Алая аура протопарторга - Евгений Юрьевич Лукин
— Вот откушу тебе, <неразборчиво>, нос, — словно бы гвоздём по стеклу скрежетал тенорок, — отсижу три года, но ты ж, <неразборчиво>, всю жизнь потом с протезом промаешься! В сырую погоду отваливаться будет!..
— Да?.. — заливалось в ответ сопрано. — Да?.. Это я-то <неразборчиво>?.. Я?.. Да как у тебя язык повернулся?.. Да может, я потому и <неразборчиво>, что ты мне за это морду набил!..
Судя по относительной сдержанности высказываний, отношения выясняла молодая интеллигентная чета… Нет, всё-таки народ в Баклужино — не в пример культурнее… У лыцких бы уже мат шёл сплошняком, без вкраплений… Хотя всё равно неприятно… Вдобавок голосистые супруги окончательно заглушили далёкий шепоток Анчуткиных сородичей — и беженец брезгливо передёрнул плечиками, что, кстати, учитывая сопротивление кирпичной стены, было не так-то легко сделать. Как и всякий порядочный домовой, он не выносил житейских склок…
Поплутав по простенкам и едва не заблудившись впотьмах, Анчутка почти уже вышел на искомый шепоток, но тут кирпичи пронизала лёгкая дрожь — видимо, окончательно обнаглевший пилот прошёл совсем уже низко. А тут ещё слева из общего мрака, как назло, подкрался всё тот же скандал:
— Сама уже не знает, что кому врать!..
— Это я-то не знаю, что кому врать?..
Кажется, шепоток шёл справа. Анчутка осторожно выставил наружу настороженное ушко… Всё верно! Домовые находились в соседней квартире — точнее, в ванной комнате. Их было двое. Странно… Тут скандал за стеной, а им хоть бы хны…
— Что-то копоть вроде какая-то… неконкретная… — с сомнением бормотал один.
— Правильная копоть… — сипловато возражал другой, чем-то шурша. — Прямиком из Лыцка…
— Через Чумахлу… — со смешком добавил первый.
Второй обиделся, не ответил. Потом оба, кажется, встали. Анчутка ударился в панику: померещилось, будто речь идёт о нём («Из Лыцка…», «Через Чумахлу…»), и только-только перевёл дух, как почувствовал вдруг, что его не больно, но крепко берут за торчащее наружу ушко.
— И кто ж это у нас такой любознательный?.. — ласково осведомился сипловатый, извлекая Анчутку из стены за чуткий лопушок. — Н-не понял… — озадаченно сказал он, узрев незнакомое смущённое личико — Ты кто, братан? Назовись…
Пришлось назваться и заодно объяснить, что он делал в простенке. Выручила дымчатая масть. Это ведь только местные разношёрстки своих же баклужинских сплошь и рядом топят, а лыцкие друг за друга держатся крепко, тем более — на чужбине…
— А-а, беженец… — смягчившись, протянул тот, что сомневался в качестве копоти (иными словами — ладана). — Мохнатый зверь на богатый двор?.. Ну как там, в Лыцке-то?.. Да садись, чего стоишь!..
Все трое присели на резиновый коврик. Сипловатый забил косяк и чиркнул позаимствованной на кухне спичкой. Почмокал, затягиваясь, и передал косячок товарищу. Анчутка хотел было приступить к жалостному рассказу, но тут как раз подкатила его очередь. Обижать хозяев не хотелось, так что пришлось тоже затянуться…
Внезапно сквозь дверь в ванную просунулась совершенно зверская дымчатая мордочка ещё одного домового. Носопырка — раздута, глазёнки от изумления и бешенства — тоже. Не иначе — старшой по масти…
— Вы что делаете?.. — испуганным шёпотом рявкнул он. — Вконец оборзели?.. Ванная вся уже ладаном пропахла!.. — присмотрелся — и чуть не плюнул. — И курить-то, сявки, не умеют… — вконец расстроившись, молвил он. — Без затяжки надо облачко выдохнуть — и носиком, носиком его собирать…
Тут он заметил Анчутку — и осёкся.
— А это ещё что за зверь?
Анчутка отдал косячок и неловко поднялся с коврика.
— Да беженец он… — лениво пояснил кто-то из сидящих.
Старшой прошёл сквозь дверь целиком и остановился перед Анчуткой.
— Ну вы что? — с упрёком обратился он к курильщикам. — Совсем уже, что ли?.. Не разобравшись, не проверив…
— Да дымчатый он, дымчатый… Чего проверять-то?
— Дымчатый! — недовольно фыркнул тот. — Дымчатые, они тоже, знаешь, всякие бывают… — сердито оглядел Анчутку и кивнул на дверь. — Пошли к Кормильчику…
Признанный авторитет лыцкой диаспоры в Баклужино, больше известный под кличкой Кормильчик, был крупным домовым нежно-дымчатой масти, личико имел упитанное, угрюмое, а нрав, судя по всему, вредный да въедливый.
— Ладно, верю… — буркнул он, выспросив у Анчутки все подробности из жизни лыцкой нечисти. — Обитал, обитал ты на Коловратке… Если Марашку знаешь, значит, обитал…
Разговор происходил в одной из квартир четвёртого этажа, где вот-вот должна была случиться плановая разборка с некой злостной неплательщицей. Кроме развалившегося по-хозяйски в мягком кресле Кормильчика и потупившегося беженца, в комнате ещё присутствовали два смешливых бойца, с которыми Анчутка недавно подкуривал ладан. Один из них держал за шкирку то и дело пытающегося вырваться буйного рукастого барабашку.
— Нет, ну это ладно, это ладно, братан… — задумчиво продолжал Кормильчик, снова удостаивая Анчутку благосклонным взглядом. — Ну а границу-то, границу ты как переходил?..
И успокоившийся было Анчутка осознал с тоской, что тут-то его и начнут припирать к стенке.
— Контрабандист переправил… — грустно соврал он, вильнув глазёнками. — Или браконьер…
— Кликуху, кликуху назови…
— Да я не спросил…
— Ну а какой он из себя, какой?..
— Здоровый такой… — начал неуверенно плести Анчутка. — С кулаками…
— Знаю… — сказал Кормильчик, на мгновение перед этим призадумавшись. — Якорь у него кликуха. Якорь… Туда — с приворотным зельем, обратно — с ладаном…
Тем временем отворилась входная дверь — вернулась квартиросъёмщица. Слышно было, как она сбрасывает в прихожей туфли и, отдуваясь, тащит на кухню что-то увесистое и неудобное. Затем последовало несколько секунд звонкой тишины — это хозяйка услышала голоса. Далее грохнуло, зазвенело — и в комнату со скалкой в руках ворвалась кряжистая особа женского пола. Окажись на месте домовых грабители, аминь бы настал всей банде. Даже огнестрельное оружие не помогло бы, поскольку по габаритам гражданочка в аккурат соответствовала дверному проёму и уложить её можно было разве что разрывной противослоновьей пулей.
Грабителей в помещении она, естественно, не обнаружила. Комната была пуста, а вот голоса продолжали звучать как ни в чём не бывало… Квартиросъёмщица охнула, выронила скалку и опрометью кинулась к дверям — рисовать на притолоке кресты и звёзды. Потом запустила ручищу в лифчик восьмого размера и выхватила ампулу со святой водой, надо полагать, лыцкого производства.
— Займись… — недовольно молвил Кормильчик.
Один из бойцов (тот, у кого руки не были заняты прозрачным загривком рвущегося в бой барабашки) вразвалочку приблизился к хозяйке и, поднявшись на цыпочки, выдернул ампулу из толстых пальцев.
— Во, дура!.. — подивился он, брезгливо разглядывая трофей. — Водичка-то левая, из-под крана… А ампула, гля, настоящая! «Выведем нечисть на чистую воду!..» В Чумахле небось разливали…
Уставив безумные глаза на плавающую в воздухе ампулу, хозяйка, тихо подвывая от ужаса, отступала к дверям. Затем налетела спиной
