Гоар Маркосян-Каспер - Все зависит от тебя
— Боже мой, — сказал Дан, — незадолго до моего появления, ты сказала?..
У него встала перед глазами сцена объяснения в баре, после концерта Поэта в Старом зале, тогда, пять лет назад и неизмеримо давно, словно в другой жизни. Поэт атаковал, а Маран то слабо отбивался, то говорил вещи заведомо неприемлемые, прощупывал, как позднее решили Поэт с Дором, но никто не понял или не поверил, что он пришел предупредить, а он пришел предупредить, боясь, что Песта так просто от своих планов не откажется, действительно начнет с него и закончит Поэтом. И никогда ни слова о схватке с Пестой и всем прочем. Должно было пройти пять лет, чтобы он, Дан, случайно узнал…
— А что? — спросила Нила.
— Нет, ничего.
— Вот такой он был.
— И есть, — сказал Дан.
— Да, конечно… Я научилась у него и этому. И… как я могла желать, чтобы он никогда не встретил свою женщину? Потому я и старалась не влюбиться. И не только ради себя, но и ради него, ведь тогда ему было бы трудно меня оставить…
Дан слушал и удивлялся, сколько ума и тонкости чувств в этой женщине, которая казалась ему легкомысленной дурочкой, потом подумал, что был наивен, разве Маран стал бы держать годами рядом с собой дурочку?
— Потому ты ему и изменяла? — спросил Дан.
— Я хотела сохранить независимость.
— А мне казалось, что я тебе нравлюсь, — сказал он обиженно. — А выходит?
— Ничего не выходит, — она вдруг рассмеялась. — Ты мне правда нравился. И сейчас нравишься. — И неожиданно потянулась через стол и погладила Дана ладонью по щеке. Он смотрел на нее потрясенный, и не столько ее жестом, сколько тем, что не понимал самого себя, собственных желаний, смущало ли его выражение ее глаз, в истолковании которого трудно было ошибиться или?.. К счастью, заработал «ком» в ухе, и голос Марана оторвал его от сумятицы в мыслях.
— Дан, включи телевизор, — сказал Маран и умолк.
Дан левой рукой потянул к себе пульт.
— Что случилось? — спросила Нила, когда экран засветился.
— Маран сообщил, чтобы я включил визор, — объяснил Дан.
— Сообщил? — удивилась она. — Каким образом?
— У меня с ним связь, — сказал Дан. — Ну есть такая штука, разновидность фонора, понимаешь? Очень маленький аппаратик, крошечный серебряный шарик, его вставляют в ухо, под кожу. У нас им пользуются те, кто работает вне Земли и нуждается в постоянной связи.
— Ты хочешь сказать, — спросила Нила, сдвинув брови, — что Маран слышит все, о чем мы говорим?
— Нет, что ты! Чтобы его вызвать, я должен нажать на этот шарик. И еще произнести его имя. Потому что такой есть и у Мита, и чтобы не включилась связь с обоими, нужен код. Имя. Поняла?
— Поняла. А что по визору?
— Не знаю.
На экране мигала знакомая заставка, на зеленом фоне большими белыми буквами: «Правительственное сообщение»… Гляди-ка! Дан только теперь осознал, что бакнианское телевидение обрело цвет, вчера ему было не до того. Быстро! А может, помогли земляне? Надо спросить у Олбрайта… Вспомнив Олбрайта, он набрал код посла, но тот откликнулся словами «Я уже знаю», и Дан не стал заводить разговора, чтобы не пропустить начало трансляции, перебрался на диван напротив телевизора и предложил Ниле сесть рядом. Та села, но не впритык, а поотдаль, не глядя в сторону Дана, а уставившись на экран.
Появился диктор и сказал одну фразу:
— Слово имеет глава правительства Маран.
Глава правительства? Дан удивился. Он встречал и такую формулировку, но в официальных случаях глава государства именовался Главой Лиги. Не хочет, чтоб его имя сочеталось со словом Лига, понял он. Но это же дела не меняет…
Маран выглядел так, словно находился на совещании в штаб-квартире Разведки. Правда, обычные голубые джинсы он сменил на черные, так что их «инопланетность» не бросалась в глаза, но сорочка на нем была земная, с карманами на груди, да еще и расстегнутая, как обычно, на три пуговицы. Правда, на Торене пиджаков и галстуков не водилось, но в торжественных случаях полагалась белая рубашка. Маран был даже не в светлой, а в черной. А джинсы его были видны, потому что он стоял. И стоял он не в студии, а… ну да, на ступеньках Большого дворца Расти. Да еще и заложив руки в карманы.
— Сограждане, — сказал он, глядя в камеру пристально и немного зло. — Не удивляйтесь тому, что я стал ежедневно мозолить вам глаза. Это будет продолжаться недолго. Но будет. Потому что отныне ни одно важное событие в государстве не останется от вас сокрыто. Для начала я стану говорить вам о них сам. Без посредников. Пока посредники не научатся говорить правду. Сегодня о том, что произошло за последние сутки, с момента, когда Лайва объявил об уходе со своего поста. Как вам известно из вчерашнего сообщения, которое в течение дня неоднократно повторялось, Лайва сказал, что уходит в отставку по болезни и голосует за меня, как за своего преемника. Кроме того, он сообщил, что отрешает от должности Песту, так как имеет доказательства его причастности к похищению земного посла. Что сделал я? По моему приказу войска Наружной Охраны окружили Крепость, где закрылся Песта. Я предъявил ему ультиматум, требуя, чтобы он сдался, собираясь арестовать его и судить. Но Песта предпочел судить себя сам. Он застрелился. Далее. Вечером собралось Правление, которое утвердило меня на должность Главы Лиги. Поскольку положение в стране катастрофическое, я потребовал чрезвычайных полномочий. Не формальных, как в прошлый раз, а реальных. Члены Правления решили подумать до утра. Утром они предоставили мне эти полномочия, назначив главой правительства и дав право на его формирование по собственному разумению. Поскольку это произошло час назад, я еще не готов говорить о правительстве в целом, но два имени назову. Наружная Охрана, как и прежде, находится в подчинении Тонаки, а Внутренняя переходит в распоряжение Лета Рива. Оба Начальника Охраны уже принесли присягу. Так что тех, кто не очень доволен происшедшими изменениями, прошу не беспокоиться. — Это звучало почти как шутка, но увидев глаза Марана крупным планом, Дан понял, что тот не шутит. Отнюдь. — И еще два слова. Крестьяне могут не волноваться. Закон об урезании доли я уже отменил. Но и горожане могут спать спокойно. Голода не будет. Все. Остальное — завтра.
Он исчез с экрана так же внезапно, как появился.
— Великий Создатель! — сказала Нила. — Он неподражаем!
И Дан подумал, что она уже забыла о недавней ласке. Но Нила вдруг придвинулась к нему, взяла пульт, который он машинально продолжать держать в руке, и положила на стол.
— Послушай, Дан, — сказал Олбрайт нервно. Он не мог усидеть на месте и ходил мимо сидевшего в кресле Дана, от окна до двери в коридор и обратно, по-военному четко поворачиваясь кругом. — Ты уверен, что знаешь Марана достаточно хорошо?
— Я знаком с ним всего лет пять, — сказал Дан.
— Не так уж много.
— Погоди! Дай договорить. Но все эти годы мы с ним почти не расставались. Если вычесть пару месяцев на базе, месяц, когда он был без меня в Дернии, ну и Палевую… в сумме получится, скажем, полгода или чуть больше. Но зато все остальное время мы жили с ним в одном доме, одной квартире, в соседних каютах, а во время экспедиций и в одной комнате. Так что я знаю Марана.
— Его привычки.
— И это тоже. Но не только. Я знаю его, Дик, можешь мне поверить. А что тебя, собственно, волнует?
— Ты знаешь, он меня напугал, — сказал Олбрайт, садясь напротив Дана и заглядывая ему в глаза.
— Чем?
— Ты спрашиваешь? За одни лишь сутки он взял в руки всю власть в стране.
— Ну и что? — поинтересовался Дан.
— Как что? Ты видел, как он держался? Какой-то Бонапарт!
— Бонапарт был не худшим из правителей, — заметил Дан невозмутимо.
— Извини! Бонапарт был завоевателем. Он захватил половину Европы.
Дан не выдержал и рассмеялся.
— Не вижу ничего смешного, — сказал Олбрайт.
— Маран в роли завоевателя — и ничего смешного?
— Нам ведь неизвестно, — сказал Олбрайт уже спокойнее, даже с улыбкой, — может, у него есть и стратегический талант.
— Это как раз известно, — заметил Дан, вспомнив карты сражений, которые Маран чертил на песке Перицены. — Он у него есть. И более того, один античный военный сказал как-то, что Маран из того материала, из которого делаются полководцы. Но не бойся, Дик. Этот его талант востребован не будет. Я ручаюсь. В конце концов, подозревать в завоевательных амбициях человека, отказавшего своей стране в праве монопольно владеть ядерным оружием, просто некорректно.
— Я не подозреваю его в завоевательных амбициях, — возразил Олбрайт. — Случайно повернулся не так разговор. На самом деле я опасаюсь другого.
— Диктатуры. И это было. Я помню, мы с Никой спорили до изнеможения. После того, как он пришел к власти тогда, пять лет назад. Ника считала, что он станет новым диктатором. И не только Ника. Даже Дина Расти — на первых порах. Но я в это не верил ни минуты. И оказался прав.
