Дорис Лессинг - Повесть о генерале Данне, дочери Маары, Гриоте и снежном псе
Когда он перебрался с фермы в Центр (ему казалось, что это произошло давным-давно, ну да, ведь прошло не меньше половины солнечного цикла), то обнаружил, что человек, называвший себя принцем Феликсом, умер, а старая Фелисса утратила остатки разума и вбила себе в голову, будто Данн вернулся в Центр как завоеватель с намерением вернуть ей трон. Среди ее вещей имелся старинный щит из какого-то металла, дошедший до них неизвестно с каких времен. На нем была изображена женщина, восседающая на высоком троне, а вокруг нее — коленопреклоненные люди. Данну хотелось узнать, из какого металла был сделан щит, какой эпохе он принадлежал, в какой комнате, в каком музее отыскала его старуха. Но Фелисса лишь выла и причитала, что в жилах Данна течет королевская кровь и что он должен занять подобающее ему место — у ее трона. Он оставил сумасшедшую старуху стенать в одиночестве.
А потом однажды с фермы к ним пришел молодой человек, желая найти здесь работу. Его звали Гриот, и Данн припомнил его зеленоватые глаза — это они постоянно следили за ним, еще с тех пор, когда он воевал в Агре. Гриот был солдатом и сражался под командованием Данна, который тогда звался генерал Данн Агрский. Любопытное совпадение: Гриот последовал за Данном из Агре на ферму, а оттуда в Центр.
Он так объяснил это Данну:
— Когда ты не вернулся на ферму, я подумал, что, может, у тебя найдется здесь и для меня какое-нибудь дело.
«Здесь» означало в Центре, но, похоже, в этом слове крылся и другой, более широкий смысл. Двое молодых людей стояли друг напротив друга и изучающе смотрели один на другого: первый чего-то ждал, а второй желал лишь одного — чтобы его оставили в покое. Нельзя сказать, будто Гриот был Данну несимпатичен; раньше он просто не обращал на этого солдата внимания. Коренастый юноша с широким лицом и зеленоватыми глазами. Вообще-то, глаза такого цвета были редкостью. Данн сказал Гриоту, что в Центре много места, хватит и ему. Здесь уже нашли приют множество людей. Центр оказался куда более вместительным, чем они с Маарой думали вначале. То, что он велик, понятно было с первого взгляда, однако только со временем его обитателям открывается вся сложность и грандиозность этого строения. Комнаты вели во все новые комнаты, узкие шаткие лесенки уводили на все новые уровни, в полуразрушенных углах ютились те, кто искал уединения и не хотел быть замеченным. За пределами мощной каменной стены, окружающей Центр со стороны Срединного моря, находились еще здания, построенные уже после того, как Центр был завершен, но они постепенно погружались в болото. Это было одной из причин, по которым Центр казался меньше, чем он есть на самом деле. Он был возведен на самом высоком месте в округе, только Тундра стала таять, и болота наступали, вода поднималась все выше. В некоторых местах края Центра уже наполовину погрузились в воду. Как давно идет этот процесс? Но какой смысл задаваться подобными вопросами, ведь местные жители так говорят о крышах города, поблескивающих сквозь толщу воды, когда над ними проплываешь на лодке: «Мой дед рассказывал, что его дед помнил этот город, когда крыши еще были над водой».
Совсем недавно они с Маарой были здесь вместе, и Данн мог бы поклясться, что там, где сейчас сырость, было сухо. Возможно, теперь все происходит быстрее? Возможно, раньше сменялись поколения, прежде чем город успевал погрузиться в воду, а нынче на это требуется меньше времени? Насколько меньше?
Данн сказал Гриоту, что он не нуждается в обществе. Сказать это, глядя в лицо, полное надежд, было трудно. Гриот ответил, что он знает много ремесел, вообще много чего умеет. Он не станет Данну обузой. Данн поинтересовался, где Гриот обучился всему этому, и услышал в ответ историю, как две капли воды похожую на его собственную: Гриот почти всю свою жизнь убегал — убегал от войн, завоевателей и засухи. Данн сказал, что для Гриота в Центре есть одно полезное дело. Каждый день сюда приходят новые беженцы, спасаясь от опустошительных войн на востоке, в странах, о которых Данн едва ли слышал. (Приходилось признать, что мир не ограничивается одним лишь Ифриком. На козьей шкуре, натянутой на прутьях, Данн изобразил мир, каким он его знал, то есть в центре Ифрик, над ним Срединное море, а еще выше Йеррап, закованный во льды. Ну, и на западе Западное море. Вот практически и все. Теперь же он смутно воображал далекие и бескрайние земли к востоку от Ифрика, наполненные образами войны.) Так вот, Гриот мог бы учить этих людей тому, что умеет сам, поддерживать в Центре порядок и оберегать музеи от разграбления. Гриот был доволен данным ему поручением. Он улыбнулся. Данн впервые видел, чтобы этот серьезный юноша улыбался.
Вскоре после того разговора Данну довелось понаблюдать за Гриотом и сотней бывших беженцев, среди которых были не только молодые мужчины, но и женщины, и пожилые люди. На ровном, относительно сухом участке земли Гриот учил их строевому шагу; повинуясь его командам, люди маршировали, останавливались, бежали. У всех них было оружие. Интересно, откуда? Из музеев?
Данн заметил тогда Гриоту:
— Люди, обученные солдатскому ремеслу, рано или поздно захотят воевать. Ты не задумывался над этим?
И по выражению, которое появилось на упрямом широком лице Гриота, Данн догадался, что сказал больше, чем намеревался. Солдат кивнул. Он не отрываясь смотрел в глаза Данну. О, что за взгляд это был, сколько в нем было страдания.
— В Агре ты был генералом, — тихо произнес Гриот.
— Да, был. И я помню тебя. Но я больше не хочу воевать.
Данна не покидало ощущение, что пара зеленоватых глаз постоянно оценивает его, изучает со всей возможной тщательностью. Гриоту не нужно было говорить вслух, что он не верит Данну.
— Это правда, Гриот.
Все-таки до чего странно, что люди вновь и вновь ожидают, чтобы он занял некое место в их воображении, чтобы он соответствовал их мечтам.
И Данн сказал:
— Гриот, когда мы с Маарой пришли сюда, то нашли здесь двух полубезумных стариков, которые хотели, чтобы мы начали новую династию махонди. Они называли нас принцем и принцессой. Они видели в нас пару для дальнейшего воспроизводства. Они видели в нас создателей новой армии.
Глаза Гриота ни на миг не оставляли лица Данна: он искал в нем то, что оставалось невысказанным.
— Это правда, — повторил Данн. — Да, я был генералом, и, признаюсь, судя по всему, у меня это получалось. Но я видел слишком много смертей.
— Почему те старики хотели, чтобы ты создал новую армию? Зачем?
— Ох, да они были не в своем уме. Хотели завоевать весь мир. Покорить всю Тундру… в общем, кто их разберет.
Гриот возразил:
— В мире всегда будут убивать. И люди всегда будут убегать от войн. И войны будут сменять одна другую.
Данн ничего не сказал на это, и Гриот спросил (чувствовалось, что для него это очень важно):
— Тогда… что ты сам хочешь делать… генерал?
— Не знаю, — ответил Данн. — Правда не знаю.
Гриот промолчал на это. Он выслушал все, что сказал Данн, однако сделал из этого совсем не те выводы, на которые тот рассчитывал. Наконец Гриот сказал:
— Отлично. Я буду по мере своих сил помогать беженцам. Среди них есть и хорошие люди. Иногда я смогу чему-то и сам от них научиться. И еще я организую поставки провизии. Внизу, в Нижнем море, прекрасно ловится рыба, и это не безвкусная рыба здешних болот. Также я раздобуду семян, которые видел тут в воде. И мы станем разводить болотных свиней.
Данн понимал, что Гриот берет на себя выполнение тех задач, заниматься которыми, по идее, должен был он сам.
— Спасибо, Гриот, — проговорил он. Гриот отсалютовал ему и ушел.
Этот салют… он определенно не понравился Данну. Он словно бы скреплял между ними некий контракт, столь необходимый Гриоту.
Тот памятный разговор двух молодых людей состоялся несколько недель назад.
После этого Данн старался не встречаться с Гриотом и даже не обращал внимания на то, что тот делал.
***
В тот день, когда он заметил на кустах шерсть животного, Данн, вытянувшись на своем излюбленном каменистом выступе на обрыве, думал о ферме и о Кайре, которая ждала ребенка. Его ребенка. Он уже должен был скоро родиться. И ребенок Маары тоже. Забавно, что Гриот не ожидал его возвращения на ферму, но все же оставался там достаточно долго, дабы понять, что происходит и кто кому принадлежит. (До сих пор в голове не укладывается: Маара принадлежит Шабису. И поэтому Данн не вернулся.) Данн думал о Кайре, и эти мысли причиняли ему боль. Как же он любит ее — и как ненавидит! Любит? Он любит Маару, и, значит, использовать то же самое слово по отношению к Кайре нельзя. Он был заворожен Кайрой. Ее голосом, тем, как она двигается, ее медленной, ленивой, соблазнительной походкой… но быть с ней означало терпеть унижение. Он вспомнил о том, как в ночь его ухода Кайра вытянула обнаженную ногу (она вся была практически обнажена) и произнесла своим сладким певучим голосом: «Иди ко мне, Данн». Они тогда поссорились. Они постоянно ссорились. Он стоял немного в стороне и смотрел на нее, желая исполнить все, что она ни пожелает, то есть опуститься на четвереньки и подползти к ней. Кайра полулежала, откинувшись на спину, и вытягивала к нему голую ногу. Она была беременна, но срок был совсем маленький, живот еще но округлился. Она хотела, чтобы любовник облизал ее ногу. И Данн тоже всем сердцем хотел этого, мечтал об этом, он стремился отдать ей всего себя и прекратить вечные ссоры. Но сделать этого не мог. Кайра улыбалась ему, улыбалась той самой коварной улыбкой, которая обжигала его, как удар хлыста, и шевелила пальчиками на ноге, говоря: «Иди ко мне, Данн». И он развернулся и выбежал прочь. Подхватил по пути кое-какую одежду, что-то из самого необходимого, и покинул ферму. С Маарой он не попрощался, потому что это было выше его сил.
