Артур Кларк - Город и звезды

Элвин начал излагать свою историю с опаской, которая вскоре сменилась доверием. Никогда раньше он не говорил с такой свободой: наконец нашелся кто-то, относящийся к его мечтам без насмешки, зная их правдивость. Раз или два Серанис прерывала его, задавая прямые вопросы, когда он упоминал о некоторых незнакомых ей вещах. Элвину нелегко было осознавать, что многое в его повседневной жизни не имело никакого смысла для людей, никогда не живших в городе и ничего не знавших о его сложном культурном и общественном устройстве. Серанис слушала с таким пониманием, что он принимал его как должное; лишь позднее он сообразил, что его словам, помимо нее, внимало множество других сознаний.

Когда он закончил, на некоторое время воцарилось молчание. Потом Серанис посмотрела на него и спокойно произнесла:

— Зачем ты пришел в Лис?

Элвин бросил на нее удивленный взгляд.

— Я же сказал тебе. Я хотел изучить мир. Все говорили мне, что за городом лежит лишь пустыня, но я хотел убедиться в этом сам.

— И это было единственной причиной?

Элвин заколебался. Когда он наконец ответил, то это был ответ не бесстрашного исследователя, а ребенка, потерявшегося в чужом мире.

— Нет, — сказал он тихо, — это не было единственной причиной, — но я осознал это только теперь. Я был одинок.

— Одинок? В Диаспаре? — на губах Серанис была усмешка, но глаза выражали симпатию, и Элвин понял, что она не требует дальнейших объяснений.

Теперь, рассказав свою историю, он ждал того же от Серанис. Но тут она поднялась и прошлась несколько раз по крыше.

— Я знаю вопросы, которые ты задашь, — сказала она. — На некоторые из них я могу ответить, но сделать это словами будет утомительно. Если ты откроешь мне свое сознание, я расскажу то, что тебе следует знать. Ты можешь довериться мне: я ничего не возьму у тебя без разрешения.

— Что мне нужно сделать? — осторожно спросил Элвин.

— Пожелай принять мою помощь… смотри мне в глаза… и обо всем забудь, — скомандовала Серанис.

Элвин так и не понял, что произошло потом. Все его чувства полностью отключились, и позднее он не мог вспомнить, как приобрел знания, оказавшиеся в его голове. Он мог видеть прошлое — но не вполне отчетливо, подобно тому, как стоящий на высокой вершине смотрит на туманную равнину. Он узнал, что Человек не всегда был городским жителем и что с тех пор как машины освободили его от черной работы, наступило вечное соперничество двух разных типов цивилизации. В Века Рассвета городов было великое множество, но значительная часть человечества предпочитала жить в относительно малых сообществах. Всеобъемлющая транспортная система и мгновенная связь обеспечивали им все необходимые контакты с остальным миром, и они не чувствовали необходимости жить в массе себе подобных.

На первых порах Лис мало отличался от сотен сходных общин. Но постепенно, в течение веков, он развился в независимую культуру, по своему уровню превосходившую едва ли не все, что когда-либо было создано человечеством. Это была культура, основанная главным образом на прямом использовании умственной энергии, что отличало ее от других обществ, все более и более опиравшихся на машины.

Тысячелетиями росла пропасть между Лисом и городами, развивавшимися в различных направлениях. Мост через нее был наведен лишь во времена великого кризиса: когда Луна падала, ее уничтожение осуществили именно ученые Лиса. То же было при обороне Земли от Пришельцев, отбитых в последней битве при Шалмиране.

Это великое испытание исчерпало силы человечества: один за другим города умирали, и пустыня накатывалась на них. С уменьшением населения началась миграция, превратившая Диаспар в последний и величайший из городов.

Большинство перемен не коснулось Лиса, но он должен был выдержать собственную битву — битву с пустыней. Естественный барьер из гор не разрешал всех трудностей, и прошло много веков, прежде чем огромный оазис был надежно огражден. Здесь картина была нечеткой; вероятно, Элвину умышленно не дали понять, каким образом Лис получил ту фантастическую вечность, которая была также обретена и Диаспаром.

Голос Серанис доносился до него словно издалека — и не один только ее голос; он был слит в симфонию слов, точно множество языков пело с ней в унисон.

— Вот вкратце наша история. Видишь ли, даже в Века Рассвета мы мало имели дела с городами, хотя их жители часто посещали нашу страну. Мы им никогда не препятствовали в этом. Многие из наших самых выдающихся людей прибыли из других мест. Но когда началось умирание городов, мы не захотели вмешиваться в их распад. С прекращением передвижения по воздуху остался лишь один путь в Лис — вагонная система из Диаспара. С вашей стороны она была закрыта при постройке парка, — и вы забыли о нас. Но мы помнили о вас всегда. Диаспар поразил нас. Мы ожидали, что он пойдет по пути прочих городов; вместо этого он добился стабильного состояния, которое может продержаться не меньше, чем сама Земля. Не скажу, что ваша культура нас восхищает, но мы рады, что пожелавшие ускользнуть смогли это сделать. Это путешествие проделало больше людей, чем ты думаешь, и все они были выдающимися личностями, приносившими в Лис нечто ценное.

Голос замолк, скованность исчезла, и Элвин снова стал самим собой. Он с удивлением обнаружил, что солнце давно скрылось за деревьями, и на восточный небосклон уже надвигается ночь. Откуда-то раздался гулкий удар большого колокола. Вибрирующий звук медленно расплывался в тишине, напряженно зависая в воздухе и насыщая его загадками и предчувствиями. Элвин заметил, что слегка дрожит — не от первого дуновения вечерней прохлады, а от благоговения и изумления перед всем, что открылось ему. Было очень поздно, и он находился вдали от дома. Ему внезапно захотелось вновь увидеть друзей, оказаться в Диаспаре, среди привычного окружения.

— Я должен вернуться, — сказал он. — Хедрон… мои родители… они будут ждать меня.

Это не было полной правдой; Хедрон, конечно, будет раздумывать, что с ним произошло, но никто другой, насколько было известно Элвину, не знал о его уходе из Диаспара. Он не мог бы объяснить причину этого небольшого обмана и устыдился своих слов, едва произнеся их.

Серанис задумчиво взглянула на него.

— Боюсь, это будет не так легко, — сказала она.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Элвин. — Разве вагон, доставивший меня сюда, не сможет вернуться?

Он все еще не хотел смириться с мелькнувшей на миг мыслью, что может быть задержан в Лисе против воли. Серанис впервые показалась несколько смущенной.

— Мы говорили о тебе, — сказала она, не поясняя, кто это «мы», и как проходил разговор. — Если ты вернешься в Диаспар, о нас узнает весь город. Ты окажешься не в силах сохранить нашу тайну, даже если пообещаешь молчать.

— А зачем вам нужно ее хранить? — спросил Элвин. — Без сомнения, для обоих наших народов будет лучше встретиться вновь.

Серанис выглядела недовольной.

— Мы так не думаем, — сказала она. — Если открыть путь, нашу страну заполонят любопытные бездельники и искатели сенсаций. Пока что лишь лучшие из ваших людей смогли добраться до нас.

Этот ответ источал такое неосознанное и притом основанное на ложных предположениях превосходство, что Элвин почувствовал, как раздражение постепенно вытесняет былое беспокойство.

— Это неправда, — сказал он прямо. — Уверен, что в Диаспаре не найдется другого человека, способного покинуть город даже при большом желании, даже если он будет знать, что существует возможность вообще куда-либо попасть. Если вы отпустите меня, для вас это не будет иметь значения.

— Это не мое решение, — пояснила Серанис, — и ты недооцениваешь силу рассудка, если думаешь, что барьеры, удерживающие твой народ в городе, непробиваемы. Впрочем, мы не хотим удерживать тебя здесь насильно, но если ты вернешься в Диаспар, мы должны будем стереть все воспоминания о Лисе из твоего сознания. — Она на миг заколебалась. — Ранее этого никогда не делалось: все твои предшественники остались здесь.

Этот выбор был неприемлем для Элвина. Он хотел изучить Лис, узнать все его тайны, выяснить, чем он отличается от его родины, но не менее решительно он был настроен вернуться в Диаспар, чтобы доказать друзьям, небеспочвенность своих мечтаний. Он не понимал причин этой тяги к секретности, но даже поняв их, он бы не изменил своего поведения.

Он сообразил, что должен выиграть время или как-нибудь убедить Серанис, что невыполнимости ее требований.

— Хедрон знает, где я, — сказал он. — Вы не можете стереть и его память.

Серанис улыбнулась. Улыбка была приятной и при любых иных обстоятельствах вполне дружелюбной. Но Элвин впервые ощутил за ней подавляющую и неумолимую силу.

— Ты недооцениваешь нас, Элвин, — возразила она. — Это будет очень легко. Я могу добраться до Диаспара быстрее, чем пересечь Лис. Другие люди приходили сюда, и некоторые из них тоже говорили друзьям, куда они отправляются. Однако друзья позабыли их, и они исчезли из истории Диаспара.