Сергей Пономаренко - Час Самайна

— Пойдем дальше. Мне не нравятся места, где, возможно, пролилась кровь, — сказала Зоряна. — А памятник очень интересный, в нем чувствуется…

— Любовь, разочарование, смерть, — добавил Мирослав.

— История, которую мы, к сожалению, никогда не узнаем.

Они вышли на аллею и начали спускаться. Года на памятниках менялись: пятидесятые, шестидесятые, семидесятые…

Справа и слева оградки могил настолько прижимались Друг к другу, что практически уничтожили проходы. Лишь внимательно приглядевшись, можно было заметить кое-где узкие тропинки.

— Неужели по ним можно добраться до могил, которые находятся у стены? — недоуменно спросил Мирослав. — Как же за ними ухаживают?

— А мы сейчас сыграем в игру «Лабиринт Минотавра»! — загорелась Зоряна. — По моей команде отправляемся в путь и встречаемся у последнего ряда могил. Только, чур, через оградки не перелазить, идти только обходными путями. Победитель заказывает выполнение желания!

Пробираться по узким проходам между могилами было делом непростым — они образовывали настоящий лабиринт с тупиками, обходами, движением по кругу. Но это была игра, азарт, и молодые люди, забыв, что находятся на кладбище, подбадривали друг друга радостными криками, нарушавшими тишину и спокойствие здешних мест. Мирослав первым достиг последнего ряда и торжествующе поднял руки. Зоряна теперь уже не спеша добралась до юноши, который от нетерпения чуть не подпрыгивал на месте.

— Я выиграл! — гордо заявил он. — Загадываю желание, и только попробуй его не выполнить!

— Выиграл? Что именно? — притворно удивилась Зоряна.

У последнего ряда могил места оказалось больше. Здесь даже росли развесистые деревья, за которыми прятался ров, поросший непроходимыми кустами, словно колючая проволока. Мирослав увлек Зоряну к небольшому столику со скамейкой под ивой и принялся жадно целовать. Его поцелуи становились все настойчивее, а руки — смелее.

— Мир-р, ты чего?.. Здесь же кладбище… — сопротивлялась Зоряна.

— Смотри, как тихо, безлюдно… Укромный уголок… Нам никто не помешает… Я выиграл… — жарко дышал он ей в ухо. — Мы далеко от аллеи, и дерево прикрывает… Как будто специально придумано…

Руки Мирослава и жаркие поцелуи сделали свое дело. Зоряна чувствовала, как ею овладевает желание, которое не хочет считаться ни с местом, ни с временем. Ее охватила легкая дрожь, а когда Мирослав, добравшись до ее груди, жадно припал к соскам, она прикрыла глаза и сдалась. Вдруг высоко на дереве осуждающе каркнула ворона. Зоряна отскочила от Мирослава и принялась поправлять одежду.

— Ты что, обалдел?! — раздраженно крикнула она, оглядываясь по сторонам. Острое желание уходило не спеша, гораздо медленнее, чем хотелось. Разгоряченный Мирослав снова обнял ее, пытаясь вернуть на место.

— Ой, Мирчик, смотри! Что это? — воскликнула Зоряна, яростно сопротивляясь.

Удивление в ее голосе сработало. Мирослав обернулся, слегка ослабил объятия, и этого оказалось достаточно, чтобы вырваться. Через три могилы на металлическом столике, покрытом «серебрянкой», под солнечными лучами алым огнем горели коралловые бусы. Зоряна поспешила туда. Мирослав понял, что проиграл и пора обижаться.

— Непонятно, почему они здесь лежат? — задумалась Зоряна. — Может, их просто сняли, когда ухаживали за могилой, и забыли? Или это какой-то обычай?

— Не слышал о таком. — Мирослав подошел и взял бусы. — А ничего, красивые. И, похоже, старинные.

— Дай! — потребовала Зоряна, не раздумывая, надела бусы и застегнула их на шее. — Говори честно, мне идет?

— Сейчас увидишь! — Он достал мобильный телефон и щелкнул встроенной камерой. — Красиво-то красиво, но лучше такие вещи на себя не надевать!

— Мирчик, ты что, суеверный? А я нет! Хочу, чтобы ты меня ещё сфотографировал! Будет здорово: необычное место, необычные бусы, необычная я!

— А я хочу тебя целовать, обнимать и приставать!

— Не будешь! Здесь место открытое. Да и я не хочу!

— Посмотрим! — пообещал Мирослав и метнулся к ней.

Зоряна успела отскочить в сторону, и он, зацепившись за железный ящик, который заменял скамейку, упал.

— Ой-ой-ой! — простонал Мирчик, сидя на земле и потирая ушибленную ногу. — Прямо косточкой… И джинсы порвал…

— Давай помогу, — сжалилась Зоряна.

Мирослав прислонился к столику, рассматривая дыру.

— Неприятно как! — пожаловался он.

— Зато джинсы выглядят продвинуто! Надо только лоскут, который висит языком, срезать, и будет вполне художественная дырка, — смеясь, посоветовала Зоряна.

— Не смешно! Ты забываешь, что я пока еще на содержании родителей и моя продвинутость их не обрадует. Джинсы маман только в прошлую субботу купила.

— Ладно, не переживай. Отнесешь в мастерскую, зашьют так, что предки и не заметят. Вот только этот лоскут… Надо бы его как-то закрепить. Была бы иголка с ниткой… И булавки нет. Случаем, не носишь с собой подобных вещей?

— К сожалению… Посмотрю, что в этом чертовом ящике. — Мирослав поднял крышку и начал перебирать сложенные там вещи. — Лопаточки, баночки… Ничего подходящего, — бубнил он. — А это что? — И достал из ящика большую прямоугольную разрисованную жестяную коробку, явно очень старую, потемневшую, поцарапанную и в некоторых местах потертую. — Посмотрим. Вдруг здесь мое счастье: нитки и иголка!

Коробка поддалась не сразу, но там обнаружилась только толстая тетрадь.

— Жаль, а я так надеялся… — вздохнул Мирослав. Он открыл тетрадь, просмотрел первые страницы и удивился: — Ого, этой тетрадочке лет и лет… Еще с «ять». Похоже, дневник.

— Дай посмотреть, — заинтересовалась Зоряна и взяла тетрадь. — Да, верно, с датами. Дневник. — И вслух прочитала написанное на первой странице детским корявым почерком: — «Дневникъ Жени Яблочкиной». Странное место для хранения дневника… — Перевела взгляд на могилу, на железный крест, аккуратно покрашенный «серебрянкой», как и столик. Прочитала надпись черной краской на табличке: — «Евгения Яблочкина. Родилась в 1900 году». Понятно, автор дневника. Дата смерти отсутствует. Не похоже, что стерта.

— А могила аккуратная, ухоженная…

— Странно держать в руках личный дневник, которому почти сто лет и автор которого покоится в могиле… — Зоряна с интересом рассматривала тетрадь. — Но зачем хранить дневник на кладбище, в таком неподходящем месте? Наверное, я его возьму. Почитаю и верну. А коробку здесь оставлю. — Она свернула тетрадь в трубочку и скомандовала: — Погуляли, пора и честь знать. Пойдем домой.

К выходу они добрались, основательно побродив по аллеям кладбища. Мирослав проводил Зоряну домой, по дороге узнал, что завтра днем она занята — встречается с однокурсниками, а вечером будет «никакая». Девушка пообещала, если что-нибудь изменится, перезвонить. Но она сказала не всю правду — на вечер у нее была намечена встреча с еще одним бойфрендом, Ильей.

Дома, переодеваясь, Зоряна почувствовала, что что-то лежит в кармашке юбки, и достала красные бусы.

«Не помню, чтобы я их туда клала, — подумала она. — Дневник с кладбища взяла, а бусы… Ладно, все равно собиралась, как прочитаю, вернуть дневник на место. Посмотрим, чем интересовалась продвинутая молодежь начала прошлого столетия… Женя Яблочкина! Я буду читать твой дневник, узнаю, что тебя волновало, возможно, узнаю твои потаенные мысли и желания. Прости меня за это! Когда в следующий раз приду к тебе на могилу, обязательно принесу цветы».

И Зоряна раскрыла старую тетрадь. Детский, корявый почерк… С каллиграфией Женя явно не дружила.

Петроград. 16 декабря 1915 года

Ты не радуйся, мой дневник, что я наконец-то обратила на тебя внимание — это просто глупая прихоть. Признаться, что-то я волнуюсь, и сердечко у меня как будто замирает. Это объясняю тем, что завтра буду держать экзамен на курсах пишущих машин. Все-таки неприятно будет прийти домой и заявить, что не выдержала экзамен. Конечно, это беда небольшая: придется пожертвовать еще пять рублей и поучиться лишний месяц. Вот и все. Только как-то не хочется покидать курсы, они мне нравятся даже больше счетоводных. Скоро придется собираться туда.

Моя жизнь во многом изменилась. Я не хожу в четырехклассное, не встаю рано, не сижу за уроками до 12 часов. Хотя и теперь меня гложет маленький червячок заботы, но все-таки я чувствую себя свободнее.

Ах! Поскорее бы поступить на место. Тогда у меня были бы свои деньги и я могла покупать, что захочу. Еще скажу, что с нетерпением жду Рождества, собираюсь кое-куда сходить. В субботу мама приведет Лиду, и мы поедем в воскресенье к Нюшке.

Петроград. 21 декабря 1915 года

Утром встала в хорошем расположении духа. Ведь я сегодня именинница! Сюрпризы, конечно, меня не ждут, потому что подарки получила накануне. Мама подарила мне свои красные коралловые бусы — теперь я настоящая барышня. Они очень красивые, таких нет ни у кого из моих подружек. Маме пообещала, что буду надевать их только на большой праздник. Ближайший — Рождество. Подружки, увидев их, умрут от зависти. И Таня тоже.