Джулия Кросс - Буря

Я вздохнул, борясь с желанием вернуться в кровать. Для меня все это было очевидно.

— Никакого табу. Та Холли всего на четыре месяца младше меня. Она одна из самых старших в своем классе, а я один из самых младших. Вот и все. Неужели это так важно? Странно, что ты этого не знаешь. Как давно вы знакомы с Холли?

— Два года. И мой мозг работает настолько быстро, что я не запоминаю такие незначительные детали. Кроме того, она родилась в девяностом году, а я в девяносто первом, и это меня сбивает. Итак, ты ездишь отсюда в университет? А Холли живет в общежитии? В каком именно? Может быть, нам стоит пойти туда и осмотреться?

— Ты меня утомляешь, — заявил я. — Я тоже живу в общежитии, но в другом — не там, где Холли. В нашем корпусе студенты первого и второго курса живут вместе. И ты уже бывал в этой квартире раньше… то есть другой ты, из будущего. Сюда я перебираюсь летом и во время каникул. А Холли была и здесь, и в моей комнате в общежитии. Что-то еще? Хочешь, я назову тебе имена всех своих преподавателей? Или расскажу, какой дорогой ходил на занятия каждый день?

Адам надолго замолчал, глядя на лист бумаги, лежащий перед ним, а потом ответил:

— Нет. По крайней мере, не сейчас.

— Следующий вопрос, — подсказал я, растирая виски.

— Скажи, что произойдет, если ты отправишься на полчаса назад, но пробудешь там тридцать одну минуту. Тогда формально ты окажешься…

— В будущем, — закончил я фразу за него. — Но я никогда не перемещался за пределы своей жизни.

Адам кивнул:

— Я так и понял. Но тебе придется возвращаться назад, если ты пробудешь в прошлом до того момента, из которого отправился в путешествие?

Так странно, что мне приходится объяснять Адаму всю эту ерунду.

— Извини, в дневнике записано не все, но мы с тобой уже проводили этот эксперимент. В этот момент я становлюсь самим собой. Не забывай, что в прошлом я чувствую себя не совсем обычно, — как будто я раздвоился во время перемещения. И тогда я кажусь себе легче и почти не ощущаю жару и холод. И что бы я ни делал во время этих прыжков, положение дел на основной базе не меняется.

— Ясно, — сказал Адам, запихивая в рот еще один кусок хлеба. — Во время твоих обычных прыжков ты попадаешь в теневое или… зеркальное время.

— Точно, это как многократно пересматривать один и тот же фильм в надежде, что в какой-то момент твой любимый герой сумеет избежать смерти. Или пытаться криком предупредить его, думая, что это что-то изменит, но все остается по-прежнему, — заключил я. — Но как, черт возьми, я все-таки оказался здесь, в две тысячи седьмом году? И у меня нет привычного ощущения легкости, я чувствую себя как обычно.

— И куда подевался тот, другой Джексон? — спросил Адам, качая головой, а потом посмотрел на меня безумным, одурманенным кофеином, взглядом. — У меня есть одна теория.

Я поставил локти на стол, стараясь сосредоточиться, хотя понимал, что это может быть выше моего понимания.

— Хорошо, я готов тебя выслушать.

— Что ж, во-первых, совершенно очевидно, что где бы ни была твоя база, там есть только один Джексон.

— Да, но формально я ведь сейчас в прошлом.

Он наклонился над своими бумагами и стукнул кулаком по столу:

— А что, если это другая вселенная?

Я чуть не упал со стула.

— Да ты явно свихнулся.

Он насмешливо взглянул на меня:

— В самом деле? С тобой произошло нечто невероятное, и при этом ты считаешь, что я ненормальный, потому что упомянул теорию о параллельных мирах?

Я рассмеялся. Адам прав. Что я вообще знаю?

— Давай отметим эту мысль, чтобы позже вернуться к ней. Какой следующий вопрос в твоем списке?

— Пару раз ты упомянул в дневнике о том, что тебя словно что-то выталкивает назад. Я постараюсь найти этому объяснение, но, судя по всему, ты не можешь по-настоящему жить в прошлом.

Я вздохнул:

— Похоже, могу. Если перенести туда же мою основную базу.

— Именно так. Только мы не знаем, как тебе это удалось. Я никак не могу понять, что мешает тебе вернуться в две тысячи девятый год. Или в ту, другую, вселенную, если мы решили пока не отвергать эту теорию. Ни один из экспериментов не показал даже малейшего риска застрять в прошлом. Хотя, видимо, я предусмотрел это на всякий случай. И написал сам себе записку. Тот, другой я, — из будущего.

Я сел напротив Адама и положил ладонь на его бумаги.

— Значит, ты действительно мне веришь? В то, что я из будущего?

Мне нужно было убедиться, что его выводы не зависят от количества выпитого кофеина, иначе через пару часов мой друг снова вернется к своим логически здравым рассуждениям.

— Да, у меня нет ни капли сомнения. Ты решил бежать тогда, в две тысячи девятом году от страха, что эти парни с пистолетами тебя убьют?

— Ты прочитал об этом в дневнике?

Он кивнул, а я сделал глубокий вдох, собираясь признаться в том, чего я еще не говорил никому ни в прошлом, ни в будущем:

— Честно говоря, я не уверен, что в тот момент принял решение отправиться в прошлое… И я знаю, что остаться там мне было бы крайне тяжело. Ты ведь прочитал про мою сестру, да?

— Рак, опухоль мозга, умерла в апреле две тысячи пятого, — сказал он, сверившись с записями.

— Меня не было рядом, когда ее не стало, — признался я.

Адам поднял глаза и пристально посмотрел на меня:

— Мне казалось, что твои прыжки во времени начались только через несколько лет.

— Я хочу сказать, что меня не было тогда в палате, рядом с ней. — Я сглотнул, чувствуя, что у меня вот-вот сведет горло. — Знаешь, люди иногда сожалеют о том, что их не было рядом и они не попрощались или еще что-то в этом роде.

Адам отодвинул записи и положил руки на стол:

— И?

— Так вот, я не хотел присутствовать при этом. Мне было очень страшно. Не только из-за того, что мне придется говорить с ней, а потом страдать от потери. Я боялся смотреть на то, как из нее уходит жизнь. Я так часто мысленно представлял это: вот ее грудь поднимается, в нее входит воздух, а потом…

— Замирает, — закончил за меня Адам.

— А еще мне в голову приходили всякие идеи… Например, когда она перестанет слышать нас? Может быть, уже после последнего вздоха? Ведь люди умеют задерживать дыхание, так что, возможно, она все еще слышала нас и даже думала о чем-то. — Слезы застилали мне глаза, и я вытер их. — Я понимаю, что это глупо.

— Ничего подобного, — мягко произнес Адам. — Но я не совсем понимаю ход твоих мыслей… Как это связано с тем, что ты бежал из две тысячи девятого года?

— Понимаешь, Холли еще дышала, и я не хотел видеть, как она… перестанет. Возможно, именно поэтому я и застрял здесь. И не могу вернуться.

Адам наморщил лоб:

— Я по-прежнему не понимаю.

— Это карма. Наказание… за то, что я сбежал. — Я взял кусок индейки, лежавший напротив меня. — Но если бы я мог снова пережить тот момент…

Адам жестом остановил меня:

— Нет, это классная идея. Мне нужно лишь немного поломать над ней голову.

— Я уверен, что причина именно в этом. У людей не может быть второй попытки, чтобы все исправить. И из-за своего поступка я теперь все время буду получать пинок под зад, и Холли никогда не захочет иметь со мной дело. Как прошлой ночью.

— Ты имел колоссальный успех, — констатировал Адам и принялся готовить себе сандвич.

— Я вел себя как полный идиот. Кроме того, такие парни, как Тоби, постоянно приглашают ее на свидание.

— Ну, не так уж часто ее и приглашают. Поведение Холли не располагает к этому. Вот в чем причина. А Тоби не может смотреть на девушку просто так, у него тут же возникает какая-нибудь сексуальная фантазия, — объяснил Адам, запихивая в рот остаток сандвича. — Я серьезно, он совершенно не скрывает, что происходит у него в голове, и, мне кажется, не понимает, как ухаживать за девушкой по-дружески. Вместо этого он флиртует. К тому же он прекрасно знает, что она откажет.

Я обхватил голову руками, пытаясь осознать, в чем смысл моей новой жизни сегодня и вообще в этом году. Перестану ли я когда-нибудь мечтать о том, чтобы очутиться в другом месте и в другое время? И что более эгоистично с моей стороны: оставаться здесь или продолжать попытки вернуться назад? И можно ли вообще спасти Холли?

— Сейчас больше не нужно отвечать на вопросы. Не сомневаюсь, тебе это очень тяжело, — сказал Адам, вырывая меня из мрачных мыслей.

Я поднял голову и улыбнулся:

— Честно говоря, я не против ответить на все вопросы из твоего списка. Мне кажется, прошла уже целая вечность с тех пор, как я мог вот так легко поговорить с кем-нибудь. Не лгать и не придумывать разные истории.

Лицо Адама тут же осветилось радостью, которую он попытался скрыть, но меня так просто не проведешь. Может быть, нам не будет так весело вместе, как в две тысячи девятом году, но все же я не один.