Константин Костин - 11 рассказов. (СИ)
Нет, мастеровые не отказывали мне в изготовлении. Просто все мои изобретения становились всего лишь забавными поделками, аттракционами, давшими мне славу чудака.
Зачем делать керосиновые лампы? Ведь свечи дешевле. Зачем нужна швейная машинка? Ведь швее привычнее пользоваться иглой. Зачем нужно электричество? Зачем… Зачем… Зачем…
Сначала мне казалось, что виной всему тихое провинциальное безразличие. Но выбравшись однажды в столицу, я понял, что патока остановившегося прогресса затянула весь мир. Мои изобретения нарушали установившийся порядок, а значит никому не были нужны.
Я пытался. Я старался. Я доказывал… Я смирился.
Вернулся в Эрод, продолжил изготовление пуговиц, женился на тихой девушке Маргите. У нас появились дети. Потом внуки, правнуки…
Я продолжал рисовать в своей старой тетради чертежи изобретений, никому в этом мире не нужных. Иногда делал веселые игрушки с механическим заводом. Делал и думал: "Может быть, это и правильно? Может быть, мир вот таких тихих городков, прячущихся в прибрежной зелени и есть рай? Может быть, здесь не нужно ничего менять?"
Я прожил пусть не бурную, но долгую и счастливую жизнь в окружении многочисленных родственников.
А потом началось Вторжение.
И мои рисунки в старой тетради очень бы пригодились.
Но я к этому моменту уже два года как умер.
От старости.
Ничего не было
Не разговаривайте с незнакомцами. Никогда не разговаривайте с незнакомцами. Особенно если вы хотите им нахамить. Валера Богров, "теоретический нацист", решил поглумиться в парке над стариком, которого принял за ветерана войны. И оказался в 22 июня 1941 года. И не просто оказался…
— Поверь мне, дед. Если бы немцы нас завоевали, хуже никому бы не было.
Может и не стоило говорить такие слова ветерану войны, но, с другой стороны, почему это он, Валера, должен отказываться от своих убеждений только потому, что они кому-то не нравятся?
Да и что ему сделает старик? Палкой ударит?
***Валера Богров был из русских патриотов. Из тех патриотов, что носят свастику и выкрикивают "Зиг хайль!", объясняя, что свастика на самом деле — древний славянский символ, а "зиг хайль" в переводе — "Да здравствует победа", а потому ничего нацистского в этом нет.
Вот и сейчас он махнул рукой друзьям и зашагал по аллее парка. Только что звонила мама и сказала идти домой. Не то, чтобы Валера считал себя обязанным ее слушаться — он, в конце концов, взрослый человек — но и заставлять ее тревожиться лишний раз не хотелось. Иначе опять начнется: "Оболтус, только и знаешь по улицам шататься, да в интернете сидеть, лучше бы учился как следует, опять сессия на тройки, два года осталось до диплома, когда за ум возьмешься…" Надоело. И ссориться в такой хороший день не хотелось.
Светило солнце. Приятный июньский день. Двадцать второе число. Среда.
Валера прищурился на просвечивающиеся сквозь зеленые листья солнечные лучи, допил пиво из банки и хлопнулся на скамейку, раскинув руки по спинке.
Хорошо!
Он закрыл глаза и направил лицо к солнцу.
— Что ж это вы, молодой человек, такую вещь на одежде носите? — раздался сбоку скрипучий голос.
Валера с досадой вздохнул и открыл глаза. Опять какому-то старперу не понравилась свастика на красной футболке. Ну и что такого? Каждый одевается, как ему нравится. У нас в стране демократия или нет?
Рядом сидел низенький старичок. Серый костюм, выглядевший элегантно — насколько Валера понимал это слово — но старомодно. Круглые очки, борода клинышком. В руках — книга.
— А что такое?
— Под этим символом в нашу страну враги приходили, а вы его на майке носите…
Голос старика был не столько возмущенным, сколько укоризненным. Может, это взбесило Валеру и он ввязался в спор. Он вообще любил раздражать людей, считая себя очень тонким.
— Ты бы, дед, меньше коммуняк слушал. Немцы пришли нас от Сталина спасать.
— Они, — хмыкнул старик, — какой-то странный способ для этого выбрали. Деревни жечь и пленных расстреливать — не самый лучший метод борьбы со Сталиным.
— Так не нужно было сопротивляться и партизанам помогать. Те, кто с немцами сотрудничал, вполне нормально жили. Поверь мне, дед. Если бы немцы нас завоевали, хуже никому бы не было.
— Вы, молодой человек, как будто жили в то время, что так уверенно рассуждаете о том, что было и чего не было.
Валера быстро прикинул. На вид старику — не больше семидесяти, так что в войну он был ребенком.
— Можно подумать, ты, дед, в то время жил.
— Жил, — спокойно кивнул старик.
— Скажи еще и с немцами воевал.
— Воевал. С кем я только не воевал…
— В Чечне и Афгане тебя точно не было, — рассмеялся Валера.
— Ну почему, — старик был просто не пробиваемо спокоен, — И в Чечне я был, с самим Шамилем дрались. В Афганистане приходилось, там при мне еще одного доктора в ногу ранило…
Валера собрался сказать "врешь, дед", но передумал. Пальцы старика, жилистые, крепкие, сжимали рукоять трости. Того и гляди, врежет. Кто его, деда, знает, может он бывший инструктор по рукопашке. Вот и бывал и в Афгане и в Чечне…
— Все равно, не нужно было сопротивляться. Подумаешь, захватили бы. Постреляли бы коммуняк да евреев, остальным лучше жилось бы. В Европу бы ездили учиться, на "мерседесах"…
— Да? Может, расскажете мне, что было бы, если бы мы сдались немцам?
— Да ничего бы не было. Немцы же не дураки, поняли бы, что войска держать в стране не смогут, не хватит у них войск. Поставили бы лояльных правителей, коммуняк — в шею, и все. Зато жили бы в нормальной стране, а не в совке.
— Про план "Ост" вы слышали, молодой человек?
— Слышал. Коммунячья пропаганда. Не было его на самом деле.
— Значит, сожженные деревни — сами виноваты. Расстрелянные — сами виноваты, — старик загибал пальцы, — план "Ост" — пропаганда… Коммунисты — тоже, я так понимаю, сами виноваты…
— Сами. Твой Сталин, дед, еще хуже Гитлера был. Тот хоть другие народы гнобил, а Сталин — свой собственный. Да и войну он сам собирался начать, Гитлер только защищался…
— Так. Значит, коммунисты — сами виноваты, Сталин — злодей и диктатор. Концлагеря — пропаганда?
— Конечно. Ничего в них такого страшного не было. Можно подумать, в СССР концлагерей не было. Их большевики и придумали, всем известно. Вообще, при Сталине было все тоже самое, что и при Гитлере, только еще хуже. При Гитлере тебя, только за то, что ты кулак или сын священника, в лагеря не отправляли…
— Евреев, — хитро прищурился старик, — евреев отправляли.
Валера вздохнул. Забавный разговор начинал раздражать. Как надоели эти мифы…
— Во-первых, — начал загибать он пальцы, невольно копирую старика — Гитлер не собирался уничтожать евреев. Он собирался их только выселить куда-нибудь. Давно доказано, что газовые камеры и газенвагены — просто выдумка, они чисто технически не могли работать, а газ "Циклон-Б" — просто отрава от вшей. Во-вторых, при Сталине тоже собирались евреев выселять в Сибирь. В этот… Биробиджан. И тоже их гнобили, особенно после войны. В-третьих, евреи сами виноваты…
— Стоп-стоп-стоп… Что-то я перестал вас понимать. В чем виноваты?
— В войне. Если бы они деньги из людей не тянули, кровь из них не пили, то немцы их и не преследовали бы. Они же сами Лохокост придумали, чтобы продолжать требовать деньги якобы за погибших в войну…
— Так погибших не было?
— Было, но не так много. В пределах нормы.
— Кхм…
Старик озадаченно умолк.
"То-то же, дед. Нечего сказать? Против логики не попрешь!"
Мимо скамейки прошла высокая загорелая девушка в коротенькой юбке. На плече легкой кофточки висела повязанная в виде бантика георгиевская ленточка.
— Вон, видишь, дед, — Валера показал на девушку старику, — "Мы помним, мы гордимся". Думаешь, она помнит чего-то про твою войну? Так просто таскает, типа модно.
— Девушка, — старик неожиданно окликнул девчонку, — вы не подскажете, кто командовал Первым Белорусским фронтом в июне сорок четвертого?
— Рокоссовский, — девушка посмотрела недоуменно, а потом неожиданно улыбнулась, — Я же на истфаке учусь, я помню.
И зацокала каблучками дальше.
— Все равно, неудачный пример. Просто повезло на студентку наткнуться. Да и вообще, на эти ленточки на дурацкие плакаты только деньги налогоплательщиков тратятся.
— Вы налоги платите? — старик поднял брови.
— Я-то плачу. А вот ты, дед? Небось на пенсии сидишь?
— Ну почему, — старик хитро подмигнул, — я работаю.
— Где?
— В книжном магазине, — старик улыбался так, как будто удачно пошутил.
— Работаешь в книжном, — проворчал Валера, — так хоть книги бы умные читал, где давно написано, как в твоей войне все было на самом деле.
