Наталья Точильникова - Исповедь
— А, книгу вернуть — дело хорошее, — смягчился пожилой. — А то эти жиды, пальчик дашь — руку откусят. Отчетная книжка с собой?
— Да какая отчетная книжка? — не унимался молодой. — Смотри, Палыч, у него, вроде, глаза навыкате, и мочки ушей не как у русского. Да ты посмотри на его мочки ушей!
Публика загудела, возмущенно обсуждая эту часть моего тела.
— Вот моя отчетная книжка, — я наконец нашел ее на дне сумки и протянул пожилому.
— Ну и пусто, — печально констатировал тот.
— Там очереди, в ***ском монастыре, у отца Александра, никак не пробьюсь.
— У отца Александра? — обрадовался Палыч. — В ***ском монастыре? Так у нас же один духовник!
Он просмотрел книжку, нашел печать и подпись настоятеля, убедился.
— Да-а. Ну, ладно, парень. Ты уж прости нас, грешных, своего не признали. Иди. Я встал.
— Как зовут-то? — поинтересовался Палыч на прощание.
— Серега.
— Ну, иди, Серега. Бей жидов, спасай Россию!
И я понял, что больше никогда не пойду в ***ский монастырь.
На улице горели костры. Костры из книг. Я шел между ними и плакал. Кое-где на полуобгоревших обложках еще можно было разглядеть названия: Данте Алигьери «Божественная комедия» (латинская ересь), Генрих Гейне «Избранное» (еврейский поэт), В. Шекспир «Двенадцатая ночь» (пропаганда язычества), Бокаччо «Декамерон» (порнография).
Я посмотрел на отчетную книжку и Женькин фолиант, которые держал в руках. «Corel draw» — прочитал я. Да, зачем он мне нужен, этот «Corel draw»? Я его и так наизусть знаю! И я бросил их в огонь, свидетелей моего предательства, боясь только осквернить ими пламя этих костров. И я почувствовал себя свободным, как Гамлет, уже раненый отравленной шпагой Лаэрта.
Ноябрь 1998 г.