталам, перманентно на грани банкротства?
Бред какой-то. Олег усмехнулся. Как хорошо, что мне совершенно не нужно вникать в эти сложные и противоречивые теневые схемы, каковыми на всех уровнях прошит и регулируем современный мир. В моей жизни все просто. Логично, как построение фрагмента программы, пускай ее предназначение и целостный вид мне неизвестны, неинтересны и не нужны. Да, отдельно взятая человеческая жизнь — тоже фрагмент целого, большого, социального мира. Но в моих силах сделать ее как можно более автономным и самодостаточным фрагментом. И защитить от скачивания кем бы то ни было.
А главное, это мой собственный выбор. Кое-кто вон до сих пор искренне верит в собственную высокую миссию, рассуждает о помощи людям и наверняка в упор не замечает своей незавидной роли в чужих махинациях. Она всегда была такая. Самая умная и скептичная, вызывающе конфликтная, подозрительная, недоверчивая, — и в то же время самая наивная. Можно сменить имя и прическу, завести деловые костюмы, научиться шутить и улыбаться — а наивность все равно остается, никуда ее не спрячешь, чем по-прежнему пользуются те, кто циничнее и хитрее. Таких всегда более чем достаточно.
Интересно, как оно получилось у остальных. Впрочем, нет. Неинтересно. За все время я ни разу не пробовал разыскивать никого из них, даже так, от нечего делать, по сети. Понятия не имею, чем они занимаются, как живут и позволяют ли вовлекать себя в чужие игры, пускай в каком-нибудь новом, более тонком и неявственном качестве.
Меня — не дождетесь. Я не видоизменял своих взглядов на мир и мой посильный вклад в его преобразование. Я отказался от них вообще. И не собираюсь поворачивать назад.
Глянув на таймер, Олег обнаружил, что работает без перерыва уже пять с половиной часов. Прервался на обед. Кухня до сих пор хранила следы не то чтобы сумбура — все-таки Дагмар очень аккуратная и хозяйственная девушка, — но чужого, неправильного порядка. Олег переставил хлеб на верхнюю полку холодильника, поменял местами упаковки плавленых сырков и паштетов: каждый день он обнаруживал и уничтожал новое несоответствие собственному, нужному порядку вещей. Рассмеялся; все это, если разобраться, действительно выглядело более чем забавно. Нечего страдать ерундой, побыстрее пообедать и снова за работу. Так, и где у меня теперь нож?..
