Рейчел Уорд - Числа. Трилогия

Я услышала, как Жук ломится обратно через подлесок. Он хлопнулся на землю и полез рыться по мешкам. Похоже, выудил еще одно одеяло. Было слышно, как он копошится на одном месте, пытаясь устроиться поуютнее; потом опять шорох пакетов и какой-то скребущий металлический звук.

Я сказала себе: «Не буду я с ним разговаривать, пусть делает что хочет, пошел он подальше», но теперь каждый мой нерв прислушивался к нему, пытаясь понять, что он там затеял. Через некоторое время щелкнула зажигалка, во мраке вспыхнул огонек. Чуть слышный треск подожженной сигареты, потом долгий вдох и удовлетворенный выдох.

Я села, голос Жука произнес:

— Я так и думал, что ты не спишь. Хочешь затянуться?

Мерцающий кончик сигареты придвинулся ближе, Жук протянул ко мне руку. Я взяла, затянулась. Дым подействовал успокаивающе: было в нем что-то нормальное, привычное, уютное.

— Здорово, — сказала я, имея в виду не сигарету, хотя и она пришлась кстати: здорово было снова чувствовать его рядом. Я уже успела понять: мы сейчас не можем позволить себе скандалы.

Мы посидели, затягиваясь по очереди, почти не говоря, просто проживая миг за мигом. Потом Жук спросил:

— Как ты думаешь, а бывают фермеры-негры?

— Не знаю, но, по-моему, вряд ли. А чего?

— Нравится мне тут. Нравится то, что у меня под ногами. И то, что видно вокруг на много миль.

Это он вывел из всего одного дня блуждания по полям?

— Брось, Жучила, ничего из этого не выйдет.

— А почему? Фермеру что, нужно высшее образование? Или аттестат? И ему обязательно быть белым?

— Ну не знаю, не знаю. Вот деньги-то ему точно нужны. Много денег.

— Да необязательно покупать свою ферму, можно и на чужой работать. По-моему, быть на побегушках у База или еще у кого — не слишком завидная работа. Не хочу я этого. Нужно придумать что-то другое. — Голос его в темноте зазвучал истово: — Вот я сбежал оттуда. Мы оба сбежали. И теперь я хочу начать новую жизнь, без возврата к старому.

Меня тронули эти слова. Он говорил от всего сердца.

— Макак, между прочим, был прав, — продолжал Жук.

— Да ладно чушь пороть.

— А вот и был. Для таких, как я и ты, будущее прописано с самого рождения. Очереди за пособием, место за кассой или на стройке, жизнь на улице. То есть никакого будущего. А я так не хочу.

— Решил вернуться в школу, получить аттестат? — спросила я, совершенно в это не веря.

— Нет, с этим я, пожалуй, опоздал. И все же я хочу что-нибудь сделать. Стать другим. А не обыкновенным среднестатистическим молодым негром.

Пока он говорил, внутри у меня все сжималось в комок, а теперь комок дернулся и скрутил меня физической болью. Когда он начинал говорить про будущее, мне делалось непереносимо. Как я могу сидеть и слушать его, мальчишку, которому осталось жить всего неделю? В том, что он говорил, был смысл, была надежда. Только он опоздал. Если числа не врут. Если…

Я поняла, что еще немного — и проговорюсь. Мне хотелось рассказать ему все. Вот поделюсь, и, может, вместе мы придумаем, как это можно изменить. Только ведь нельзя, совсем нельзя. Я никому не должна открывать их числа, кроме подонков вроде Макака. Да у него, скорее всего, не хватит мозгов сообразить, о чем там речь. Я с трудом сглотнула, пытаясь взять себя в руки. Сменить тему, заполнить пустоту словами.

— А как так вышло, что ты живешь с бабулей? Ничего, что я спрашиваю?

— Да чего там, чел. Какие тайны? Мама свалила с каким-то типом, когда я был еще совсем мелким. Я ее и не помню. И вряд ли много потерял: бабуля-то всегда была рядом.

— Бабуля у тебя просто супер.

— А то. Старая ведьма.

— Слушай, может, стоит ей позвонить? Сказать, что у тебя все в порядке?

— Не, звонить опасно. Ты же знаешь, звонок могут отследить. С бабулей ничего не будет. Честное слово.

Перед глазами мелькнула картинка: Вэл стоит у обочины и смотрит нам вслед. Неужели это было только вчера?

— Я слышал, как ты рассказывала бабуле про свою маму, — тихо сказал Жук. — Я тебе сочувствую и все такое.

— Ты-то тут ни при чем.

— Знаю, но…

— Пожалуй, без нее даже и лучше. Она была… непростая.

Я осеклась. Это было враньем, и я прекрасно, это знала. Как бы там мы с ней ни жили, лучше уж так, лучше иметь какой-никакой дом, чем мотаться с места на место, как я моталась после ее смерти. Ничейный ребенок.

Так мы и говорили, час за часом. В безбрежном пространстве голоса звучали совсем слабо, но пока мы не молчали, неведомые призраки и чудища, затаившиеся в темноте, в бесконечности, протянувшейся во все стороны, не решались приблизиться. Постепенно паузы становились все длиннее — мы по очереди уплывали в сон.

Видимо, я уже совсем задремала, когда меня разбудил жуткий вопль. Я открыла глаза, да только от этого мало что изменилось: непроглядная тьма, хоть открой, хоть закрой.

— Слышал? — прошептала я.

— Тут и покойник бы услышал. — Вопль прозвучал еще раз, надрывный, пронзительный крик, разорвавший ночь, такой громкий, что, казалось, он доносится сразу со всех сторон, сверху, даже изнутри. Сон пропал, я боялась пошевелиться. Жук придвинулся ближе, я слышала, как он перекатывается по сухим веткам и листьям; запах его тоже приблизился.

— Что это такое, по-твоему? — спросил он очень тихо возле самого моего уха.

— Не знаю.

— Ты веришь в ведьм?

— Заткнись!

Ну да, я верю в ведьм. А еще в призраков, в оборотней и всю прочую ночную нечисть.

Новый леденящий кровь вопль, за ним на сей раз последовало громкое уханье.

— Да это сова, Джем. Я ее раньше живьем не слышал. Вот ведь расшумелась, а? Нет там какого-нибудь каменюки?

Он сел, пошарил вокруг, потом встал, метнул что-то в крону соседнего дерева. Я слышала, как посыпались сучки и листья. Через несколько секунд вопли зазвучали снова, но постепенно начали стихать. Сова, видимо, решила поискать себе убежище поспокойнее.

— Ну прям настоящий сельский житель. Кидает камни в сову.

— Это верно, сельские жители всегда кого-нибудь стреляют или натравливают собак, а те потом рвут на клочки. Это как раз по мне.

Сова продолжала протестовать, но теперь где-то далеко. Голос ее точно усиливал наше одиночество, безграничность окружавшей нас пустоты. Мы прислушивались, и тут я почувствовала, что замерзаю. Одну ночь мы тут как-нибудь перекантуемся, а завтра придется искать что-нибудь другое.

Сна у меня теперь не было ни в одном глазу. Оставалось лежать, вслушиваться и по мере сил поменьше думать.

Я решила, что Жук уснул, но через некоторое время вдруг почувствовала, как рука его пробирается под мое одеяло, ищет мою руку. И потом мы лежали так, рука в руке, и ждали, пока в небе затеплится утренний свет. Ни он, ни я не спали, когда в тяжелом ночном воздухе раздался еще один звук — гул вертолета.

17

— Слышал? — спросила я. Идиотский вопрос.

— Угу.

— Думаешь, это просто вертолет?

Он прекрасно понял, что я имею в виду. Просто вертолет, который летит и везет кого-то из точки А в точку Б.

— Не знаю.

Жук отодвинулся, пополз куда-то сквозь подлесок. Было еще темно, но, оглянувшись туда, откуда вчера пришли, мы увидели в небе первую просинь. Именно оттуда и доносился гул.

— Он завис на одном месте, Джем. Светит вниз прожектором. И еще там другие огни. — Я слышала, как он на ощупь пробирается обратно, и вот он оказался рядом и принялся складывать одеяло. — Пошли, Джем. Нужно двигать отсюда. Похоже, нас настигли.

— Жук, темно же еще. А у нас нет фонарика, помнишь?

— Придется идти так. Да по темноте оно и лучше.

— Да, но…

Я хотела напомнить ему про лужи, про изгороди, колючую проволоку, но тут послышался другой звук. Собачий лай. Он тоже доносился сзади. Прожекторы, вертолеты, собаки. У меня скрутило желудок. Настоящая травля. Я заткнулась и начала собирать вещи.

Мы на ощупь вылезли из рощицы и побрели вниз по склону холма. Ногу приходилось ставить наугад, а земля была такой неровной, что мы оба то и дело спотыкались и поскальзывались. Я попала правой ногой в какую-то яму, взмахнула руками, пытаясь поймать равновесие. Что-то попало под правую руку, я уцепилась, но опора подалась, одновременно что-то впилось мне в ладонь, и я, не удержавшись, полетела лицом вперед. Расцарапав щеки, рухнула на землю и выдала полный набор подходящих слов.

— Ты где? — долетел из темноты голос Жука.

— Здесь! Откуда мне, блин, знать, где я?

— Не двигайся. Я иду.

Он начал пробираться ко мне. Сначала на темном фоне замаячила какая-то черная масса. Когда он подошел ближе, я увидела, что лицо его пошло морщинами от тревоги:

— Господи, Джем, ты вляпалась прямо в колючую проволоку. Давай. — Он протянул руки и помог мне подняться.

Я вскрикнула и снова выругалась, когда он сжал мою расцарапанную правую ладонь.