Владимир Дрыжак - Кесарево сечение
– Видимо, это случайность, – предположил Кикнадзе.
– Очень может быть, – согласился Гиря. – Но согласитесь, это крайне маловероятное событие.
Действительно, за последние полгода такое случилось впервые. После краткого обсуждения все пришли к выводу, что да, событие маловероятное, но у каждого были причины именно сегодня находиться именно здесь.
– Я бы не обратил на это внимания, если бы именно сегодня до меня не дошла весть о кончине Калуци, – пояснил Гиря. – Подумайте, не имели ли сегодня место еще какие-либо чудеса и невероятные события.
– Да, – вдруг сказал Сюняев. Он был весьма озадачен, что случается крайне редко. – Сегодня утром я поздоровался с господином Таккакацу.
– И он тебя укусил? – ядовито осведомился Штокман.
– Нет. Но последний раз мы с ним здоровались… Не помню даже когда! Он ведь… Ну, вы же знаете, он вообще уже еле ходит, и безвылазно сидит на месте.
– Знаем, – сказал Гиря. – Где это случилось?
– На выходе из Канцелярии.
– И что дальше?
– И ничего. Мы раскланялись, а он вдруг и говорит, что хотел бы обсудить ряд вопросов с господином Гирей лично.
– Вот как? – Гиря недоверчиво покачал головой. – Ты предложил связаться по видеофону?
– Да. Он проигнорировал, как будто и не слышал. И попросил передать его просьбу.
– Ага… Придется встретиться. Он ведь ветеран? Больше ста, а все сидит?
– Сто два года. Из них тридцать бессменно руководил прогнозистами, – сказал Кикнадзе, – теперь в ранге советника.
– Зураб, а может быть ты с ним встретишься, да все и разузнаешь. Мне бы не хотелось, в силу ряда причин.
– А субординация?
– Я тебя наделяю самыми могучими полномочиями. Могу титул дать. Граф устроит?
– Герцог будет лучше, но боюсь Сюняеву на мозоль наступить.
– Мне что – давай хоть маркиза. Я за дело болею, – буркнул Сюняев.
– Тогда герцог, и в течение трех дней, – подвел черту Гиря. – Так… От антидепрессанта протряхли? Тогда все, приступаем к делу. Вопрос: смерть Калуци достоверна?
– И даже более того, – сказал Штокман.
– Что значит, более того?
– Сегодня утром тело кремировали.
– Как это кремировали?! В каком смысле?
– Петя, ты как вроде нервничаешь… Вчера утром он умер, а сегодня утром тело кремировали.
– Быстро, однако… А кто-нибудь вообще это тело видел? Кого, собственно кремировали?
– Петя, ты в своем уме? – вмешался Сюняев. – Ты что же, думаешь… Это же невозможно!
– Да, – Гиря махнул рукой. – Ты прав. У меня на Калуцу уже стойка, как у собаки… Все же, думал, не чужой человек. Должна же быть какая-то панихида, прощание с телом. Надо было лично сходить – я ведь и с женой знаком, и с дочерью…
– Была панихида, была, – ворчливо сказал Штокман. – И тело было Калуцы. Все, как положено.
– А что же они не сообщили?
– Кому надо – сообщили. А тебя упустили из виду, в виду отдаленности места пребывания.
– Жаль.., – Гиря помолчал, потом поднял голову обвел присутствующих взглядом и сказал: – Надеюсь, всем понятно, что начинается новый этап?
– Понятнее некуда, – пробормотал себе под нос Сюняев. – Опять начнем кругами бегать…
Гиря его проигнорировал.
– Какие будут соображения? Штокман? – сказал он с напором.
– Надо подвести черту.
– Верно. Надо. Еще. Сюняев, что молчишь? Где хваленый интеллект?
– Надо бы отследить реакцию верхов, – задумчиво произнес Зураб Шалвович. – И кроме тебя это сделать некому.
– Ну уж!
– Не "ну уж", а некому! – вмешался Сюняев. – Командовать и я могу. А кто политиковать будет? Начальник. Это и ежу понятно. Я с Шатиловым брудершафт не пил.
Услышав эту фамилию, я навострил уши. Шатилов был очень важной персоной, а именно, председателем Коллегии ГУК. Каким образом он мог быть замешан в этой истории, я не знал, знал только, что двадцать лет назад именно он руководил сектором безопасности, а потом пошел на повышение. Ясно, что с таким значительным лицом в официальный контакт мог войти только сам Гиря.
– А что Шатилов? – произнес Петр Янович и скривил губы. – Шатилов на мне, как и вся прочая братия. Речь не об этом. Кто займется оценкой текущей ситуации и сусеками ГУКа?
– Ну, не я же, – произнес Карпентер.
– Стало быть, Кикнадзе, – подвел итог Гиря.
– А почему не Сюняев? – Зураб Шалвович гордо задрал подбородок.
– У тебя, Зураб, проницаемость выше. А у Валерия Алексеевича репутация подмочена.
– Да? – изумился Зураб Шалвович. – И где это ты, Валера, умудрился?
Сюняев блеснул на него взором и изобразил шипение кобры.
– Он не далее как три дня назад устроил очередной скандал с руководством диспетчерской службы. Мне донесли, что он утверждал отсутствие вообще какой-либо методики в планировании полетов, – пояснил Гиря.
– Еще бы я не утверждал, если по их данным одно и то же судно находится одновременно в трех местах. Ну, в двух – я понимаю, но не в трех же! С ума все посходили! – прорычал Сюняев.
– Это факт? – Гиря нахмурился.
– И, притом, данный мне в ощущениях. Вообрази ощущения!
– Ставь птицу – обсудим отдельно… А кроме того, Зураб, я берегу Валеру, как зеницу ока, для другой работы. Он мне понадобится как запал, а точнее, как пистон, когда надо будет вставить и взрывать. – Гиря подмигнул Кикнадзе. – Итак, Зураб, ты щупаешь смежничков, выявляешь настроения, пасешь Таккакацу, и прочее в этом роде… Еще соображения?
– Надо поработать с научным наследием, потолкаться в академических кругах на предмет уточнения тематики исследований и полученных результатов. Это я беру на себя, – заявил Штокман.
– Берите пример. – Гиря открыл ящик стола и достал пустую папку. – Пишу: "Калуца". Все добытое – сюда. Еще соображения!
– Думаю, неплохо было бы озадачить кого-то из молодых – пусть сядет, ознакомится со всеми материалами и подготовит нечто вроде доклада. Нужен свежий взгляд. Может быть мы все тут рехнулись, и делаем из мухи слона, – предложил Сюняев.
– Вот! – сказал Гиря. – Учитесь! Именно эту работу я и вознамерился поручить Глебу. Есть отводы по кандидатуре?
Отводов не последовало. Я отметил, что значительно вырос в собственных глазах, и продолжаю расти прямо на глазах. Складывалось впечатление, что мне оказано особое доверие.
Я не ошибся.
– Но пусть он даст страшную клятву, что не будет хохотать до упаду, когда узнает страшную тайну, – зловещим шепотом произнес Сюняев. – Пусть кровью распишется!
– М-да. – Гиря почесал за ухом. – Где бы Библию взять? Или Коран?.. Оно бы хорошо, если из мухи – слона. Хуже, если из слона – муху. Так что, Глеб, придется поработать.
Я кивнул.
– Еще соображения? – сказал Гиря.
– Надо бы кому-то Сомовым заняться, – сказал Карпентер.
– Это как раз последний вопрос повестки. Займешься им ты, Эндрю. Проследишь все связи, составишь краткую биографию, но сначала его нужно найти. Куда это он мог опять подеваться?! Выйди на оперативников, подбери парня потолковей, и вперед! С Тараном я работу проведу.
Это было интересно. В секторе Таран заведовал оперативным отделом и приданными подразделениями. В их задачу входило все, начиная от спасательных работ, и кончая поиском лиц, укрывающихся от официальных контактов с органами дознания. Ребята там были подобраны – нам не чета! Если бы Марс, к примеру, захватили террористы, они в течение двух недель обеспечили бы его возврат под юрисдикцию. То есть, массовая высадка на планету с захватом центров жизнеобеспечения, коммуникаций и связи была для них задачей совершенно плевой. Это единственное подразделение ГУК, которому по штату положено иметь оружие. А какие у них бицепсы! А какие нашивки на бицепсах!.. В общем, парни хоть куда. Этого загадочного Сомова, по моим расчетам, они должны были вычислить в течение трех суток, и взять тепленьким, если, конечно, он не удрал за Юпитер.
– Если вопросов нет, тогда все, – объявил Гиря. – Напоминаю, тема секретная и факультативная. Никаких поблажек по основной работе не будет… Все свободны.
Все поднялись и начали топтаться на месте. Гиря выдержал паузу, дождался, пока я тоже встану, потом ухмыльнулся и многозначительно произнес:
– А вас, коллега Сюняев, и вас, коллега Кукса, я попрошу остаться.
"Свобода – штука относительная", – подумал я философски.
Карпентер задержался в дверях, подмигнул мне, а Сюняеву сделал многозначительное лицо. Валерий Алексеевич в ответ сморщился и махнул рукой, мол, что с него взять! Потом хмуро уставился на Гирю. Гиря какое-то время в задумчивости смотрел прямо перед собой, потом встал, подошел к двери и выглянул, словно бы хотел убедиться, что снаружи нет соглядатая. После этого захлопнул дверь поплотнее, приблизился к Сюняеву, встал против него, уперся взглядом, скрестил руки на груди и начал покачиваться с каблука на носок. Покачавшись заметное время, он осклабился и пропел ангельским голосом:
– Ну, что, допрыгался?
