Юрий Брайдер - Кристалл памяти (сборник)
Прежде всего выкиньте из головы все эти сказки о машинах времени. Их не было, нет и не будет. Моя профессия? Вообще-то — путешественник во времени, но в ведомости на зарплату стоит скромная формулировка «эксперт». Я — филателистический эксперт, апробирую редкие марочные эмиссии, специализируюсь, в основном, на выпусках Великобритании позапрошлого века, ну и колоний, естественно.
Нет, эксперт — это не вторая профессия. Скорее — две стороны одной медали, аверс и реверс. Как это совмещается? Очень просто. Как я уже говорил, машин времени не бывает. Но вот попасть в прошлое — пожалуйста. Я это делаю каждый день с девяти до восемнадцати, исключая субботу и воскресенье.
Моя машина времени — вот она. Справочники, кляссеры с марками, вместо руля — сильная лупа, и книги, книги.
Главное — настроиться на ту эпоху, на то время, когда была выпущена марка, когда она оформилась как вещь, как произведение искусства, со всей совокупностью своих признаков: водяные знаки, зубцовка, бумага… Вы не филателист случайно? Ах, собирали в детстве? Ну, все-таки…
Так вот, марка служит горючим для моей машины времени необходимой затравкой. Если б вы знали, как много времени накоплено в этих маленьких бумажных кусочках! Это сверхъёмкие аккумуляторы времени!
С помощью такого вот аккумулятора, окружив себя книгами о людях той эпохи, о духе времени, я и переношусь в прошлое. И маленькая деталь. Может быть, это несерьезно, но я… хе-хе, как бы это вам сказать… останавливаю свои часы! На всякий случай, знаете ли! И помогает, главное — помогает!
Основное в моей профессии — вжиться в иное время, в образ действий, созвучный иной эпохе. Что? А-а, вы заметили! Правильно, и одежда у меня немного… хе-хе… старомодная. Нет, галстук мне врач запретил, дыхание затрудняет, знаете ли. Но помогает, помогает… Вот вчера… но ладно, об этом потом…
Что? Зачем эксперту путешествовать в прошлое? А как же? Вот, скажем, принесли вы мне «бычью голову», это такой молдавский выпуск, очень редкий. И просите проверить, не новодел ли. Нет, я вам, конечно, сразу скажу: бывают случаи… да, бывают. И вот тогда я седлаю свою машинку, закладываю в блок питания вашу, простите, «бычью голову», включаю свой микроскоп, и — я в молдавском княжестве середины девятнадцатого века. Конечно, если ваша «бычья голова» подлинная, хе-хе!
Оказывался я и за столом фальшивомонетчика. Как же… Но это если грубая подделка. А бывает ох и тонкая работа! Тогда приходится помучиться, да. То есть вроде бы и обстановка кругом самая что ни на есть старинная, и люди там в камзолах… Но ни радио, ни телевидения. Газеты? Да, с прессой все в порядке, на газетах и год и числа нужные стоят. Но ведь и на марках можно любую дату проставить! Вот и ищешь всякие там несуразицы да нелепицы. Одним словом — анахронизмы.
Вот в пятницу на Гавайях один про красную угрозу стал распространяться, это-то в 1870-м году!
Монеты? О, на них можно далеко уехать. Но тяжело: они же массивные… У них и времяёмкость на массу маленькая; чтобы в древний Рим попасть — это сколько ж талантов надо иметь: целую коллекцию! А вы знаете, сколько он весит, талант-то? То-то же! Да и, знаете ли, марки мне как-то симпатичнее. Из-за них я с такими хорошими людьми познакомился. Вот Феррари. Вы знакомы с ним? Ах, да… Замечательный был человек. И друг его, художник… Ренотьер, скажем. Знаете, я вам расскажу…
Это было два месяца назад, в июле. Мне тогда поручили разобрать и оценить одну коллекцию. Марки были серьезные, «тяжелые», как у нас говорят: классика, временные выпуски… Да, и один ферраритет. Голубой Маврикий. Что это такое? О-о-о, голубой Маврикий — величайшая редкость, жемчужина из самых крупных в филателистическом мире.
Но, знаете ли, были сомнения в подлинности. В тот вечер я взял ее домой. Это запрещается правилами, но если бы вы видели эту марку! Такой маленький двухпенсовый квадратик с надписью по периметру и женской головкой в центре. Нет, ее надо видеть…
В свое время с ней была целая история. Барнард гравировал марку специально для бала в честь губернатора Маврикия, это остров такой в Индийском океане. В малом количестве, но очень, очень тщательно. Марки клеились на приглашения, да. О, сейчас их осталось мало, нашли всего четырнадцать экземпляров. Мой был пятнадцатым. Иван Сергеевич, да, да, тот самый, уверял меня, что марка подлинная, но… Вы знаете, уж больно она была настоящая. Кинет на нее взгляд любой знаток и уже глаз не оторвет. Ну все, все говорит о том времени, все признаки, все мелочи. Это меня и насторожило. В то время я часто работал дома. Вот и в этот раз, как обычно, включил приборы, приготовил набор светофильтров, ну и все такое…
Через полчаса я перенесся в прошлое. Место было тихим. Комната, где я очутился, свидетельствовала о безукоризненном вкусе ее владельца. Эстампы на стенах, стеллажи с книгами — все дышало девятнадцатым веком. Но я тогда был уже в том состоянии, когда самые, казалось бы, непреложные факты только утверждали меня в обратном. Помню, я сразу подошел к окну. Парус, настоящий парус виднелся на горизонте. Треугольный, так называемый «греческий». И море, конечно. Я был в девятнадцатом веке, в Порт-Луи, столице Маврикия, накануне провозглашения майора Гомма губернатором этого английского владения в Индийском океане.
Ну, легенда — это просто. Я — почтовый работник, инспектор из метрополии. При мне Ла Куни подписал разрешение на выпуск, при мне заработала новенькая печатная машина, на мой взгляд, конечно, нелепая и допотопная. Но работала она красиво, взмах за взмахом выпуская в свет листочки праздничных вестников.
Прием у губернатора был домашним. Меня не заинтересовала ни супруга губернатора, в девичестве — Луиза Монкю, совсем еще юная и грациозная блондинка, ни сам майор, высокий и добродушный военный. Гости — вот что меня интересовало. Дух времени ощущается в незначительных сценах, в обстановке почти камерной. И тут меня познакомили с Ренотьером. Он сразу подошел ко мне, он почувствовал… Что? Не знаю. Очень живой, экспансивный, как все итальянцы. Такие тонкие усики, близко посаженные глаза. Но эти глаза спрашивали меня, я чувствовал их немой вопрос.
После приема мы поехали к нему. Экипаж остановился возле того самого дома, где я увидел парус. Те же комнаты, те же картины и книги. Он прекрасно владел кистью, это его эстампы на стенах так восхитили меня. Речь зашла о моей работе, службе почтового инспектора, и я намеренно произнес эти слова — «Голубой маврикий». Ренотьер понял меня сразу. «Виктуар! — сказал он. (Меня зовут Виктуаром.) — Это меня вы ищете здесь?» Я не стал ему возражать. «Смотрите, — сказал он. — Я не знаю, кто вы. Догадываюсь только. Смотрите на них!»
Кляссер, который он достал из тайника — кожаный, черный, карманного формата — содержал всего пять марок. Нет, я не скажу вам, что это были за раритеты. Любой филателист отдал бы жизнь за обладание хотя бы одним из этих шедевров.
Ренотьер был моим коллегой, поэтому я намеренно исказил его имя. Нет, он не был экспертом, он был путешественником во времени. Я понял это сразу же, как только достал из тайника свой черный, кожаный, карманного формата — нет не альбом, кляссер. Во-первых, марки, которые он мне показал, в девятнадцатом веке еще не появились на свет. Во-вторых, кляссеры тоже изобрели только в двадцатом веке! Оказывается, теперь у него испортилось управление, и я подвез коллегу до его времени, в его Париж, начало двадцатого века. О, какой это был необыкновенный человек! Мы проговорили всю ночь. Да, мой Маврикий был его работой, он сам гравировал его по старым образцам, сам отделывал знаки и зубцовку. Его Маврикий не отличался от подлинников, он был лучше их. Ренотьер вложил в него душу.
Скоро выяснилось и то, что я все-таки побывал на настоящем губернаторском балу в Порт-Луи девятнадцатого века. О, все оказалось просто!
Я из своего двадцать первого века на мощной машине времени попал в Порт-Луи девятнадцатого века, а не в Париж двадцатого потому, что как раз в этот момент Ренотьер стартовал из Парижа на Маврикий и увлек меня за собой. Увлек, но его старенькая машина не выдержала. Полетело управление.
Вы спрашиваете, почему он не купил марку у губернатора, а гравировал ее сам? Я тоже спросил его об этом. И знаете, что он мне ответил? Он сказал, что это было бы подделкой, фальсификацией. И я с ним полностью согласился, да.
Утром следующего дня, здесь, в этом кабинете, я без колебаний поставил штамп подлинности в верхнем правом углу голубого Маврикия, своим именем поручившись за этот ферраритет. Что? Почему ферраритет? А вы не знакомы с Феррари? Ах, да… Превосходный был человек — Феррари, Филипп ля Ренотьер, мой коллега.
Николай Орехов, Георгий Шишко
Эмоскафандр
Семь часов пятнадцать минут по всемирному времени. Вахтенный Ласло Боркиш потянулся в штурманском кресле. Пока на борту рейдового катера № 487 все было спокойно. Вахта подходила к концу, через каких-нибудь полчаса он сдаст дежурство и отдохнет как следует.
