Саймон Кларк - Чужак
Я ожидал каких угодно действий, движения, криков, но ничего этого не произошло. Я увидел… не знаю, как объяснить. В общем, кто-то сделал с этой компанией нечто странное. Нечто настолько странное, что я замер, открыв рот.
Целую стену, от пола до потолка, занимало что-то, более всего похожее на желе. Розоватая стена этой дряни едва заметно подрагивала, но не растекалась.
Нет… нет… это же полная чушь. Не может быть. Я осторожно дотронулся концом дубинки до дрожащей массы. Она всколыхнулась, как сделало бы обычное желе, если бы к нему прикоснулись пальцем.
Вся эта дрянь была покрыта гладкой, глянцевой мембраной. Ошеломленный, я не мог отвести глаза от розовой стены.
Постепенно мои глаза стали воспринимать детали. Желе было прозрачным, и в нем висели, как кусочки фруктов в обычном десерте, какие-то предметы разной формы и разного размера: одни маленькие, величиной с клубничину, другие большие, как баскетбольный мяч.
Мальчишка за моей спиной захныкал. Оглянувшись, я перехватил его испуганный взгляд. Но на кого он смотрел, на меня или на желе, заполнявшее всю комнату, как вода в аквариуме?
Зрелище было неприятное. Я почему-то подумал о крови, сгустившейся, застывшей и превратившейся в прозрачный гель. И еще, желе как-то притягивало к себе внимание. Я поймал себя на том, что смотрю не на желе, а в него, словно ищу там что-то, что — я знал — должно там быть. Что-то скрытое, спрятанное. Для меня было важно отыскать это что-то.
А запах? Вы спросите, пахло ли оно? Господи, Иисус Христос и все святые, оно воняло! Воняло свежепролитой кровью. Эта вонь вызывала отвращение и в то же время будила интерес.
Что еще? Да, стена была горячая, точнее, горячечная, как тело охваченного лихорадкой больного.
Я напряг глаза, пытаясь разглядеть застывшие в желе предметы. Черт. Мембрана напоминала зеркало. Я даже увидел собственное отражение. Мне оно показалось каким-то искаженным: рот слишком большой для головы и…
Проклятие. Это же не мое отражение. Не мое лицо.
В желе плавала отрубленная голова!
Я еще не успел отреагировать на это открытие, как на лице поднялись веки, и на меня уставилась пара глаз.
В следующую секунду голова рванулась ко мне. Лицо разорвало поверхностную мембрану, явив покрытый слизью нос, глаза и широко открытый рот, нацеленный прямо на мое горло.
15
Мы стояли рядом, глядя на покинутое здание. Не знаю, что такое было в той комнате, но теперь оно нам не угрожало. Из окон квартиры на седьмом этаже вырывались языки пламени. Клубы черного дыма возносились в небо, рисуя там серые пятна.
Я простоял там добрый час, ожидая — и, черт возьми, опасаясь, — что розовая масса сумеет неким образом выбраться из огня. Но этого не случилось, она осталась в комнате, обреченная сгореть в устроенном мной пожаре. Перед моими глазами все еще стояло страшное оскаленное лицо, вырвавшееся из проклятой красной слизи и едва не вцепившиеся мне в горло. Только чисто рефлекторное движение уберегло меня от клацнувших челюстей.
Наверняка я мог сказать только одно: когда-то эта голова принадлежала человеческому существу. Чем она стала потом — одному Богу известно. Насколько я мог судить, раньше ее носил мужчина лет сорока. Черты его лица исказились. Рот непропорционально увеличился, глаза набухли и гротескно выкатились из глазниц, при этом кожа, покрытая розоватым гелем, выглядела чистой и гладкой, как у новорожденного.
Из охваченной огнем квартиры донеслись хлопающие звуки трескающегося дерева. Потом лопнули чудом сохранившиеся стекла. А затем донесся еще один звук. Скорее всего, это воздух выходил из замкнутого пространства, но могу поклясться, что я различил нечто похожее на крик. Жалобный крик. Крик живого существа, погибающего в огне. Он становился все громче, отчаяннее, пронзительнее. Потом все стихло.
Убедившись, что огонь сделает свое дело, я повернулся и пошел прочь. Мальчишка потянулся следом.
— Ты один?
Он не ответил, только сунул руки в карманы джинсов и побрел по улице.
— Говоришь по-английски?
Молчание. Никакой реакции — бесстрастное, похожее на маску, лицо. Взгляд устремлен прямо перед собой.
— Неплохой пожар мы устроили, а? Вместо дома останется только груда золы и головешек.
Мальчишка вдруг остановился, и, словно вспомнив что-то неприятное, сказал:
— Улей.
— Улей? — Я посмотрел на него. — Что ты имеешь в виду? Какой улей?
— Ты что не слышал? — Его лицо сердито вспыхнуло. — Я ж сказал… улей!
— Извини, я не знаю…
Впрочем, последние слова были произнесены в пустоту. Парнишка исчез. Ударился в бега. Причем мчался он так, словно за ним гнался сам сатана.
Только теперь он несся к группе людей, стоящих на перекрестке. Они не двигались с места, но с интересом рассматривали меня. Я также заметил, что у них есть оружие.
Подбежав к ним, мальчишка встал рядом с парнем, вооруженным обрезом помпового ружья.
Инстинкт уже подвел меня, поэтому полагаться на него, возможно, и не стоило, но глупость неистребима, и я, разведя руки в стороны и демонстрируя отсутствие оружия, медленно двинулся навстречу незнакомым людям.
Пожалуй, пора и поговорить с кем-то.
16
— Еды у нас нет.
Это сказала мне девушка с черными глазами, когда мы сидели у трещавшего, как пулемет, костра, разложенного во дворе дома. Назвав ее глаза черными, я не имел в виду ничего такого. Нет, у нее действительно были черные зрачки. Чистый оникс. Блестящие, сияющие. Можете поверить, таких глаз я в жизни не видел. Она говорила — а я пялился на нее. Но в ней и впрямь было что-то неотразимое. Тонкое, исхудавшее лицо и стройное тело ему подстать. Чистая, учитывая обстоятельства, одежда, длинные, шелковистые черные волосы, столь же прекрасные, как и глаза. Возраст? Я бы дал лет восемнадцать.
— Все, что оставалось от продуктов, мы потеряли два дня назад. На то место, где мы стояли, напали шершни. Нам еще повезло, что мы сами уцелели.
— Шершни? — Я непонимающе покачал головой.
— Шершни. Знаешь?
Я пожал плечами.
— Хлебные бандиты?
— А, да. — Я кивнул.
Теперь уже девушка покачала головой.
— Ты что, только вышел из спячки? Этих ребят уже никто не называет хлебными бандитами. — За время разговора она ни разу не улыбнулась. Вообще, вся компания подобралась довольно хмурая. Кивнув в сторону мальчишки, девушка продолжила: — Его это так потрясло, что он сбежал, едва мы попали в город. Искали его несколько часов, пока не увидели вас двоих на улице.
— Он рассказал вам, что случилось?
— Сказал, что вы нашли улей в какой-то квартире, что ты поджег дом. — Губы ее дрогнули в подобие улыбки. — Хорошая работа. Так этому дерьму и надо.
В разговор вступил парень лет двадцати в ковбойской шляпе.
— Только вот непонятно, почему шершни не охраняли этот улей. Обычно они его просто так не оставляют.
Я нахмурился.
— Снова не понимаю. Улей? Что такое улей? Ваш мальчонка тоже называл эту штуку ульем.
— Господи, да ты совсем отстал от жизни. — Девушка подбросила в огонь еще несколько веток. — Где ты жил? В каком таком городе? Может, на луне?
Да, она шутила, но при этом не улыбалась.
Я пожал плечами.
— Мы никуда не высовывались.
— Это и заметно.
— Но местечко, похоже, премилое, — заметил кто-то. — Ты сказал, что у вас там есть электричество? Чистая вода? Еда?
— Да. Нам, должно быть, повезло.
— Еще как.
— Мне бы хоть пригоршню грязи из вашего городка — я бы положил ее в карман. — Парень мрачно усмехнулся. — Может быть, ваша удача тогда перешла бы на меня.
— Да, прилично поесть было бы неплохо.
— Неплохо? Приятель, мы чувствовали бы себя в раю.
У меня на языке вертелись вопросы, на которые хотелось бы получить ответы, но сидевшие у костра начали перебрасываться короткими репликами.
— Мне бы — бифштекс с майонезом.
— С майонезом?
— Сам не знаю почему. Просто хочется майонеза. Я не ел его несколько месяцев.
— Бифштекс. Весом в пару фунтов. Средней поджаренности. Мм, это чудо.
— С двумя банками пива.
— И жареной картошкой.
— Золотистой.
— А мне бы буханку хлеба. Это все, что нужно именно сейчас.
— Кофе и сигарету. Я уже пару недель не держал во рту сигарету.
— Ты же не куришь.
— Курил когда-то, пока не началось все это веселье.
— Видишь? Нет худа без добра. Не будешь курить и доживешь до ста лет.
— Точно. Дожить до ста лет в какой-нибудь лачуге, где нечего жрать, кроме грязи и листьев, и нечего пить, кроме воды из канавы.
— Подождите, — вмешался я в эту воображаемую оргию. — Расскажите побольше об ульях.
— Ты что, приятель? — раздраженно спросил любитель майонеза. — Не нравится? Мы же говорим о еде.