Евгений Лукин - Лечиться будем
– М-м… ну, в общем… да.
– Оклад - хороший. Пенсия - не хуже. Еще вопросы?
– Почему внештатный?
– Потому что штатных, как вы сами вчера убедились, он посылает куда подальше.
– Позвольте… А как же я тогда…
– Сейчас объясню. Сидите себе спокойно дома, пишите, что вы там пишете. Но когда бы и каким бы образом он на вас ни вышел, бросайте все свои дела и… Собственно, все. - «Бразильская ленточка» вынул из бардачка, больше напоминающего сейф, какую-то бумагу, достал ручку. - Прошу.
– Что это?
– Клятва Гиппократа, - то ли съязвил, то ли всерьез сказал маньякоподобный собеседник. - Вы же, как я понимаю, согласны с нами сотрудничать?
– Простите… А выбор у меня есть?
– Нет.
– Тогда за каким лешим спрашиваете? - вспылил Артём. - Согласен!
***Адаптация, как утверждает медицина, является одним из основных критериев разграничения нормы и патологии. Сумел приспособиться - значит нормален. Не сумел - иди лечись.
Казалось бы, чего тут непонятного?
Тем не менее обязательно отыщется желчный циник, называющий психически здоровых людей приспособленцами, а то и вовсе подлецами. Что с такого возьмешь!
Вообще имейте в виду, застревание убеждений и принципов - чуть ли не первый признак душевной болезни. Скажем, велел тебе император распятие потоптать - ну так уважь кесаря, потопчи. Нормальные люди в подобных случаях как поступают? Когда прижмет, они и в икону плюнут, и храм взорвут. А чуть отпустит - снова уверуют.
Потому что психически здоровы и быстро адаптируются.
Как можно обвинять их за это в двуличии? Какое двуличие? Почему двуличие? Вчера от них требовалось одно лицо, сегодня - другое. Но не два же одновременно!
А вот кто действительно двуличен, так это сами обвинители. Веруют по-старому, а жить-то им приходится по-новому. Вот и крутятся, как ужака на вилах…
Подойдешь, бывало, к такому, толкнешь тихонько, скажешь: «Тебе ж за эту веру уже не платят, на кой ты ее ляд исповедуешь?» Нормальный вздрогнет, очнется: ой, а правда, что это я?..
С ненормальными сложнее. Бредовые идеи, как известно, непоколебимы и не поддаются коррекции. Уже на расстрел ведут, на костер, на виселицу, а он все кричит: «Да здравствует!» Что именно да здравствует? Какая разница! Коммунизм, православие, ислам… Что себе в голову вбил, то и да здравствует.
Однако чаще всего личность плутает, подобно контрабандисту, по нейтральной полосе между патологией и нормой, подаваясь то за кордон, то из-за кордона. К таким-то вот пограничным бродягам и относился, несомненно, Артём Стратополох, не настолько больной, чтобы умереть за идею, и не настолько здоровый, чтобы, изменив идеалу, не мучиться угрызениями совести.
Ибо что есть совесть? Не более чем легкая форма расщепления личности.
***Однако нынешний расщеп оказался пугающе глубок. Пока речь шла о выгодном сотрудничестве в идейно чуждой прессе или даже о безугловской премии, все это, согласитесь, имело прямое отношение к словесности, а стало быть, почему бы и нет? Литератор он, черт возьми, или не литератор? Но стать платным наперсником Безуглова, подставным корешем, фактически шутом… Развлекать, журить за выставленную в окошко ступню, с трепетом принимать из Его Президентского Величества рук коньячные капсулы… и оправдываться потом перед самим собой, что не было-де иного выхода и что другие бы за счастье почли… Как там отвечал Ломоносов Шувалову? «Я, Ваше Высокопревосходительство, не только у вельмож, но ниже у Господа моего Бога дураком быть не хочу».
Высаженный по собственной просьбе напротив больничного комплекса «Эдип» Артём пересек скверик и остановился возле аптечного киоска, где приобрел десяток водочных капсул, половину которых немедленно употребил. Таблетки от несварения совести.
Нет, не страх оказаться в соседях по палате с Пашей Моджахедом, не мысль о том, что станется с семьей, очутись ее глава в таком положении, не хороший оклад, обещанный настолько уклончиво, что боязно было даже предположить истинные его размеры, - нет, соломинкой, переломившей хребет верблюду, явилось, представьте, упоминание пенсии.
О пенсии Артём Стратополох и мечтал, и не мечтал. Какая-то подачка на старость ему светила, но столь символическая, что ради нее не стоило даже бегать с документами по инстанциям. Пребывание на учете в поликлинике, правда, учитывалось как стаж, но доходы, доходы… Все газетки, в которых он сотрудничал (и «ПсихопатЪ», и «Мория», и «ГБ-френь»), платили, как было упомянуто выше, неплохо, но гонорар предпочитали вручать в конвертике, никак это дело не фиксируя.
С одной стороны, такое положение давало Артёму возможность с пеной у рта утверждать в «Последнем прибежище», что под старость он намерен, не в пример продавшимся «больничному режиму» соратникам, из принципа умереть за Родину под забором. С другой стороны, этак можно было и впрямь под ним умереть.
– А-а… Лауреаты и натуралы…
Поднял глаза. Перед скамьей, на которой он присел, ожидая, пока лекарство усвоится, стоял тот самый коллега, что придумал рубрику «Отрывки из сочинений классиков». В правой руке его пестрел свежий номер газеты «Будьте здоровы!».
– Ну ты лизнул, - с ехидцей молвил коллега. - До самых гланд! Нет, ну это надо же: «За Родину душой болеет один Президент…» Много заплатили?
Секунду Стратополох непонимающе глядел на соратника, а потом с ужасом вдруг осознал, что его ядовитая бунтарская фраза, попавши в официальную прессу, не просто утратила язвительность, но зазвучала вполне верноподданно, едва ли не подобострастно.
Как же тогда будет читаться сборник стихов «Умножение скорби»?
На секунду Артёмом овладела так называемая дакномания, иными словами, навязчивое стремление покусать окружающих, однако чуткий коллега уже успел к тому времени презрительно повернуться и уйти.
«Надо что-то делать», - придя в себя, растерянно подумал Стратополох.
Что?
«Человек вы разумный, - снова зазвучал в мозгу властный до брюзгливости голос орденоносного омоновца. - Даже вон с учета вас сняли…»
А если снова стать на учет?
Вдруг у них там особый пунктик есть: психов на работу не брать?..
***Повадился что ни день в поликлинику! А с другой стороны, что тут еще придумаешь? Предстоящая авантюра шансов на успех не имела, и Стратополох сознавал это лучше кого-либо иного.
Да и где он, этот иной?
На то, что Артёма официально восстановят в рядах патриопатов, рассчитывать было по меньшей мере наивно, но почему бы не попытаться обойти добрейшего Валерия Львовича с другого боку? Тем более участковый и сам предлагал обращаться с неврозами в любой момент… Впрочем, даже если обойдешь… Вон у градоначальника, как выяснилось, диагноз куда круче - эпилептик, а работает… И как работает!
Все же попытаться стоило.
Чувствуя себя то Петром, то Иудой (первый, напоминаем, предал из страха, второй - за деньги), подходил литератор к розовому особнячку.
У крыльца его поджидал старый знакомый в некогда щегольской, теперь же обтерханной и грязноватой кожаной куртке.
– Ну?.. - с победной хрипотцой приветствовал он Артёма, дохнув на него плотным перегаром. - Что я говорил? Вчера - оттуда, сегодня - снова туда…
Привычным жестом распахнул правый борт куртки, предъявив торчащие из внутреннего кармана бледные тоненькие брошюрки «Что отвечать психиатру?», внешне до обидного напоминающие сборничек стихов самого Стратополоха.
Стиснув зубы, Артём обежал искусителя и устремился по коридорчику к заветному кабинету. В том-то и штука, что психиатру надо было сейчас отвечать совсем не то, о чем говорилось в брошюрках. Собственно, не психиатру, а участковому психотерапевту, но в данном случае это значения не имело…
– Что с вами? - ахнул Валерий Львович.
– Навязчивости, - прохрипел Стратополох, оседая на стул. Участковый всмотрелся и понял, что дело, кажется, и впрямь серьезное.
– В чем это выражается?
– Я все переделываю, доктор!
– Что именно?
– Текст! - вздрогнув, признался Стратополох. - Переписываю каждый абзац по сто раз.
Далее оба понизили голоса, подались через стол друг к другу, беседа пошла напряженно, тревожно, стремительно.
– По сто раз, вы говорите?
– Ну не по сто… По десять, по двадцать раз! Ничего не могу с собой поделать. И боюсь, боюсь…
– Чего боитесь?
– Боюсь, как бы какое слово не повторилось.
– А если повторится?
– Плохо…
– Почему? Дурная примета?
– Нет. Просто боюсь. Перечитаешь, что написал, вроде нет повторов. А потом опять появляются. Сами…
Артём видел, как в пристальных увеличенных линзами глазах участкового затлел охотничий огонек. Только бы не переиграть, только бы не переиграть…
А недоиграешь - тоже ничего хорошего.
– То есть чувствуете сильный страх?
– Да! А тут еще значки вдобавок…
