Сергей Болотников - В ожидании полуночи
Время приближалось к двенадцати, и все сильнее и явственнее слышался шум ветра в кронах деревьев и все четче становилось видно черное сияние исходящее из монолитов. Вокруг, за многими километрами дикой тайги. Раскинулся мир. Города, села. Дороги, мосты, страны, государства, миллиарды людей, спящих и бодрствующих, думающих, надеющихся, верящих. Исполинский, сложный мир, катящийся в будущее, и не подозревающий что в этот момент решается его судьба, и единственные свидетели, это семеро ничем не примечательных людей, измученных и истосковавшихся. Мир жил своей жизнью, как будет жить и после чуда. Да только это будет уже другой мир. Не это ли Апокалипсис. Мир жил своей жизнью, не ожидая, и не надеясь. Где-то колокола били вечерню, а где-то люди шли на работу, заспанные зевая, и бросая взгляды на утреннее солнце, а где-то день был в самом разгаре и тоже солнце неимоверно пекло голову, где-то плескалось море, где-то шел снег, заваливая дороги, и никто не знал, что истекают последние минуты. Затем свершилось. В городе, отстоявшем на сто километров от поляны, в единственной на весь град девятиэтажке, на седьмом этаже, в 53 квартире на столике у окна тихо пискнули электронные часы со светящимся циферблатом, и цифры в окошечке сменились 23.59 на 00.00. Где-то в другом доме, звучно ударили часы, где-то сработал неверно поставленный будильник, напугав своим звоном, заснувших жильцов. Где-то начали выть собаки, протяжно как пред землетрясением. А на поляне, черный свет монолитов вдруг усилился, разросся, сверкнул черной вспышкой, озарив испуганных, вскакивающих на ноги людей. А затем чудовищный, мощный и душный вихрь вырвался из скопления монолитов, пронесся через поляну, оглушающе. Сминая все на своем пути. — Чудо!!! — успел только крикнуть Старик, и этот чудовищный черный сель подмял его под себя. Чудо свершилось. И черный, бушующий поток изливался из камней, проносился над головами, прибывая с каждым мигом и разносясь по всему миру. Растворяясь и меняя ее на корню. Кому-то этот вихрь показался черной топкой рекой, что сметает хрупкие поселения, вырвавшись из удавки плотины. Кому-то градом черных бомб, летящих из необъятного брюха б-52. Кому-то черным рыцарем на черном коне, с мечом ты в правой руке, которым он рубит, секет, изничтожает. И нес этот поток, ужас, боль, страх, смерть, в таких количествах, и концентрациях. Что даже мертвая трава под этим вихрем чернела и рассыпалась в прах. Чудо пришло. Как и просили. Свидетелей кинуло на землю, повергло, потрясло накалом плача и страдания, очернило, согнуло, как черным вихрем, но они знали, что это только начало. Темный ураган набирал силу, и мощность ревел, победно, сокрушая это несчастный мир, перекраивая его под себя, а у его истоков Сафьянов, брошенный на землю, подполз к ученому, у которого в кровь было разбито лицо. Оглушающий вихрь глушил все слова и Севелев смог только разобрать: — Чудо: как: же:!!! — А так!!! — заорал он, срывая голос, и приподнимаясь, чтобы студент его расслышал. — Мы получили что хотели!!! Что вызвали своими просьбами!!! — Почему!! — выкрикнул Влад, в глазах была пустота и неприятие. Вихрь швырнул их, но Севелев вцепился в куртку студента, удержался и успел таки выкрикнуть: — Ты не понял!! Наши просьбы: Все кроме тебя: Они были корыстны: Мы хотели возвысить себя: навредить другим!!! Так и во всем мире! В мире не осталось Чудес!!! МИРУ НЕ НУЖНЫ ЧУДЕСА!!! Их раскидало в стороны, Сафьянов только выкрикнул тонко, по детски, обиженно: — Почему: А затем громыхнуло, и черно-огненный вихрь коснулся земли. А тьма изливалась в мир, в тот мир, которому уже не нужны были чудеса, а только злоба, и ярость. Чтобы продать, предать и убить. С последней вспышкой черного сияния мир, наконец, получил то, что хотел.
* * *Много дней спустя, когда первые заморозки уже ложились на не знавшую травы, землю, а едкий, холодный дождик непрерывно моросил на землю днем. Из глухой тайги, в которой люди еще никогда не бывали, появился человек. Был оборван, измучен, худ и костляв, и одежда его, странного покроя висела клочьями. Шел он к людям. И глаза его смотрели впереди него в пустоту. А губы что-то нашептывали и иногда улыбались тайным мыслям. Он был безумен, но таких было много повсюду и местные жители не обращали на него внимания. И без того в этом селении, где дома сделаны из сырой глины, с гнилой соломой поверху, и пучками пучками сыромятных шкур внутри, у них были дела поважнее. И они отдавались им с радостью, потому как нет больше счастье, чем придаваться любимой работе. Они жгли, насиловали, убивали, как делали во веки веков. Как было всегда, сколько существует мир. И нет им дела до странного пришельца из дикой тайги. А он был счастлив.
