Проснуться - Борис Акунин
«Обязательно слетаем, — решительно сказала Елена. — И на «плавучем острове» всю Землю обплаваем. Всё, что ты для меня придумал, я хочу. И фонд, и клуб, и ретромоду. Художницей я тоже стану. Насколько я понимаю, жить теперь можно сколько пожелаешь. И сто лет, и двести, и тысячу. Вечно и счастливо».
«Вечно не получится. — Алик засмеялся. — И двести лет тоже не выйдет. Понимаешь, заменить изношенный орган на клонированный — не штука. С амортизацией клеток мозга мы в конце концов тоже разберемся. Но ученые установили, что у каждого человека истощаемый ресурс эмоций. И эмоции, увы, не подзаправишь. Постепенно чувства притупляются, ослабевают. Старые люди перестают так же живо, как в молодости, реагировать на новые впечатления. Человеку становится неинтересно жить, наступает эмоциональное выгорание. Людей нашего с тобой возраста на свете почти не осталось, и мы с нашим восьмидесятилетним сачкованием не в счет. Считай, что тебе по-прежнему пятьдесят шесть, мне — если прибавить здешние три года — шестьдесят пять. Это немного, но уже не мальчик с девочкой. Как минимум половину эмоционального ресурса уже потратили».
«Ничего я не потратила! У меня эмоций тонна!»
«Да. Но с годами они выпариваются всё быстрее. Ничего не поделаешь, Элени. Никуда мы с тобой не денемся. Даже наша любовь будет постепенно утрачивать амплитуду колебаний».
Она не поверила.
«Мне никогда не надоест быть с тобой!»
«Тебе надоедало быть со мной каждый вечер — к исходу дня. Ты ложилась в кровать, говорила «спокойной ночи» и улетала от меня в мир твоих и только твоих снов. Потому что твоя психика уставала от событий минувших суток. Произойдет примерно то же самое, только ты устанешь от долгой жизни. Уже окончательно. В конце концов мы, зевая, скажем: всё, спокойной ночи. И не поставим будильник, потому что незачем. Ляжем «и будем вечно лежать, как две морские звезды» — помнишь, была такая песня? Ее кстати тоже возроди, пожалуйста, а то я не выношу скрежеты, которые они тут называют музыкой».
Ну вот, подумала Елена, теперь я буду жить и все время прислушиваться к себе — не вянут ли мои эмоции. Как раньше гляделась в зеркало — не появились ли новые морщины. Елки, на свете каждый год будут происходить какие-нибудь новые чудесные открытия, а я такая: да фиг с ним, надоело.
«В любом случае двести лет на Земле мы и не прожили бы, — продолжил Алик. — В 2242 году произойдет конец света».
«Что?!»
«То самое, о чем нельзя было рассказывать в общественном месте. На всей планете про это знают только триста человек, и каждый дал подписку о неразглашении. Но от тебя у меня секретов нет. И я знаю, что ты умеешь держать язык за зубами. Пойдем. Помнишь, как мы по утрам обсуждали важные дела в ванной? Принимали душ, чистили зубы, я брился, ты мазалась своими кремами. И разговаривали».
Так они и сделали. Только душ приняли вместе — очень уж друг по дружке истосковались, никак не могли разлепиться.
«В общем, Элени, ситуация такая. Планету вылечили еще в середине прошлого века, мадам Земля полностью здорова. Но 11 июня 2242 года, через сто тридцать шесть лет, совершенно здоровой и благополучной даме на голову свалится кирпич. С земным шаром столкнется заряд космической лямбда-энергии и всё здесь испепелит. Остановить этот вихрь нельзя, изменится баланс Галактики, начнется неконтролируемая цепная реакция… Неважно, не буду морочить тебе голову космофизикой. Короче Земля обречена».
«Это вычислили астрономы?» — спросила Елена. Сама подумала: слава богу детей нет, внукам тоже взяться неоткуда. А после нас хоть кирпич.
Но тут же устыдилась своего эгоизма.
«Какой кошмар! Про это нельзя сообщать, потому что начнется всемирная паника? Ведь те, кто сейчас рождается, в середине следующего века еще будут живы. И погибнут… Господи!»
«Нет, режим секретности введен не поэтому. Составлен план переселения. Уже определена мезапланета, по условиям очень похожая на нашу. Там надо будет провести некоторые подготовительные работы с атмосферой и водой. Тайно отправлены уже три экспедиции, с ними держится связь. Но Палата Лордов постановила — и правильно постановила — что известить человечество о грядущем переезде надо будет не раньше, чем за полвека до начала эмиграции. Иначе люди утратят стимул к развитию Земли и станут относиться к планете, как к тонущему кораблю. Психологически это вредно. А вот за пятьдесят лет до релокации стартует нечто вроде промокампании: мол, опасаться нечего, новый дом намного лучше этого, планета Парадиз (такое у нее название) скоро будет готова к приему землян, и всем там очень понравится. Это, кстати, правда. Там невероятно красиво, бодрящий воздух, вода в реках с пузырьками, как шампанское, три разноцветных солнца и облегченная гравитация — люди смогут летать. Не совсем летать, но, если подпрыгнешь, метров на тридцать можно махнуть. В принципе нам, подписантам, всем предлагают слетать на Парадиз в порядке ознакомления. Но почти все отказались. Я тоже».
«Почему?!»
Алик неопределенно взмахнул намыленной кисточкой. Бриться по старинке, как в двадцатом веке, он не перестал и теперь.
«Понимаешь… Ну окей, увижу я, как там классно. Кисельная река, молочные берега… Спою песню «Не для меня придет весна, не для меня Дон разольется». И вернусь на старую жилплощадь, доживать. Всё здесь станет мне не в радость. На фига оно надо?»
«Но никто же не заставляет нас помирать! Зная, что впереди такие потрясающие перемены, мы с тобой не захотим уходить из жизни!»
«Если бы, — вздохнул Алик. — Это будет все равно как ветхому старцу жениться на юной красавице. Она свежая, полная жизни, а ты уже весь истрепался, никаких чувств не осталось, клюешь носом и зеваешь. Эмоциональный ресурс, детка, не восстанавливается. Нет уж, давай с тобой поживем здесь сколько живется. Пожелаем человечеству счастливого новоселья, помашем ручкой, да и баиньки, на покой».
Елена глядела в зеркало на свой нахмуренный лоб.
Три разноцветных солнца? Реки как шампанское? Можно летать? И всё это будет без нас?
«Ну вот что», — сказала она таким тоном, что Алик обернулся. Знал: когда жена говорит «ну вот что» с металлическим рокотом в голосе, надо слушать и
