Александра Окатова - Королева ночи
Проклятая птица, ты обманула меня, может, ты ведьма? – подумала девушка. Птица захрипела, прочистила горло и сказала на чистом немецком баварского разлива:
– Наконец-то ты догадалась, тупая корова!
Девушка хотела отодрать от себя птицу, но та злорадно захохотала и клюнула её в щёку. Йоринда, обезумев от ужаса, побежала, не разбирая дороги, ветви кустарников хлестали её по ногам, острые камни подставляли свои мокрые скользкие макушки и острые рёбра. Порезанные ноги скользили и она бежала вдоль ручья как тёлка, замученная оводами. Ничего не видя, не разбирая дороги, ей было так страшно, особенно при воспоминании о ласке языка птицы, когда та раздвинула клювом её губы. Мерзкий твёрдый прохладный язык птицы между её губами!
Меловые стены вдоль ложа ручья поднялись высоко, так, что узкой полосой сверху лежало прозрачное с точками колючих звёзд небо. Меловые стены оборвались и Йоринда оказалась на берегу озера. Ручей покончил с собой, прыгнув в озёрную гладь, поглотившую его без следа, только взбитая как сливки пена кружевом повторяла берег.
Птица заворчала и прикусила Йоринде мочку уха. Она остановилась, в боку кололо, не хватало дыхания. На другой стороне озера серым каменным водопадом высился замок.
– Ступай живее, корова, нет, лучше переплыви озеро! Да, плыви, ленивая корова, или тебе больше нравится лосиха? – захихикала ведьма и ещё сильнее впилась в плечо острыми когтями. – Раздевайся, – прикрикнула она.
Йоринда сняла тонкую льняную рубашку с кружевами по вороту и сарафан с тесным лифом, вышитый по подолу цветами и листьями, свернула в узелок и привязала его платком на голову, сверху уселась птица. Йоринда вошла в воду, колени подгибались, она боялась, что не доплывёт до другого берега, так холодно и страшно ей было, она решила сложить руки и уйти на дно, но птица сказала:
– Не сметь! Я должна попасть в замок! С тобой! Ты мне ещё пригодишься.
Йоринда хотела выжить, она переплыла озеро и вылезла на каменистый берег. Погас последний взгляд ласкового солнца, будто бабушка сказала: прощай, милая. Погасли даже отсветы на серых облаках. У них украли розовые подкладки. Стало холодно. Упала ночь. И Йоринда чуть не упала, на её голове на свернутой одёжке сидела ведьма, поставив грязные и худые, в покрасневших шишках раздутых суставов, тяжёлые как из свинца, ноги ей на плечи; антрацитовые перья птицы стали платьем, обтрёпанный подол которого застил Йоринде глаза. Ведьма перекинула ногу через голову девушки, пахнуло едким птичьим помётом, резко оттолкнулась и неуклюже спрыгнула на камни, они заскрипели, застонали. Йоринда покачнулась, не удержалась, и упала, больно ударившись о камни.
Над ней стояла ведьма. Узкие сухие губы, натянутые на торчащие вперёд зубы, маленькие острые глазки под тяжёлыми тёмными веками, спутанные седые волосы. Сгорбленная вдовья спина. Ведьма скинула платье и схватила девушку за руку, дёрнула вверх, заставив встать, отвела кисть в сторону, словно собиралась танцевать гавот, и удовлетворённо сказала:
– Тебе повезло!
– Почему повезло, – растерялась Йоринда.
– Потому что я могла бы забрать твоё тело и отпустить твою душу прямиком к богу, уж ты-то невинная, и он, старый развратник, не отказался бы от твоей чистой души, но к твоему счастью, ты можешь воспользоваться этим прекрасным, чудным, умным, замечательным телом, – она погладила себя по животу, – всего лишь лунный месяц назад оно было таким же глупым и свежим как твоё, у меня много дел и планов и тела так быстро приходят в негодность!
– Если хочешь, можешь прикрыть срам вот этим, – ведьма кивнула на кучку перьев.
Йоринда посмотрела на старуху, перевела взгляд на перья и задумалась.
– Ну, что, ты решила? Что выбрала? Моё старое тело или птичьи перья? Быстрее шевели извилинами, безмозглая корова, – засмеялась гадкая старуха, – а то полетишь сразу к богу!
У Йоринды язык приклеился к гортани, она протянула руку к старухе.
– Хорошо, значит, хочешь ходить на двух ногах, на трёх, – хихикнула она, – с палочкой, не хочешь быть птичкой! Остальные выбирали птичьи перья, а ведь ты могла бы попробовать! Но ты боишься нового! – сказала ведьма, подошла к девушке и сделала то, чего Йоринда боялась больше всего и точно знала, что та сделает именно это: ведьма взяла холодными костлявыми руками её за уши, прижалась к Йоринде и так же, как когда была птицей, приникла сухими твёрдыми губами к её рту, чтобы высосать душу. И так же, как тогда, Йоринда, замерев от ужаса и страха, впустила её в свой рот и перестала дышать.
Теперь всё утро у Йоринды занято. Когда она была девушкой, то могла сама решать, чем ей заниматься. Помогать бабушке по хозяйству или валяться в своей девичьей кровати, похожей на кремовое пирожное, пойти в поле или в лес, на речку с другими двушками или к Йорингелю, только там её хворостиной мог прогнать его отец, чтобы не отрывала жениха от работы; или могла потихоньку от бабушки залезть в кладовку и умять горшочек варенья или шмат сала, или солёных огурцов или всё это вместе, а потом сидеть в отхожем месте, могла делать, всё, что душенька пожелает! Она вспомнила, как любила, сидя на пригорке, расчёсывать свои длинные густые волосы цвета обожженного ореха, теперь её волосы расчёсывает мерзкая колдунья, её волосы, её же белыми ручками. Стоит перед зеркалом, растрескавшимся от горя, что приходится отражать ведьму, и любуется крепкой талией Йоринды, её круглой шеей – стоит, гладит себя по бедрам, её бедрам!
Проклинаю себя, – подумала Йоринда, – что пошла за мерзкой птицей, – она засомневалась, может, надо было выбрать тело птицы, а не ведьмы, но Йорингель не станет слушать какую-то птицу, но и слушать ведьму, в теле которой была Йоринда, он бы тоже не стал. Никогда не поверит ни птице, ни мерзкой старухе!
Ведьме хватает девичьего чистого молодого тела только на двадцать восемь дней: у неё всего-то один лунный месяц, даже уже две недели. Конечно, оргии, шабаши, после этого она ищет новое. Неужели всего за месяц прекрасное тело, что было моим, превратится в такое же, как сейчас досталось ей?
За замком у подножия горы – кладбище. Крестов ведьма не ставила. Она закапывала использованные тела, воткнув в изголовье веточку. Волновался, разговаривал выросший из прутиков молодой лес, ближе к горе деревья старше, у горы совсем старые, толстые, не обхватишь, лет пятьсот, наверное, прикинула Йоринда. Пятьсот лет ведьма крадёт тела, пользуется лунный месяц, Йоринда с грехом пополам умела считать дюжинами, поэтому она прикинула, что дюжина дюжин дюжин девушек, потеряли свои тела и теперь от них не осталось ничего, кроме дрожащих деревьев – приличный лес шумел, шелестел за замком.
Целый день Йоринда носилась по замку: покормить и убрать за птицами – девушками, коротавшим свой птичий век в клетках. С горя они, что ли столько гадят, – думала она, выгребая помёт из клеток.
Внизу хлопнула дверь. По звуку шагов сразу понятно, что ведьма не в себе. Она топала, словно на ней проржавевшие рыцарские доспехи, сердце Йоринды обливалось кровью: она так топает, что сломает мне ногу.
Едва Йоринда успела скинуть с себя лохмотья и притвориться спящей, как дверцы её сидячей кровати распахнусь и вспыхнул белый свет, глаза чуть не лопнули, Йоринда их прикрыла и вскрикнула от испуга – по лицу хлестнуло что-то тёплое, запутанное, сухое – волосы! Ещё раз и ещё. Йоринду подбросило от ужаса. Она выпала из шкафа и теперь сидела на полу, расставив старые, не свои ноги и держала в дрожащих старых, не своих, руках бабушкину толстую седую косу. Не узнать её она не могла. Вот и ленточка, бархатная, узкая, которой бабушка перевязывала её у затылка, в теле косы торчала шпилька, а кончик перевязан обрывком такой же бархатной ленты. Ведьма выхватила у Йоринды косу и ещё раз с размаху хлестнула по лицу.
– Говори, как ты его ласково называешь? Прозвище?
– Ещё спроси пароль и явки, – усмехнулась про себя Йоринда, – значит, она не говорила с Йорингелем, не решилась. Мой умный мальчик сразу раскусил бы её, и она это понимает.
– Если не скажешь, то в следующий раз я отрежу твоей бабке не волосы, а голову, – прошипела ведьма.
Йоринда молчала.
– Как хочешь, – сказала ведьма и повернулась.
– Постой, – Йоринда схватила её за свою же белую руку и тут же отдёрнула, – скажу, скажу!
– Ну, – обернулась ведьма.
Йоринда помялась для виду и выдала:
– Мой лев.
Это вместо мой кабанчик! Ну не тупой же он хряк, должен догадаться, что перед ним не Йоринда, а чужая женщина!
Ведьма улыбнулась и вышла из комнаты.
Йоринда закрыла резные створки со смотрящими в комнату друидами, теперь они охраняли её ото всего мира. Она никого не боялась. Йоринда прижала к сердцу бабушкину косу, устроилась поудобнее в сидячей кровати и впервые за две недели безмятежно заснула.
Солнце осветило клетки с птицами. Струи фонтана, переливаясь бриллиантовой пылью, рассыпались радугой. Красиво: разноцветные птички, зелень зимнего сада, брызги фонтана, только картинка не радовала, была какой-то неправильной, незавершённой, чего-то не хватает, – подумала Йоринда.
