Александр Казанцев - Ступени Нострадамуса

— Я всякому насилью чужд. Отвратен заговор с убийством. Я в нем участвовать не мог.

— Но где обещанное будущее, старик негодный?

— Герр фюрер, могу еще катрен вам прочитать. Интересовались вы своей судьбою.

Пока Наза Вец говорил все это, стоя на краю опушки, Гитлер, отступая, отходил на безопасное для себя расстояние, держа руку на поясе с гранатой.

И от Наза Веца, и от гиены не ускользнул этот его жест.

— Читайте, — крикнул Гитлер. — я услышу. И раскушу вашу еврейскую сущность.

— Разоблачать меня не надо, а Нострадамус был еврей.

Ружье лежало на земле. Гитлер выбирал дерево, за которое можно будет спрятаться, и слушал.

Германия утроит мощь.Под ней полмира горько стонет.Но пепел городов и рощИспепелит вождя на троне.

— Если дурак Гиммлер привез тебя, то я — казню! — в исступлении кричал Гитлер, бросая через опушку гранату и прячась за дерево от ее осколков.

Но пока граната делала в воздухе плавную дугу, старик с прыгнувшей ему на грудь гиеной растворились на глазах у Гитлера в воздухе.

Гитлер протирал себе глаза, не в силах осознать происшедшее. Граната взорвалась, и дым стелился по опушке. Взрыв был там, где они стояли. Он не промахнулся. Там видна даже черная ямка. Но где они? Иль это наваждение и все привиделось ему?

— Адольф! Адольф! — послышался женский голос. — Наконец — то я нашла тебя! Я шла на выстрел, а сейчас прогромыхал взрыв. Я так боялась за тебя. Конечно, ты убил кабана?

— Они… они здесь были и исчезли, — растерянно говорил Гитлер.

— Кто они? — спрашивала Ева, одетая тоже в охотничий, очень шедший ей к лицу костюм, роднивший ее с богиней охоты Дианой.

— Они, они — прорицатель, которого привез Гиммлер, и его гиена. Она помогла ему найти меня в лесу.

— Прорицатель? Гиммлер? Так я и ищу тебя, чтобы сказать, что Гиммлер привез тебе провидицу и они ждут тебя в замке.

— Какая провидица? Он был в серебряном плаще и с бородой до пояса, как Дед Мороз. Опять проклятый мороз! — переходил на крик Гитлер.

— Но здесь нет никого, мой фюрер! — убеждала Ева Браун. — Ты мало отдохнул, Адольф. Тебе привиделось. Никто не должен знать, что их фюрер подвержен галлюцинациям!

— Я говорил с ним и слышал гнусные катрены. И бросил в них гранату. Вон там она взорвалась, где они стояли. В последнее мгновенье она прыгнула не на меня, а ему на грудь…

Ева Браун покачала головой, взяла фюрера под руку и повела по направлению к замку.

— Тогда пусть это будет нашей тайной, — решительно заключила она.

Она ощущала, как трясет его озноб.

И никому, даже Еве не напоминал он больше о своей встрече в лесу с «призраком», говорившим белыми стихами и прочитавшим ему злобные катрены, ни о «призрачной» гиене, которой неоткуда было взяться в немецком лесу, а она будто повалила его, фюрера, на землю. Он решил, что все это результат контузии от взрыва. Кто поверит этому? Решат, что прежнего фюрера нет! А он есть и покажет себя! Покажет!

Не может не вызвать горечи и сожаления вид прекрасного, многовекового города готических соборов, роскошных дворцов, затейливых особняков, зеленых бульваров, блистательно чистых улиц, опрятных жилых домов, разрушающихся под огнем невиданного в истории войн артиллерийского огня.

Казалось, что все священное негодование за варварское разрушение русских, белорусских, украинских, польских городов и сел, за бесчинства повсюду, включая Крым и Кавказ, обрушилось теперь «смерчем мести» на столицу «цивилизованного варварства», покорившего Европу, затоптав давнюю культуру мирных стран, бесправно подчинив их нацистскому чугунному порядку.

Маршал русских войск Жуков собрал воедино непостижимую артиллерийскую мощь, о которой Наполеон и мечтать не мог, разместив пушки чуть ли не вплотную на многокилометровой дуге, охватившей осажденный город, и не было оттуда пути для бегства преступных главарей.

Дома рушились в клубах дыма и пыли один за другим, взывая пустыми глазницами выбитых окон. Жители попрятались в подвалах в ужасе и страхе не только от происходящего, но и ожидаемой, обещанной геббельской пропагандой русской расправы, грабежей, насилования, расстрелов, убийств, едва Красная Армия ворвется в Берлин.

Канонада продолжалась нескончаемо долго. Казалось, все боевые запасы штурмующей армии решено было разом израсходовать на эту артиллерийскую подготовку, не оставив здесь камня на камне.

Пожары никто не тушил. Дым застилал улицы, и ветер гнал его поваленными на землю грозовыми тучами по пустынным мостовым, изрытым воронками от взорвавшихся снарядов и авиационных бомб. Непрерывный неистовый рев этих рвущихся «гонцов уничтожения» заглушал рев штурмующих пушек. Ушные перепонки людей готовы были лопнуть, глаза слезились, как при газовой атаке, у тех несчастных, кто по какой — либо причине перебегал из одного подвала в другой. Питьевую воду и продукты подвести возможности не было никакой. На мостовой, то здесь, то там, валялись останки сгоревших автомобилей, рискнувших передвигаться в эти странные часы.

Ядовитое чудовище, все в пузырях, превращающихся в клубы дыма, не ползло, а мчалось по изуродованным улицам.

Но самым горьким, черным, ядовитым был дым, валивший из — за ограды имперской канцелярии.

Он поднимался от костра, где в пепел превращался величайший злодей современной Европы Адольф Гитлер, увлекший за собой свою жену Еву Браун, повенчавшись с ней накануне под землей.

И погребальный костер из обломков ценной мебели имперской канцелярии разжег солдат похоронной команды, разжалованный из группенфюреров СС, фон Шпрингбах, оказавшийся двоюродным братом барона Макса фон Шренка, кто приводил в исполнение приговор фюреру генералов — заговорщиков.

И приговор этот привел в исполнение сам Гитлер, оставив на столе невнятное завещание, где содержалось требование превратить трупы его и Евы Браун в ПЕПЕЛ, а преемником своим назначить доктора Геббельса, с которым не пожелал говорить по телефону маршал Жуков и который вместе со своей женой и шестерыми детьми покончили с собой, как и вечно интриговавший с ними Гиммлер.

Педантичные офицеры бункера точно выполнили последнее желание фюрера, немало удивившись, что рядом с завещанием лежал катрен Нострадамуса, средневекового провидца, предсказанье, по которому вождь Гитлер должен быть превращен в пепел:

Германия утроит мощь.Под ней полмира горько стонет.Но пепел городов и рощИспепелит вождя на троне.

С присущим Гитлеру суеверием, он требовал, чтобы пророческий катрен полностью исполнился: тела его и Евы Браун, его жены, были превращены в пепел и не подверглись надругательствам врагов.

Так черный вождь превратился в черный дым, оставив такую же и память о себе.

Новелла шестая. Закон гор

Террором и страхом он правил.Крестьян истребляя, как класс.Судил без закона и правил.Как гений, страну все же спас.

Заведующая научным читальным залом Российской Государственной библиотеки (в прошлом имени Ленина) позвонила своей подруге, старшему научному сотруднику этой библиотеки, докторанту Московского университета Ирине Bсеволодовне Семибратовой, знатоку серебряного века и русской фантастики:

— Ирочка! Очень интересный случай! Ты ведь приятельница всего фантастического и дружишь с прошлым веком, с самим князем Одоевским, — говорила Мария Антоновна Белокурова.

— Что такое, Машенька? — заинтересовалась Семибратова.

— Тебе будет интересно! Загадочный незнакомец по имени Александр Наполеонович. А фамилия — того лучше — «НАЗОВИ». Что бы это значило?

— Да кто он такой, твой незнакомец?

— Веришь ли, прямо с иконы сошел. Высокий, белобородый и в серебристом длинном плаще ходит. И фамилия его как бы из двух французских слов состоит. Наза — аль — ви. Что в переводе…

— Носовая часть корабля Жизни — перевела Семибратова.

— По — русски звучит как бы требованием: «Назови себя», — подхватила Белокурова. — Может быть, это потомок оставшегося в России наполеоновского солдата, которого так прозвали?

— А чем еще примечателен этот пришелец?

— Именно пришелец! Как ты правильно угадала! Он берет уйму книг, газет, брошюр послереволюционного периода и прочитывает их молниеносно. Я наблюдала, как он перелистывал страницы, словно сверяя нумерацию, а все запоминал. И даже цитировал мне прочитанное.

— Ну, чуда здесь никакого нет. У нас курсы есть быстрого чтения, и люди встречаются с «фотографическим зрением», с одного взгляда запечатлевающие в мозгу целые страницы. Говорят, Сталин обладал такой способностью.

— Вот, вот! — подхватила Мария Антоновна. — Именно Сталиным он и интересуется. Все о нем перечитывает. А потом, — она почему — то снизила голос до шепота, — знаешь, какой документ он мне предъявил, чтобы оформиться в читальном зале?