Филип Фармер - Т. 11. Любовь зла. Конец времён. Растиньяк-дьявол

— Жанет, — торопливо заговорил он, — слушай меня внимательно. Ты будешь ждать меня здесь каждую ночь. Не бойся того, что таится во мраке. Главное — жди меня. Я не могу сказать тебе точно, когда я смогу раздобыть шлюпку и прилететь за тобой. Думаю, что где-то в пределах трех недель. Но даже если я не уложусь в срок, все равно жди меня. Обязательно жди! Я прилечу за тобой. Я прилечу и отвезу тебя туда, где тебе будет нечего бояться. По крайней мере, хотя бы на время. А потом… Так ты сможешь выдержать? Спрятаться здесь и ждать?

Она кивнула и сказала «Fi»[9].

ГЛАВА 9

Две недели спустя Хэл сдержал свое слово. Блеснув в ярком свете луны, игловидный кораблик сделал круг над развалинами беломраморного дворца и опустился на площадь. Хэл огляделся: перед ним раскинулся город — молчаливый, выбеленный лунным светом. Кубы, пирамиды, конусы, цилиндры, статуи — словно игрушки, разбросанные ребенком-великаном, который, заигравшись, заснул. И заснул навеки.

Хэл вышел из шлюпки и шагнул под гигантскую арку. Луч фонарика пронзил еще больше сгустившуюся тьму. Он звал, и голос его возвращался к нему эхом, отражаясь от стен и потолка.

— Жанет! Sah mfa. Fo tami, Хэл Ярроу. Жанет! Ou en tu? Это я. Твой друг. Где ты?

Он спустился по широченной — в пятнадцать метров — лестнице вниз в королевскую усыпальницу. Луч скользил по ступенькам, стенам, потолку, опять по ступенькам, пока не осветил черно-белую фигурку девушки.

— Хэл! — воскликнула она. — О, благодарю тебя, Великая Мать Камней! Я ждала каждую ночь. И я знала, что ты придешь.

На ее длинных ресницах дрожали слезинки, алые губы трепетали — было видно, что она изо всех сил старается удержаться от рыданий. Хэлу очень хотелось ее обнять и успокоить, но все его воспитание восставало против того, чтобы даже смотреть на раздетую женщину, а уж заключать такую в объятия!.. Немыслимо! Никогда в жизни! По крайней мере, так он думал в эту минуту.

А уже в следующую она скользнула к нему и, словно ища защиты, прижалась щекой к его груди. Он и опомниться не успел, как его руки лежали у нее на талии. Он судорожно прижал ее к груди и почувствовал, как в пах ударила горячая волна. Это остудило ему голову. Хэл отстранился от девушки и выдавил:

— Поговорим позже. У нас нет времени. Идем.

Она молча последовала за ним, но, подойдя к шлюпке, остановилась. Он нетерпеливым жестом пригласил ее войти.

— Ты подумаешь, что я струсила, — замялась она, — но… но я никогда еще не летала. Покинуть землю…

Он ошеломленно уставился на нее, но ему некогда было разбираться в душевных переживаниях человека, абсолютно не подготовленного к полетам по воздуху.

— Залезай! — рявкнул он.

Жанет покорно, больше не споря, забралась в кабину и села в кресло второго пилота, но было видно, как она дрожит и оглядывает всю эту незнакомую ей аппаратуру своими огромными карими глазами скорее с испугом, чем с интересом.

Хэл взглянул на часы:

— Десять минут на то, чтобы добраться до моей городской квартиры, минута на то, чтобы высадить и спрятать тебя там, полминуты, чтобы вернуться на корабль, затем еще пятнадцать минут на мой рапорт о разведывательном полете и тридцать секунд на возвращение домой. Сойдет.

Он засмеялся.

— Я мог бы прилететь сюда уже два дня назад, но не было ни одной свободной шлюпки. Тогда я притворился, что забыл дома суперважные записи, и взял один из корабликов с ручным управлением, которые используются для разведки за городом. Но мне и в жизни бы никто этого не позволил, если бы не вот это, — он с гордостью коснулся большого золотого нагрудного знака с выбитой на нем древнееврейской «Л». — Это означает, что я один из избранных. Я сподобился Метра.

Жанет, уже почти справившаяся со своими страхами, наконец посмотрела на него и, увидев его лицо в свете разноцветных огоньков приборной панели, не сдержала крика:

— Хэл Ярроу! Что они с тобой сделали?

Вокруг глаз у него были темные круги, щеки ввалились, лоб обметала сыпь, и на бледной коже горели семь тонких шрамов.

— Все говорили, что я сошел с ума, — хмыкнул он. — Что я сую голову в львиную пасть. Но моя голова осталась цела, ее не откусили. Вместо этого я сам прикусил льву язык.

— О чем ты?

— Слушай. Не кажется ли тебе странным, что сегодня Порнсен не дышит мне в затылок своей смрадной пастью? Нет? Ну да, откуда тебе знать наши дела. У меня был только один способ перебраться с корабля в городскую квартиру. В квартиру, где я живу один, без иоаха, следящего за каждым моим шагом. Чтобы было куда привезти тебя. Ведь я же не мог оставить тебя одну в этом страшном лесу!

Ее палец тихонько гладил шрам, идущий к уголку рта. Раньше он уклонился бы от подобной ласки, потому что не терпел физического контакта с кем бы то ни было. Но сейчас он и не подумал отстраняться.

— Хэл, — прошептала она. — Maw sheh[10].

Тепло волной растеклось по его телу. «Мой дорогой». А почему бы и нет?

Преодолевая опьянение от ее прикосновения, он продолжил:

— Да, у меня был только один способ: добровольно пройти испытание Метром.

— Wuh Met? ’Es’ase’asah?[11]

— Это единственное, что может освободить тебя от постоянного преследования иоаха. Один раз сподобившись Метра, ты считаешься впредь непорочным, выше всяких подозрений. По крайней мере в теории.

Моя петиция застала наших иерархов врасплох. Они и помыслить не могли, что кто-нибудь из ученых (не говоря уж обо мне) решится на это добровольно. Уриэлиты и уззиты отваживаются на это, чтобы продвинуться по служебной лестнице в иерархи…

— Уриэлиты? Уззиты?

— Если использовать древнюю терминологию, это наши священники и копы. Предтеча заменил эти названия на имена ангелов из Талмуда. Это было сделано из религиозно-государственных соображений. Поняла?

— Нет.

— Ну ладно, объясню как-нибудь потом. В любом случае добровольно на это идут только самые фанатичные сигмениты. Все остальные — по принуждению; объясню почему чуть попозже. Иерархи отнеслись к моему прошению весьма кисло, но по закону они не имели права мне отказывать. К тому же им здесь уже наскучило, и они решили, что это шанс поразвлечься — на их мрачный манер. — Он нахмурился, вспоминая. — На следующий день мне было приказано явиться в психолабораторию к 23.00 к. в. (по корабельному времени то есть). Я выждал, когда Порнсен куда-то отлучился, и достал из своего чемодана бутылку с надписью: «Пища Пророка». Вообще-то в ней должен был бы находиться порошок, в состав которого входит пейот (это такой наркотик, некогда использовавшийся индейскими знахарями).

— Kfe?[12]

— Да слушай. Ты пойми главное: «Пищу Пророка» принимают во время ритуала Очищения. Это когда на двое суток запираешься в келье, постишься, молишься, бичуешь себя электрокнутом и любуешься галлюцинациями, которые у тебя появляются от голода и «Пищи Пророка». Что-то вроде субъективного путешествия во времени.

— Kfe?

— Не перебивай меня своим бесконечным чтоканьем. У меня нет сейчас времени, чтобы рассказать тебе всего Сигмена. Лично у меня ушло десять лет на то, чтобы освоить даннологию, и даже после этого у меня осталось немало вопросов. Но я не рискнул их задавать — могли подумать, что я сомневаюсь. Ладно, об этом потом. Короче говоря, в моей бутылке была не обычная «Пища Пророка», а мой собственный состав, который я приготовил втайне от всех незадолго до того, как улетел с Земли. Вот в этом-то порошочке и крылась причина, почему я так смело пошел на испытание. Хотя сказать, что я пошел смело, честно говоря, у меня поджилки тряслись. Уж поверь мне.

— Я верю. Ты смелый. Ты сумел преодолеть свой страх.

Хэл почувствовал, что краснеет: первый раз в жизни ему сделали комплимент.

— Где-то за месяц до того, как началась экспедиция на Этаоз, я отметил в одном из научных журналов сообщение о том, что синтезирован новый наркотик — как лекарство от марсианской чесотки. Но у этой заметки было примечание, которое меня очень заинтересовало. Оно, видишь ли, было напечатано на иврите и самыми меленькими буковками, что означало, что автор заметки осознавал его секретность.

— Pookfe?[13]

— Почему? Да потому, что оно было напечатано на иврите, чтобы его не понял никто, кроме специалистов. Это было мерой предосторожности, потому что если такой секрет станет широко известным.

Короче, в этом примечании было открыто сказано, что человек, болеющий марсианской чесоткой, приобретает временный иммунитет к воздействию гипноисповедника. И что уриэлиты должны особо проследить за тем, чтобы кандидат на испытание Метром был абсолютно здоров.

— Я не понимаю тебя, — призналась она.

— Я буду говорить медленнее. Гипноисповедник — это наиболее широко используемый у нас наркотик, заставляющий говорить только правду. В этой статье был определенный подтекст: в самом начале ее говорилось, что марсианской чесоткой можно заразиться искусственно (конечно, в чисто научных целях) при помощи другого наркотика, название которого не упоминалось. Но мне не понадобилось много времени, чтобы найти его название в других статьях, посвященных этой теме. И я подумал, что если естественная чесотка делает человека иммунным к гипноисповеднику, то почему этого не может сделать вызванная искусственным путем?