Марина Золотаревская - Король Завидий
В общем, долго ли, коротко ли, начали дела в государстве налаживаться. Электричество провели, железную дорогу построили, шелковичных червей научились разводить. Главное же, что в страну один за другим возвращались искусники, бежавшие от старого короля: новый-то, узнали они, мастеров не поучает, а привечает.
Был среди них один художник, которому покойный Нивзуб приказывал — то бишь советовал — рисовать в полной темноте, завязав глаза и стоя спиною к холсту.
Поднёс этот художник свои работы Зарицию. Тот посмотрел, подумал, и сказал:
— Камни — с глазами, рыбы — с волосами, люди — летают; знаю, что так не бывает, а верится…
И велел построить для живописца мастерскую — чтоб была попросторнее, потолок повыше, света побольше.
А там и кое-кто из заморских умельцев перебрался в Невозданию. Похорошела страна. Ожила торговля. Казна постепенно наполнялась. По праздникам устраивались гулянья с фейерверками, что раньше было непозволительной роскошью. На четвёртом году правления молодого короля казначейство пустило в обращение золотые монеты с его профилем. Отчеканили их по рисунку того самого художника, что любил изображать летающих людей.
Казначей вскоре сообщил государю:
— Ваше величество, народ называет новые золотые — зарициями.
— Так и называет? — переспросил тот.
— Именно. На рынке, к примеру, говорят: хорошая свинья, за неё и двух зарициев не жалко…Ой!
Король захохотал и с полминуты не мог остановиться.
— Уморил, — простонал он, вытирая слёзы. — Выходит, цена мне — полсвиньи. Не так уж мало, если свинка и впрямь хорошая… Верно?
«Кажется, обошлось», — успокаиваясь, подумал казначей. Давно он уже не слышал, чтобы его величество так хохотал. По правде говоря, в последнее время Зариций и улыбался-то редко. С ним вообще творилось что-то странное. Приближённые ничего не могли понять: государь вроде здоров, а невесел. Дела как будто перестали его занимать, досуги — тешить. Призовёт он, скажем, какого-нибудь архитектора; тот показывает ему расчёты да макеты и так увлечётся, что просто светится, а король, напротив, мрачнеет, как море в непогоду. Пригласит актеров или музыкантов — и аплодирует им, и награждает щедро; не скажешь, что недоволен, только в глазах у него тоска. Собственную лютню забросил, к палитре не прикасается, и стихов больше не пишет.
Придворные то и дело шептались по углам о причинах королевской хандры.
— Может, порчу на него напустили? — спрашивал один.
— Чепуха, — фыркал другой. — Жениться ему нужно, сразу повеселеет. Что за король без королевы? И о наследнике пора подумать. А эти его пассии — одна морока.
…Шила в мешке не утаишь. Были пассии, были. Поселил Зариций однажды в своих покоях девицу знатного рода, какое-то время делил с ней стол и ложе, но в конце концов дал ей богатое приданое и выдал замуж за вельможу. Эту девицу сменила другая, а потом и третья, и с ними произошло то же самое. Ни с одной король не прижил ребёнка, ни одну не пожелал сделать королевой.
— …От иной жены ещё сильней можно затосковать, — вступал в разговор третий придворный. — Лучше б он врача позвал.
— Тут не врач надобен, а шут, — возражал четвёртый. — Есть ведь у нас шут!
— Есть, — отвечал пятый, — да он вроде в отставке живёт, кто его разберёт….
Шут во дворце действительно имелся. Звали его Шиш. Был он немолод, костляв и почти лыс, лишь над ушами курчавились островки волос. На свою должность поступил он давным-давно, при прежнем государе, от которого за много лет ни разу не удостоился от того не то что похвалы — даже доброго слова. Меж тем от его острот и трюков покатывался со смеху весь двор; стражники, — и те не могли удержаться, прыскали. А король Нивзуб Нагой кривился: «Не смешно! Дурак!» — и награждал шута то пинком, то тычком, то оплеухой.
Однажды юный наследник (он как раз вернулся из-за границы, закончив учение) спросил Шиша: «Как тебя зовут по-настоящему?»
— Вашему высочеству известно, как меня называть, — отвечал тот. Голос у него был скрипучий, как жесткий башмак.
— Мне не особенно нравится твой псевдоним, — мягко сказал принц. — Как твоё настоящее имя?
— Я предпочёл его позабыть, — проговорил шут, уставясь в пол. — Не взыщите с дурака, ваше высочество.
Наследник вдруг предложил:
— Обращайся ко мне на ты. Просто Зариций, хорошо?
Шут вскинул голову, глянул принцу в зрачки:
— Не сейчас, ваше высочество — когда вы станете королём.
— Когда я стану королём… — повторил наследник медленно, будто пробуя эти слова на вкус, и неожиданно закончил так:
— Когда я стану королём, то позабочусь о тебе.
Обещание Зариций сдержал. В первую неделю своего правления призвал он шута и ласково обратился к нему:
— Послушай, дружок. Ты немало натерпелся от моего дядюшки и заслужил спокойную, обеспеченную старость. Я распорядился, чтобы тебе назначили хорошую пенсию. Хочешь — оставайся здесь, во дворце; даю слово, что никто не посмеет чинить тебе никаких обид. А если желаешь, велю подыскать тебе отдельное приличное жильё.
Он был уверен, что бедняга предпочтёт второе — не захочет жить там, где его унижали. И поразился, услышав:
— Я останусь здесь. При тебе.
— Прости, друг, — улыбнулся король, — но мне не нужен шут. Зачем? Разгонять мою меланхолию, буде найдёт? С нею я должен справляться сам. Говорить мне горькие истины? На это имеют право все мои подданные. Не думай, — добавил он поспешно, — что я невысоко ценю твоё искусство. Но не стоит его тратить на одного-единственного человека, хоть бы и короля. Может быть, хочешь поступить в цирк или в театр? Пенсию за тобой сохранят.
— Поздно, — вымолвил шут. — A тебе я ещё понадоблюсь.
— Едва ли. Ну, пребудь здоров!
И Зариций отпустил Шиша. Были у его величества другие заботы, поважнее.
Шут — или отставной шут? — остался во дворце, получал свою пенсию и жил тихо, точно дух. На покое он ни с кем не свёл дружбы; и хоть обижать его никто не обижал, но замечали очень немногие, король же почти позабыл. Однако пришло время, и Шиш сам напомнил ему о себе.
Король собирался самолично переговорить с одним купцом. Купец этот был такой отчаянный малый, что никто не хотел страховать его корабли. Так, незастрахованным, отправился он за тридевять земель, благополучно возвратился и привёз заморскую диковину — автомобиль. Вот Зариций и хотел разобраться, есть ли смысл налаживать постоянный ввоз подобных штуковин в Невозданию. И если да, то какой должна быть пошлина, чтобы и купцам не в разор, и государству выгода? В общем, разговор предстоял серьёзный, так что король очень удивился, когда ему доложили: шут, мол, просит позволения при сём разговоре присутствовать.
— Пусть его, — подумав, решил Зариций, — скучно ему, бедному, а тут речь о дальних странах и новых планах.
Шиш пришёл не в шутовском наряде, а в обычной одежде. Зариций представил его купцу:
— А это мой старый приятель, артист комического жанра. Здесь он затем, что любопытствует; и я, признаться, тоже. Так что давай, пожалуйста, поподробнее…
Ушёл купец окрылённым: король счёл, что завозить морским путём иноземные автомобили — начинание стоящее, и обещал споспешествовать: может быть, даже расширить порт. Артист комического жанра в разговоре не участвовал, и Зариций вспомнил о нём, лишь когда проводил посетителя:
— Ну что, дружок? Интересно было?
— Очень, — проскрипел Шиш, — куда интересней, чем я думал. Не позволит ли мне твоё величество и впредь иногда присутствовать при таких встречах?
— Почему бы и нет? — отвечал его величество и улыбнулся про себя: «Теперь не шут станет развлекать короля, а наоборот! Ну что ж, вполне справедливо».
И с тех пор, когда король призывал для совета кого-нибудь из мастеров, — корабелов или виноделов, горняков или рыбаков, — он заодно вызывал и Шиша.
Нередко тот сам напрашивался в сопровождающие, если его величество собирался, к примеру, на какую-нибудь церемонию. Напрашивался, впрочем, почти униженно, хотя один раз позволил себе изрядную дерзость. Зариций попытался сострить: «Хочешь, чтоб репортёры написали: на парад прибыл наш король, и шут с ним?» А Шиш отозвался: «Старая острота, государь! Я исключил её из своего репертуара много лет назад».
Король не разгневался — он смутился и сказал себе: «Тоже ведь мастер! Что же он похоронил своё мастерство!»
Шут в королевской свите — не диво, но он обязан играть положенную роль. А этот больше не надевал колпака, не валял дурака, и старался стушеваться в толпе придворных. Что за шут такой?
Кое-кто из приближённых даже пытался остеречь молодого короля.
— Ваше величество, вдруг он шпион?
— Бросьте, — отмахивался Зариций, — всё, что он вызнает, можно прочесть в наших газетах. Какой вред от любопытного старика?
