Роберт Силверберг - Замок лорда Валентина (сборник)

— Ваше высочество! — прогремел Виноркис. — Посвященный Хиссун!

Хиссун с благодарностью устало опустился на свое место как раз в тот момент, когда гости зааплодировали закончившим свой номер карликам. Слуга подал кубок с искрящимся золотистым вином, и как только он поднес его к губам, сидевшие вокруг стола тоже подняли кубки в знак приветствия. Вчера утром во время краткого и удивительного разговора с лордом Валентином, когда корональ предложил войти в круг его приближенных на Замковой горе, Хиссун видел некоторых из гостей, но его никто не представил. А теперь они сами здороваются с ним — с ним! — и сами представляются. Хотя в этом не было нужды, поскольку то были герои славной борьбы лорда Валентина за возвращение на престол и все их знали.

Рядом сидела воительница-великанша. Конечно же это Лизамон Халтин, личная телохранительница короналя, которая, по преданию, однажды освободила лорда Валентина из чрева проглотившего его морского дракона. А поразительно бледный коротышка с белыми волосами и рассеченным шрамом лицом, насколько знал Хиссун, — знаменитый Слит, в дни изгнания обучавший лорда Валентина искусству жонглирования. А тот, с проницательным взглядом из-под нависших бровей, — лучший стрелок из лука на Замковой горе Тунигорн; маленький вруун со множеством щупалец — должно быть, чародей Делиамбер; а тот, немногим старше Хиссуна, с веснушчатым лицом — скорее всего, бывший пастух Шанамир; вон там — худощавый величественный хьорт — по всей видимости, великий адмирал Эйзенхарт. Да, сплошь знаменитости, и Хиссун, когда-то считавший себя чуждым всякого преклонения перед ними, обнаружил, что весьма польщен таким окружением.

Чуждым преклонения? Да, однажды он подошел к лорду Валентину и без зазрения совести содрал с него полреала за экскурсию по Лабиринту и сверх того еще три кроны — за устройство на ночлег во внешнем кольце. Тогда он не испытывал ни малейшей почтительности, понимая, что коронали и понтифексы — тоже люди, их отличают от простых смертных лишь власть и богатство, а трона они добиваются только благодаря своему появлению на свет в аристократических семействах Замковой горы и удачному преодолению все ступеней карьеры на пути к вершине. Как давным-давно заметил Хиссун, чтобы стать короналем, не требовалось даже особого ума. Взять хотя бы последние лет двадцать: лорд Малибор отправился охотиться с гарпуном на морских драконов и глупейшим образом позволил одному из них съесть себя, лорд Вориакс погиб не менее нелепо — от шальной стрелы на охоте в лесу, а его брат лорд Валентин, вообще-то пользовавшийся репутацией довольно разумного человека, оказался настолько беспечен, что отправился бражничать с сыном Короля Снов и в результате позволил себя споить, лишить памяти и сбросить с трона. И перед такими благоговеть? Да в Лабиринте любой семилетка, с такой небрежностью относящийся к своей безопасности, считался бы безнадежным идиотом.

Однако Хиссун заметил, что за последние несколько лет уважения к сильным мира сего у него, судя по всему, несколько прибавилось. Когда человеку от роду десять лет, и пять-шесть из них он провел на улице, полагаясь лишь на свою смекалку, то немудрено, что он плевать хотел на все власти. Но ему уже не десять лет, и он больше не болтается по улицам. Он теперь на многое смотрит другими глазами и сознает, что корональ Маджипура — фигура отнюдь не мелкого масштаба и быть им не так-то просто. Поэтому, глядя на широкоплечего, златовласого человека, величественного с виду и мягкого одновременно, облаченного в зеленый дублет и горностаевую мантию — знак второго по значению правителя в мире — и думая, что этот человек рядом с ним — сам корональ лорд Валентин, пригласивший его на сегодняшний пир, Хиссун ощутил, как по спине его пробегает дрожь, и в конце концов признался самому себе, что испытывает благоговение: перед самим понятием монархии, перед личностью лорда Валентина, а также перед таинственной цепью случайностей, приведших простого мальчугана из Лабиринта в августейшую компанию.

Он потягивал вино и чувствовал, как внутри разливается тепло. Какое значение имеют теперь все предыдущие неприятности этого вечера? Сейчас он здесь, и в качестве желанного гостя. Пусть Ванимун, Хойлан и Гизнет лопнут от зависти! Он здесь, среди великих, он начинает свое восхождение к вершинам и вскоре достигнет такой высоты, с которой уже невозможно будет разглядеть всех ванимунов его детства, вместе взятых.

Тем не менее время от времени Хиссуна полностью покидало ощущение уверенности, и он снова испытывал замешательство и смущение.

Сначала случилось то, что можно было бы назвать пустяком, недоразумением, выходкой, в которой едва ли стоило винить Хиссуна. Слит обратил внимание на чиновников понтифекса, поглядывавших в их сторону с явным беспокойством. В них читался откровенный страх, вызванный тем, что корональ не выказал особого удовольствия от пира. И Хиссун, слегка охмелевший от вина и осмелевший от сознания того, что наконец-то оказался на банкете, нахально выпалил:

— Им есть о чем волноваться! Они понимают, что должны произвести хорошее впечатление, иначе окажутся за воротами, когда лорд Валентин станет понтифексом!

За столом послышались изумленные возгласы. Все смотрели на Хиссуна так, будто он осмелился произнести чудовищное богохульство, все, кроме короналя — тот брезгливо поджал губы, словно обнаружил у себя в супе жабу, и отвернулся.

— Я что-то не так сказал? — спросил Хиссун.

— Цыц! — сердито прошептала Лизамон Халтин и довольно сильно двинула его локтем под ребра.

— Но разве не так? Ведь лорд Валентин станет когда-нибудь понтифексом. А когда это произойдет, разве у него не будет своих придворных?

Тут Лизамон двинула его так, что он чуть не слетел со стула. Слит бросил на него враждебный взгляд, а Шанамир свистящим шепотом произнес:

— Хватит! Ты только себе делаешь хуже!

Хиссун мотнул головой и, несмотря на смущение, сердито воскликнул:

— А я все равно не понимаю!

— Позже объясню, — ответил Шанамир.

— Но что я такого сделал? — не унимался Хиссун. — Всего лишь сказал, что лорд Валентин однажды станет понтифексом, и…

— Лорд Валентин в настоящее время не желает обсуждать этот вопрос, тем более за столом, — ледяным тоном прервал его Шанамир, — В его присутствии о подобном говорить не принято. Теперь ты понял? Понял?

— Ага, понял, — жалким голосом подтвердил Хиссун.

От стыда ему хотелось спрятаться под стол. Ну откуда же он мог знать, что корональ так чувствительно относится к неизбежности вступления на престол понтифекса? Ведь это всего лишь вопрос времени, разве нет? Когда умирает понтифекс, корональ автоматически занимает его место и назначает нового короналя, который, в свою очередь, тоже в конце концов окажется в Лабиринте. Таков обычай, и он существует уже на протяжении тысячелетий. Если лорду Валентину настолько неприятна мысль о том, что он станет понтифексом, то ему лучше отказаться и от поста короналя. Нет никакого смысла закрывать глаза на существующий закон о смене властей предержащих, ожидая, что он отомрет сам собой.

Хотя корональ сохранял холодное молчание, Хиссун понял, что вел себя недостойно. Сначала опоздал, а потом, впервые раскрыв рот, сморозил нечто совершенно неуместное при данных обстоятельствах — какое жалкое начало! Неужели ничего уже не исправить? Хиссун предавался горестным раздумьям в течение всего выступления каких-то жонглеров и последовавшей за ним череды скучнейших речей… Так он мог бы промучиться весь вечер, если бы не другое, куда более ужасное событие.

Лорд Валентин собирался произнести тост. Однако когда корональ поднялся, вид у него был странно отрешенный и задумчивый. Он напоминал лунатика с невидящим, затуманенным взором и неуверенными движениями. За высоким столом начали перешептываться. После тягостной паузы лорд Валентин заговорил, но как-то сбивчиво и явно невпопад. Не занемог ли корональ? Не выпил ли лишнего? Или внезапно подвергся воздействию недобрых чар? Хиссуна встревожило его состояние. Старый Хорнкэст только что произнес слова о том, что корональ не только правит Маджипуром, но, в некотором смысле, он и есть Маджипур: и тут у короналя начинают подкашиваться ноги, заплетается язык и кажется, будто он вот-вот упадет…

Кто-то должен взять его под руку, мелькнула в голове у Хиссуна мысль, и помочь сесть, пока он не упал. Но никто не шелохнулся. Никто не посмел. Ну пожалуйста, безмолвно взмолился Хиссун, глядя на Слита, на Тунигорна, на Эрманара. Поддержите же его! Хоть кто-нибудь! Поддержите его!!! Но никто по-прежнему не трогался с места.

— Ваша светлость! — раздался хриплый крик.

Хиссун понял, что это его собственный голос, и рванулся вперед, чтобы подхватить короналя, падавшего вперед лицом на блестящий деревянный пол.