Вадим Еловенко - Очищение

Отец Марк кивнул страже и сразу несколько служивых двинулись к двери. Не мудрствуя долго, пару раз постучав в двери, они достали топоры и через пять-шесть минут расколотая дверь окончательно пала, позволив страже ворваться в дом. Но как ворвались стражники быстро, так и выскочили обратно зажимая носы и бледнея от страха. Отец Марк и так почти не сомневался, а тут он окончательно убедился… он не забыл еще отвратительный запах, исходивший от зараженных. Догадались и собравшиеся зеваки, что именно увидели, а может только почуяли стражники, ворвавшись в дом. Вся толпа невольно подалась назад и только капитан и отец Марк остались стоять, вглядываясь в темный дверной проем. Но даже их смелость и воля сильно поколебалась, когда, держась рукой за остатки двери, на порог вышел обезображенный открывшимися язвами мужчина. Смотря на его шею, лоб и руки отец Марк испытал чувство сильнейшего омерзения. Да. Именно Черная Смерть уже жила в теле этого человека. Он уже сам стал Черной Смертью. Он нес гибель любому, кто дотронется до него или просто будет стоять рядом.

Капитан стражи прочистил горло, собираясь уже что-то скомандовать своим людям, как вдруг заговорил сам несчастный. Голос его хрипел и словно булькал, но отец Марк все равно не напрягая слух, понял, о чем говорит этот мужчина.

– Вы… оставьте нас в покое! Дайте нам спокойно умереть в своем доме! Уйдите все! Уйдите и не приходите! Если кто войдет в дом… я обещаю… топор я еще удержать в руках смогу…

Видя, что мужчина еле стоит на ногах и глаза его, загноившиеся мало что видят, отец Марк сомневался, что тот сможет дать отпор стражникам. Только вот будет ли стража такого скручивать? Ведь страх перед Черной Смертью сильнее, чем перед гневом капитана.

Шум приглушенных голосов за спиной напомнил и капитану и пастору об их долге. Собрав все мужество и Веру, отец Марк обратился к страдальцу:

– Сын мой. Мы живем на этом свете не только ради себя. Нельзя не думать о других. Подумай о том, что зараза, которую ты на свое горе приобрел от тебя пойдет к соседям, от них к другим…

– Мне все равно… – отозвался тот, – я хочу умереть дома в своей постели. Когда я и жена умрем, тогда делайте что хотите… а пока уйдите отсюда все, раз вы ничем не можете помочь!

Капитан подозвал к себе стражника с арбалетом и негромко сказал ему что-то. Тот кивнул и, уперев арбалет в мостовую, стал взводить свою убийственную машину. Уложив в борозду стрелу, он навел свое оружие на несчастного и тогда Капитан сказал:

– Слушай, парень. Мне тебя искренне жаль. Но сейчас ты возьмешь свои вещи, одеяло возьми, поесть что-нибудь, и отправишься за моей стражей к городской стене. Там барак стоит, где ты и будешь жить пока либо не выздоровеешь, либо пока отец Марк не отпоет твою грешную душу. Ты меня понял, парень?

– Капитан! А не сходить ли тебе прополоскать свой рот… из него воняет. Даже хуже чем от меня. Я все сказал… – пробулькал несчастный и словно в доказательство выпрямился, отпустил косяк дверной и упер руки в бока.

– Парень мне очень не хочется тебя убивать. – Искренне сказал капитан. – Но я именно таки и поступлю, если ты не пойдешь с нами. Ты меня понимаешь!?

– А мне все равно… – абсолютно честно сказал мужчина на входе. – Убьешь ты меня или уведешь всех отсюда… главное что я умру в своем доме… Когда ты будешь подыхать как я ты поймешь как это важно … умереть в своем доме… где все свое… где ты можешь подума…

Договорить ему не дали. Капитан, поглядев на стрелка, кивнул и тот не мешкая выстрелил. Стрела на удивление пастора не застряла в горле несчастного, а прошибла его на вылет и ушла куда-то в темноту дома. Пораженный Черной Смертью схватился за горло и осел на колени… он пытался кричать, но из этого вышел только хрип и еще большее бульканье…

4.

Питер не смог остановить рыдания до самой реки. Только там, оставив вещи на берегу, он упал в холодную, не по летнему воду, и, почти захлебнувшись, смог остановиться. От долгих слез он стал икать, а от холода реки задрожал всем телом. Он чувствовал себя настолько отвратительно, как не чувствовал никогда. Он ничего не ел с утра, но, не смотря на это, только Питер вышел на берег как его скрутили спазмы и он на коленях стоял, пытался выдавить из себя хоть что-то помимо сдавленного кашля.

Почти без сил он повалился на бок и снова слезы потекли по его щекам. Он всхлипывал и размазывал грязь и слезы по лицу. Вскоре у него нестерпимо защипало в глазах и он вновь полез в реку.

В этот раз он умылся. Разделся до нага и далеко зашвырнул теперь уже странно опротивевшие ему повседневные лохмотья. Глядя как его рубаха и штаны уплывают влекомые медленным, но неостановимым течением Питер словно прощался с прошлой жизнью. С прошлой такой почти беззаботной и пусть с грустинкой, но радостной жизнью. Когда дома его ждала мама, когда отец всегда был готов помочь ему или подсказать. Когда он чувствовал, что не одинок.

Мысли о маме, что сейчас умирала одна одинешенькая в их доме и, может быть, в бреду звала его на помощь, сжали сердце мальчика и ему захотелось туда… обратно… хотя бы поднести ей воды. Она ведь даже сказала, что очень хочет пить! А он… А он сбежал от нее без оглядки. Он оставил собственную мать умирать одну! Она его родила. Она, не смотря на трудности и бедность, вырастила его… а он оказался самым паскудным сыном, в этом мире, бросившим свою мать на погибель.

От отчаянья мальчик еще больше зарыдал и руками закрыл лицо, словно прячась от позора. Никогда он не сможет простить себя за то, что так сбежал от умирающей матери. Плевать, что он тоже заразился бы. Плевать, что он тоже умер бы следом. Но они были бы вместе. И там, в раю, они были бы тоже неразлучны. А теперь? Что делать ему теперь, когда он остался один во всем подлунном мире. Когда ему просто не к кому пойти? Негде найти утешение.

5.

Он умирал странно долго. Словно болезнь и не подточила его силы. Даже через двадцать минут он все также хватался за свое пробитое горло и сучил ногами по мостовой. Толпа шокированная увиденным загомонила… раздавались выкрики и требования добить несчастного. Но из стражи никто не решался приблизиться к истекающему кровью. И тогда капитан, отобрав пику у одного из своих людей, подошел к больному и, сильно заведя руку с оружием, обрушил его на грудную клетку несчастного. Глухой звук проломанных ребер. Чавкающий хлюп вытаскиваемого копья и все. Мужчина на залитой проклятой кровью мостовой затих, так и не отпустив своего горла.

– Багры сюда! Телегу! Сена чтобы в телеге укрыть! – Вытаскивая стражников из ступора, командовал капитан. – Бегом, я сказал! Искать телегу!

Двое стражников бросились по улице выполнять указание, а остальные, опомнившись, стали теснить толпу и требовать, чтобы все расходились. Пастор смотрел, как капитан брезгливо закидывает вымазанное в крови несчастного копье внутрь дома и вытирает руки, словно очищая их от грязи.

– Зря… – только и сказал отец Марк.

Капитан недоуменно поглядел на него и пастор пояснил:

– Копье надо было подержать в огне и потом аккуратно обтереть, а тряпку сжечь. Черная смерть не терпит пламени.

Капитан рассеянно поглядел в сумрак дома, но ничего не сказал.

Стражникам уже удалось оттеснить подальше зевак, Пастор уже начал читать молитву о спасении души несчастного, капитан все так же стоял, глядя на своих подчиненных, а в сумраке дома что-то изменилось. Какая-то тень проскочила там и отец Марк даже на секунду сбился с текста заученной молитвы. Но он продолжил, посчитав, что ему просто показалось. Только через мгновение он подумал, что в доме же точно еще кто-то должен был оставаться. Что надо послать стражников осмотреть дом.

Но было уже непростительно поздно. Раздался пронзительный полувой-полукрик и босая женщина в одной нательной рубашке, покрытой коричневыми пятнами крови в местах, где и на ее теле вскрывались язвы, вырвалась из темноты дома. В руках она держала брошенное капитаном копье и целила его в защищенную кирасой спину начальника городской стражи. Тот, только в последний миг, почувствовав опасность, начал поворачиваться и даже попытался заслониться рукой от острая копья, но не успел.

Копье вошло на четверть метра подмышку капитана, пробив ему легкие и раздробив спинные позвонки. Он умер мгновенно. Только изумленно глядели его уже мертвые глаза на мостовую, и сильно билась его голова о камни, когда женщина, все так же рыча, пыталась выдрать копье из тела капитана.

А дальше время ужасно растянулось, кажется для всех. Медленно очень медленно сбрасывал арбалетчик с плеча свою машинку, чтобы зарядить ее еще одной смертью. Чудовищно неуклюже поворачивались стражники и в изумлении их лица вытягивались и покрывались блестящими капельками внезапного пота. Нечеловечески долго тянулся крик безумной больной женщины, сводя с ума всех на улице.