Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том I (СИ)
«И всё же древнее Ройшей в городе никого нет».
«К несчастью», — отрезал хэр Ройш-младший.
Скопцов не обиделся на неприятный тон, и на следующей лекции они с хэром Ройшем-младшим сели рядом уже сознательно. Сын генерала Скворцова пару недель увлечённо фантазировал о собственном имперском происхождении, и в итоге хэр Ройш-младший, не выдержав, принёс ему «Полный перечень прозваний и фамилий земель приимперских, куйских, зауральских и иже с ними» — отличное букинистическое издание в толстом кожаном переплёте, стоившее целое состояние. Скопцов к книге отнёсся бережно, а к хэру Ройшу-младшему — с искренней благодарностью.
А теперь он превратился в сына члена Городского совета, и это было чрезвычайно прискорбно.
— Мой милый мальчик, немедленно прекратите столь откровенно оглядываться. Уверяю вас, здесь совершенно не на что смотреть.
— Я удивлён тем, как мало сегодня юных гостей…
— У вас уже проснулась охота до юных гостей? О, ветреник! Впрочем, посудите сами: разве юным гостям сегодня было бы интересно?
— Я думал, их явления требует протокол.
— Требует, но не обязывает. Они пресыщены подобными приёмами с детства, их вряд ли тянет — умоляю, перестаньте же так пялиться!
Хэр Ройш-младший тихо фыркнул. Юных гостей — в частности, Скопцова, которому было бы вполне уместно появиться на церемонии в честь отца, — и в самом деле не наблюдалось, за что оставалось молча благодарить лешего. Тот же граф Метелин, как обычно, манкировал; хэр Ройш-младший подозревал, что дело заключалось не только в его привычной ненадёжности, но и в том, что гордому наследнику одного захудалого заводишки попросту неуютно находиться в настоящем аристократическом доме.
Граф Набедренных тоже, кажется, манкировал, но по совершенно иной причине: он — в отсутствие родителей единственный владелец петербержских верфей — был свободен. Что ему делать здесь, среди напудренных, напыщенных, бессмысленных, лицемерных аристократов с их жёнами, любовницами и юными протеже? Тосковать, как тоскует хэр Ройш-младший?
Он еле слышно усмехнулся себе под нос. Пожалуй, в таком ходе мысли можно было бы усмотреть некоторое противоречие: то он будто бы гордится «настоящим аристократическим домом», то клеймит свет последними словами. Но противоречия нет. Дом действительно в полном смысле аристократический, и его бесценная эбеновая резьба, его пёстрая мозаика на полу, его тяжёлые портьеры синего бархата и его спёртый, задушенный бесконечными сплетнями и улыбчивым злословием воздух давили бы и на графа Метелина, и на графа Набедренных, как давят на самого хэра Ройша-младшего. Сюда приходят затем лишь, чтобы попрактиковаться в подковёрности — но не политической, не осмысленной и, быть может, даже полезной, а пустой, как хорошенькие головки жён, любовниц и протеже.
На приёме любому взрослому аристократу полагается эскорт — это давняя европейская традиция, которую, как и прочие европейские традиции, Росская Конфедерация с радостным вилянием хвоста подобрала из-под стола. Но что делать холостому или вдовому аристократу, не желающему (допустим — о ирония! — по моральным соображениям) разводить конкубин? Для этих несчастных и придумали правило допускать на приёмы протеже — доверенных лиц младшего возраста, коих, конечно, не могут не облагодетельствовать одинокие аристократы в летах.
Хэр Ройш-младший не сомневался, что все до одного протеже в приёмном зале их особняка являлись любовниками своих покровителей.
Ему самому с нравственных позиций были глубоко безразличны чьи бы то ни было предпочтения — это лишь штришки к портретам, не более, — но насквозь религиозные Европы считали иначе, и потому простые и даже тривиальные явления бесконечно обзаводились изящными официальными эвфемизмами.
Какая вежливость к братьям нашим западным, какая покорность.
— Господин наместник, я вновь обращаюсь к вам с прошением разрешить мне частный проезд по городу.
— Частный извоз, вы хотите сказать?
— Вы меня оскорбляете!
— Приношу свои извинения, и в мыслях не было. Вы прекрасно знаете, сударь, что частное владение лошадьми в Петерберге запрещено. Или вернее сказать — не приветствуется? Тот факт, что вам дозволено запрягать свой фаэтон, уже, по правде говоря, является некоторой натяжкой…
— Мой дядя погиб на службе в Охране Петерберга!
— Да, и вы не устаёте разыгрывать эту карту. Почему и имеете возможность ездить не только за кольцом казарм, но и в пределах города. Если ваши намерения честны и речь не идёт о нелегальном извозе третьих лиц, чего вам ещё желать?
Господин наместник, господин Людвиг Штерц, хэр Людвиг Штерц скользнул по хэру Ройшу-младшему взглядом. Поводок Европ, необходимый для того, чтобы Росская Конфедерация так и продолжала сидеть под столом, не забывая ловить подачки. Даже светлейшие умы позволяли себе предполагать, что происхождение из одной страны делает Ройшей и Штерца большими друзьями, но это, кажется, было не так даже в случае с хэром Ройшем-старшим. Несмотря на деньги герцога, петербержские Ройши, безусловно, были росами; Штерц же и сейчас не забыл приколоть выданные ему на родине ордена.
Безотносительно к личным воззрениям хэра Ройша-младшего на этих людей, господин наместник Людвиг Штерц не имеет никакого права стоять над Диким Ригорием. Потому хотя бы, что его интересы вовсе не совпадают с интересами Росской Конфедерации, и этого никто не скрывает. Наместник следит за исполнением Пакта о неагрессии, за реализацией ограничений на производство. За тем, чтобы любовников лицемерно называли «протеже», а любовниц не забывали наряжать в подобающее платье. Держит диких росов за ошейник.
А Четвёртый Патриархат только рад завалиться на спину и прикинуться мёртвым.
Хэр Ройш-младший почувствовал, что раздражение его вот-вот станет заметно.
— Костя, ты устал?
Он так привык тихо ходить между гостями, цепляя краем уха разговоры, что восклицание матушки стало для него неожиданностью. Фрау Ройш — госпожа Ройш, урожденная Крынская — озабоченно поправила сыну волосы. Хэр Ройш-младший мучительно покраснел, что в отсутствие пудры было очень заметно.
— Матушка, прошу вас!
— Ах, Костя, ты всегда так скучаешь на приёмах… тебе ведь, верно, не нравится? А я говорила твоему отцу: зачем тебя принуждать, к чему эта пустая трата времени? Он мог бы тебя и отпустить, ты бы провёл вечер с друзьями. Ведь сейчас наступает новая эпоха, я знаю, мне госпожа Лена — помнишь её? — погадала, да я и сама вижу… Нет ничего дурного в том, что ты дружишь с мальчиками, ты мог бы пойти с ними, но твой отец…
— Отец меня не заставлял, — сухо отчеканил хэр Ройш-младший. Это было правдой: им не приходилось вести подобных разговоров с чрезвычайно давних пор. Хэр Ройш-младший прекрасно понимал всё без слов.
— Но тебе ведь не нравится? — матушка вновь потянулась к его волосам, будто чаяла своим прикосновением всерьёз повлиять на их вид.
— Это официальный приём, а не развлечение, — резко заметил ей хэр Ройш-младший. — С вашего позволения, я должен выразить почтение генералу Скворцову.
Шагнул он действительно в сторону генерала, но выражать почтение не пришлось: хэр Ройш-младший знал и о том, что матушка не сумеет проследить за его перемещениями в зале, а завтра — не осмелится переспросить. Всегда у неё были какие-то бесконечные и абсолютно излишние переживания, а главное — нелогичное и даже вредное желание влезть в чужие дела. Например, в дела отца.
Как ни противно было сознавать в себе зависть, хэр Ройш-младший невольно подумал, что предпочёл бы быть графом Набедренных, коему посчастливилось в свои годы являться круглым сиротой. Де-юре у него имелся опекун — дальний родственник, проживавший не в Петерберге; впрочем, это «де-юре» не требовалось противопоставлять какому-нибудь «де-факто»: юридически и вполне законно подпись графа Набедренных имела полный вес даже в прошлом году, до наступления совершеннолетия. Теперь же он тем более был волен распоряжаться своей судьбой, своими верфями и своими волосами.
Он посещал Академию не потому, что её спонсировали его родственники, и имел возможность не являться на официальный приём, где чествовали генерала Скворцова.
— Константий Константьевич, как вы находите этот хлыст? — раздавшийся справа голос и не думал понижаться, хотя обладатель хлыста находился всего в паре шагов. — В символическом, конечно, отношении. Припоминаете, лектор Гербамотов в прошлый раз всё смаковал применение хлыста к пленным имперским захватчикам?
Хэр Ройш-младший не любил вести на приёмах разговоров и потому оборачивался с некоторым раздражением, но испустил из себя в итоге только неопределённый вздох: ему приветливо улыбался граф Набедренных собственной персоной. Ввиду юности лет, монополии на верфи и самостоятельного статуса на приёмах он нередко оказывался в центре внимания, а потому было довольно неожиданно его пропустить.
