Мальчик и его собака перед концом света - Чарли А. Флетчер
Костер потрескивал. Кровь гудела у меня в ушах. Я чувствовал, что моя голова вот-вот расколется на кусочки.
«Снаружи», — ответил я, наконец успев обдумать ответ.
Брэнд посмотрел на меня.
«Ты украл мою собаку», — заявил я.
«Сколько их? — спросил он. — Не лги мне. И не смей кричать, а не то я отрежу тебе язык».
С учетом возможного исхода ни один из вариантов не показался мне благополучным. Я промолчал.
«Сколько их?» — повторил Брэнд.
«Ты не должен был красть мою собаку», — сказал я.
Брэнд снова посмотрел на меня, вскинув голову, и я понял, что он прислушивается к звукам на берегу.
В тот момент в моей голове прояснилось достаточно, чтобы я вспомнил, что произошло по ту сторону черноты, из которой я только что очнулся. Я попытался представить существо, которое могло напасть на меня, пока я слушал печальную музыку Брэнда в ночном воздухе. Брэнд, стоявший напротив меня, полностью отличался от того сдержанного музыканта, растворившегося в своем творении. Он напрягся и превратился в комок нервов. Он слушал не только ушами.
Неожиданно Брэнд положил два пальца в рот и свистнул. Громко. Пронзительно. Дважды.
В ответ из темноты за дверями послышался шум. Лай. Но не лай Джесс или Джипа. Терьеры лают по-другому, не так резко и хрипло одновременно. Этот лай был глубоким, грохочущим и рычащим. Такие звуки мог издавать только кто-то большой.
Достаточно большой, чтобы прыгнуть на человека и сбить его с ног.
Брэнд посмотрел на меня.
«Лежи здесь, — велел он. — Не шевелись. И не кричи. Хорошо? Возможно, я не отрежу тебе язык».
С этими словами он на полусогнутых ногах выбежал из церкви, оставив меня смотреть на тени от огня, танцующие на высоком куполообразном потолке.
Лжец, подумал я. Вор и лжец.
Его собака не погибла. Но где же тогда Джесс?
Что-то не складывалось. Брэнд украл ее. Но Джесс не было на лодке. Ее не было в церкви. Она бы залаяла, учуяв мой запах. Я подумал, не случилось ли с ней что-нибудь ужасное. Вдруг она прыгнула за борт и утонула? Вдруг я так пристально следил за далекими красными парусами весь день, что не заметил голову маленькой преданной собаки в воде, когда проплывал мимо? Вдруг она радостно лаяла, когда я подплыл ближе, а затем наблюдала, как «Добрая надежда» уходит вдаль? Вдруг она осталась в воде и окоченела от холода?
Эти мысли не выходили у меня из головы. С каждой секундой образы становились все ужаснее и подробнее. Чем больше я старался не думать о последних минутах Джесс, тем лучше я их представлял. Я легко мог пропустить собачий лай в шуме волн. Джип мог упустить ее запах. Теперь моя уверенность росла. Мы ее предали. Я ее предал.
Это ранило меня так же, как смерть Джой много лет назад. Даже больше, ведь сестра погибла не по моей вине. Когда Брэнд вернулся спустя час или около того, я успел убедить себя, что Джесс больше нет и что она умерла самой ужасной смертью из всех возможных.
Теперь Брэнд казался выше. Медленнее, спокойнее. Он больше не сгибался. За ним брела большая собака с густой черно-серой шерстью, белой мордой и самыми несобачьими глазами, которые я когда-либо видел. Как и глаза Брэнда, они были голубыми, но в них не было теплой искорки. Они всегда оставались холодными и всегда смотрели на тебя. Собаки не любят, когда им смотрят в глаза. Сага была другой. Она бы обыграла в гляделки даже камень.
«Умница, Сага, — сказал Брэнд. — Сидеть».
Собака села и уставилась на меня. Брэнд развел костер из стульев. В церкви их было предостаточно. Целые ряды замерли в ожидании верующих, которые больше никогда не вернутся. Брэнд сломал ближайший стул и бросил обломки в костер, который погас в его отсутствие. У стены стоял шкаф с одинаковыми книгами в красных обложках. Он вырвал страницы из одной и скормил их огню, а с помощью пустого переплета вернул костер к жизни. Затем Брэнд сломал еще один стул и тоже бросил его в разгоревшееся пламя.
Он пододвинул другой стул ближе к огню, сел и уставился на меня.
«Ты пришел один, — заявил он. — Я не ожидал этого».
Я промолчал.
«Мне не нужно подтверждение от тебя, — продолжил он, кивнул в сторону собаки. — Мы с Сагой обошли остров, он небольшой. Она бы почувствовала посторонних».
Я не знаю, связывали ли тебе когда-нибудь руки. Это ужасное чувство, особенно если руки связаны у тебя за спиной. Ты словно теряешь их и становишься уязвимым. Тебе сложно дышать. Брэнд смотрел на меня, и мне снова показалось, что он читает мои мысли. Он улыбнулся. Дружелюбно.
«Можешь говорить», — сказал он.
Брэнд забрал у меня нож и воткнул его в сиденье стула, стоявшего неподалеку. Я видел в лезвии отражение пламени костра.
«Я не отрежу тебе язык, — продолжил он. — Это было бы ужасно. Я сказал это, чтобы привлечь твое внимание. Чтобы ты молчал».
Я так и сделал. Как я уже сказал, связанные руки делают тебя беспомощным, и единственной вещью, которую я контролировал, были мои слова, поэтому я отвернулся и стиснул зубы, чтобы мысли не вырвались на свободу.
«Я просто угрожал тебе, — заявил Брэнд. — Не обижайся. Когда ты лжешь, всегда лучше добавить крупинку правды, чтобы она запомнилась, верно? Угроза — это когда ты добавляешь маленький образ, что-то конкретное, чтобы слова запомнились. Ты добавляешь маленькую картинку, твой собеседник получает пищу для воображения, и ее обдумывание позволяет переварить угрозу. Он еще ничего не понял, а угроза уже слилась с ним, и он верит в нее гораздо больше, чем во все остальное. Понимаешь?»
Нет, я не понимал. Но я задумался, у кого в опустевшем мире Брэнд мог научиться этому. Или кто с ним так поступил. Возможно, он вычитал это в какой-нибудь книге.
Наверное, мое молчание нервировало его.
«Скажи хоть что-нибудь, — продолжил Брэнд. — Они придут на подмогу?»
Сага гавкнула на меня, и удивление от громкого звука и ее зубов, щелкнувших рядом с моим лицом, заставило меня бездумно выпалить слова.
«Где Джесс?» — спросил я.
«Кто?» — переспросил Брэнд.
«Моя собака, — ответил я. — Собака, которую ты украл».
«Джесс», — повторил Брэнд. Он откинулся на спинку стула и с легкой улыбкой почесал Сагу за ушами, награждая ее за то, что она вынудила меня говорить.
«Я не знал ее прежнего имени, — сказал он. — Я собирался назвать ее
