Александр Полосин - Армагеддон был вчера
– Ага, – кивнул Женька. – Мамы-папы, нам без вас всё равно, что вам без нас…
Профессор вымученно улыбнулся, спросил устало:
– Ну так как?
Женька сделал вид, что глубоко задумался, покусал губу. Затем лукаво подмигнул растерянному профессору и бесшабашно махнул рукой:
– А поехали! Что мы теряем? Давай крутнём шарик назад! Один раз живём… – и осёкся. Прожить-то ему как раз предстояло повторно.
Тем не менее, раз согласившись, он ощутил лёгкость на душе, словно решился, наконец, на сложную операцию, обречённо заявив хирургу: «Ладно уж, режьте!»
Хрустнул карандаш, профессор удивлённо уставился на обломки в руке.
– Шарик? – переспросил он растерянно.
– Ну да, – живо подтвердил Женька. – Земной шарик. «Мы вращаем его сапогами на себя, от себя…», – пропел он, отчаянно фальшивя. – А теперь крутнём обратно.
– Да-да, – профессор подскочил со стула, засуетился, не зная куда пристроить обломки карандаша. – Прямо сейчас и начнём.
– Точно, – ухмыльнулся Женька. – Пока храбрость не пропала. Профессор торопливо защёлкал бесчисленными тумблерами на панели, приборы загудели, ожили, лаборатория наполнилась гулом и треском разрядов. Воздух в помещении завибрировал от перенасытившей его энергии.
– Встань вот сюда, – указал профессор на блестящую стальную панель. Сам уселся за компьютер, в бешеном темпе замолотил по клавиатуре. Монитор удивлённо моргал, едва успевая сменять всё открывающиеся окна.
Женька осторожно ступил на плиту, зябко передёрнул плечами.
– Как-то мне не по себе, – неуверенно хохотнул он.
– Всё будет хорошо, – поспешил заверить профессор. – Ты даже не успеешь ничего понять.
– Ага, – отозвался подопытный. – Пациент был обследован, был прооперирован… был хорошим товарищем… Ты только того… заканчивай поскорей. Пока у меня запал не прошёл.
– Да уже практически всё, – пообещал профессор. Он едва не подпрыгивал от возбуждения, правая нога, поставленная на носок, мелко-мелко дрожала. И сам он весь дрожал, как гончая, почуявшая близкую добычу. – Вот уже ввожу дату, – он торопливо отстучал положенное количество цифр и букв. – Порядок. Ну ты как, готов?
– Давай уже, не тяни, – взмолился Женька. – Мефистофель хренов! Профессор зажмурился, лихорадочно потёр ладошки и нажал «Enter».
Плита под ногами у Женьки засветилась фиолетовыми отблесками. Пока он, как любопытный хомяк, вертел головой, тщетно силясь найти источник странного свечения, ноги уже утонули в нём по колено.
– Слышь, Лёха, а это нормально? – забеспокоился он. Профессор нервно взлохматил волосы.
– Всё по плану. Так и должно быть, не волнуйся.
– Да я и не волнуюсь, – осклабился Женька.
Ногам было приятно-щёкотно, словно отсидел, а вот теперь они оживают, восстанавливают кровообращение. И было ещё какое-то ощущение – что-то неуловимо знакомое, и в то же время совершенно новое. Но приятное. Даже приятственное. Смешливые мурашики споро побежали вверх по спине, по затылку, зарылись в волосах, и там устроили настоящую чехарду.
Женька расхохотался в голос:
– Это тебе надо волноваться, дружище!
– Ты только не забудь про меня! – запоздало струхнул профессор. Женька успокаивающе выставил перед собой ладонь, подмигнул задорно.
– Не сумлевайся! – и пропал.
Вой приборов постепенно стихал, один за другим гасли огни пультов.
Зашуршал принтер, вытягивая длинный язык отчёта о проделанной работе. Через несколько минут в наступившей тишине слышно было только осторожное шуршание кулера, усердно охлаждающего процессор. На мониторе всплыли заветные слова, которые новоиспечённый гений с нетерпением и страхом ждал последние десять лет «Переброс завершён. Опыт прошёл успешно. Введите контрольные данные».
На лице профессора словно примёрзла глупая улыбка.
– Получилось! – потрясённо прошептал он. Вскочил и отбарабанил ладонями по столу зажигательную лезгинку. – По-лу-чи-лось! – заорал он и пустился в пляс.
Веселье прервал негромкий стук в дверь. Как? Уже!?
– Войдите! – ликующим голосом разрешил он. И даже заранее раскинул руки в ожидании первого времяпроходца... темпопроходца… нет, так звучит как будто «проходимца». Тогда темпошественника… не важно, термин пускай придумывают неудачники, а он будет как пророк, открывший человечеству новый мир, новое измерение, неслыханные возможности…
– Случилось чего, Алексей Ильич? – заглянул в лабораторию так называемый «самый-самый младший научный сотрудник», тот, что из «охранки от Лубянки», ненавистный всему институту Крысобоев.
– А?.. – растерялся профессор. Вот уж кого он сейчас никак не хотел видеть! И спохватился: лучшая защита – нападение. Тем более что он, как никак, профессор, и здесь на привилегированном положении. – Как вы смеете врываться в кабинет во время эксперимента? – рявкнул он. Видимо недостаточно свирепо, потому что Крысобоев нимало не смутился, только хищно прищурил кошачий глаз.
– Вы же сами сказали «войдите», – голос «младшенького» так и сочился ядом.
– Да, сказал. А теперь говорю «Выйдите!»
– И незачем так орать, – примирительно отметил Крысобоев. – Я же что подумал: а вдруг помощь нужна…
– Не нужна, – отрезал Бутусов. А в глазах читалось: «Только не от тебя, гнида!»
– Чудненько, – заметил «самый-самый» и обвёл помещение подозрительным взглядом. – А позвольте полюбопытствовать – где же ваш посетитель?
– Вы здесь кого-нибудь видите? – с вызовом поинтересовался профессор.
– Нет, – осторожно признался «самый». – Но вот как раз это и настораживает. Вы же понимаете – я не из праздного любопытства интересуюсь…
– Ах, идите играйте в свои шпионские игры в другом месте! Раз здесь никого нет – стало быть уже ушёл. Неужели непонятно?
– Чудненько. Да не кипятитесь вы так. Ну ушёл и ушёл, делов-то. Лишь бы не остался нигде. Пойду проверю, – напоследок пообещал он зловеще и закрыл дверь. Хорошо хоть с той стороны.
Настроение было испорчено. Даже чистая и светлая лаборатория стала раздражать. В конце концов, какой смысл сидеть здесь и ждать результатов? Да и будут ли они… У этого Женьки со школы ветер в голове – мог совершенно запросто наплевать на него. Или просто забыть. Или может не совсем забыть, но забыть, например, сегодняшнюю дату… Или например… Да много чего может случится за тридцать лет. Может, он уже того… вообще… Нет! Об этом лучше не думать!
Профессор едва не взвыл белугой от потока чёрных мыслей. Чёрт возьми, так нельзя. Надо срочно на улицу, на свежий воздух, к людям.
Торопливо скомкал отчёт, сунул его в утилизатор, дождался, пока ненасытная утроба тупого пожирателя секретов не икнёт довольно, только тогда сменил халат на привычный бежевый плащ и ринулся к выходу.
Солнце радостно ударило по глазам, обласкало плечи. Ноздри жадно втянули запахи родного мегаполиса: испаряющихся луж, разогретого асфальта, выхлопных газов, странную и тягучую смесь тонких женских духов и мужского пота, едва прикрытого резким запахом новомодного одеколона. И запах зелени, конечно. Горьковато-липкий аромат тополей, травы, разопревшей от нескончаемых дождей и теперь прожигаемой солнцем. Наконец-то лето вступает в свои права. И то сказать – достала уже пакостная мжичка, что стояла в воздухе последние три недели.
Профессор довольно зажмурился, подставил лицо опаляющим лучам. Постоял так несколько секунд, жадно впитывая ультрафиолетовое, инфракрасное… а, к чёрту – просто удивительный солнечный свет.
Наконец, вздохнул с облегчением, огляделся. Народ метался по городу во все стороны суетливо и на первый взгляд совершенно бестолково.
Эх вы, благожелательно подумал, недочеловеки. И поправился: пока недочеловеки.
Улыбнулся сам себе и, нахлобучив неизменную шляпу, неторопливо побрёл к ближайшему скверику. Там, кстати, в открытом уже павильончике, торгуют замечательным свежим пивом и, конечно же, сушёной таранькой. И вот там-то, на берегу пруда, можно спокойно отдохнуть душой, привести мысли в порядок. А не получится – так хотя бы залить их на время пивом и просто бездумно посидеть на лавочке, покормить дешёвыми пирожками наглых уток.
* * *Ресторан «Арагви», один из самых дорогих ресторанов города, в это время суток никогда не заполнялся и наполовину. Два часа дня – это обедённое время бизнесменов, политиков и прочих представителей власть имущих, понимающих толк во вкусной и здоровой пище, и не стесняющихся выложить за неё довольно кругленькую сумму.
Утопающие в зелени кабинки надёжно скрывали посетителей от любопытных взглядов, и создавали ощущение, что они здесь совершенно одни. Иллюзию поддерживала ненавязчивая прислуга и мягкий полумрак.
В углу, в самой престижной беседке – почти у фонтана – расположились мужчина и женщина. Над столиком и вокруг него в художественном беспорядке свесились длинные космы плюща, образуя подобие беседки. Искусственный ручеёк ласково и ненавязчиво журчал в метре от них. Загадочные робкие тени, мечущиеся в пламени свечей, негромкий плач скрипки со сцены, податливо текущий из-под смычка тоненькой грустной девчушки, – всё это создавало атмосферу интимной доверительности и печальной сказки.
