Мо Янь - Мучительные перевоплощения Симэнь Нао
Пару раз я терял голову и поднимал передние копыта, пробуя взобраться на ослицу и тогда они бросались к нам. Но как только я поспешно отказывался от своего намерения, они тут же возвращались на берег. Видимо, волки были достаточно терпеливы. И я подумал, что надо первыми начать атаку. Но для этого мне была нужна помощь ослицы.
Когда мы ринулись на волков, они отскочили в сторону, и медленно отступили на песчаную насыпь. А мы не хотели попасть в их ловушку, поэтому перешли через реку в направлении села Симэнь. Увидев, что мы уходим, волки прыгнули за нами в воду, которая доходила их животов и замедляла их движения. И тут я сказал ослице: «Моя дорогая, атакуем! Нанесем этим диким зверям смертельные удары!». Согласно обговорённому ранее плану, мы быстро заскочили в воду и стали брызгать водой, ослепляя их глаза, прежде чем затоптать волков копытами. Волки барахтались в реке, и их шкуры от воды отяжелели. Я резко поднял передние копыта, рассчитывая нанести удар по голове первого волка, но тот ловко увернулся. Я, круто развернувшись, этими же копытами врезал по хребту второго волка и стал удерживать его под водой, пока он не стал пускать пузыри. А между тем первый волк вцепился в шею моей любимой. Увидев, какая опасность ей угрожает, я отпустил утопленного волка и задним копытом саданул по голове ее обидчика. Я почувствовал, что разбил его голову, так как он, оглушенный ударом, вмиг присмирел и, упав в воду, только шевелил хвостом – видимо, всё еще был жив. И в то же время подтопленный волк с прилипшей к телу шерстью, тощий и уродливый, с трудом выполз на берег. Моя избранница, бросилась к нему и, преградив ему дорогу к бегству, нанесла один за другим несколько ударов и заставила покатиться его по песку к реке. Я опять поднял передние копыта и припечатал его по голове. Темно-зеленые глаза волка мигнули, и понемногу угасли. Но, опасаясь, что волки еще живы, мы продолжали бить их копытами так, что их останки застряли в расщелинах между камнями. А волчья кровь и грязный ил загадили всю воду вокруг.
Мы брели вместе вверх по течению реки и остановились только тогда, когда вода, наконец, стала прозрачной и не отдавала волчьей кровью. Ослица искоса взглянула на меня, ласково и нежно ущипнула мою кожу зубами, что-то тихо пробормотала, обернулась и встала в удобную для меня позу. «Мой милый, я хочу тебя, – произнесла она, – возьми меня». – «Моя дорогая, – ответил я, – перед тобой чистый и невинный осел с красивым телом и отборными генами, нужными для продолжения прекрасного рода. Я отдам всё это тебе и только тебе, вместе со своей девственностью». Потом я поднялся, как гора, обхватил ее тело передними ногами и подался вперед.
И тогда безудержная радость разлилась в наших телах, словно небесная благодать!
Глава 7.
Хуахуа боится трудностей и нарушает торжественную клятву.
Наонао проявляет мужество и кусает охотника
В ту ночь мы были близки шесть раз, и этим, на мой взгляд, мы достигли чего-то почти физиологически невозможного для ослов. Но я клянусь перед Верховным владыкой неба, что не лгу. Клянусь перед отражением Луны в реке, что все это – чистая правда. Потому что и я, и ослица – были необычными ослами. В предыдущей жизни она была женщиной, умершей от любви, а потому страсть её, сдерживаемая в течение нескольких десятилетий, однажды вырвавшись, уже не могла остановиться. Уставшие, мы перестали любить друг друга лишь тогда, когда на горизонте появилось красное утреннее солнце. Усталость была полной и прозрачной. Нам казалось, что благодаря глубокой и искренней любви наши души поднялись в высоты несравнимого ни с чем состояния. Мы губами и зубами причесывали друг другу всклоченные гривы, очищали заляпанные грязью хвосты. Ее глаза светились безграничной нежностью. Люди переоценивают себя, считая, что лучше всех разбираются в любовных чувствах. Ведь сильнее всего расшевелила мою душу моя избранница – ослица, принадлежащая Хан Хуахуа. Стоя посреди реки, мы напились чистой воды, а на берегу насладились пожелтевшей, но все еще сочной травой и красными ягодами. Иногда вокруг нас испуганно вспархивали птички, а из густой травы выползали гладкие змеи. Но они были равнодушными к нам, змеи просто искали более удобное место для зимовки. А мы, высказав друг другу все, что было на душе, выбрали друг другу ласковые имена. Она назвала меня Наонао, а я ее – Хуахуа.
«Наонао, и-а, и-а!» – «Хуахуа, и-а, и-а! Мы всегда будем вместе. Никто не разлучит нас, ни небесные, ни земные боги, правда, Хуахуа?» – «Да, мы будем счастливы!» – «Хуахуа, мы станем дикими ослами, будем жить беззаботно среди волнистых песчаных дюн и пышных кустов тамарикса, на берегу этой прозрачной реки. Будем есть зеленую траву, когда проголодаемся, будем пить речную воду, когда почувствуем жажду, будем спать в объятиях друг друга. Мы будем часто любить, заботиться и защищать друг друга. Я дам клятву, что никогда не буду обращать внимания на других ослиц, а ты поклянешься, что не будешь отдаваться другим ослам». – «Иа-иа, мой милый Наонао, я клянусь». – «Иа-иа, моя дорогая Хуахуа, и я клянусь». – «Но ты пообещай, что у тебя не будет ничего не только с другими ослицами, но и кобылами, – покусывая мою кожу, сказала Хуахуа. – Люди настолько бесстыдны, что спаривают ослов с кобылами, чтобы вырастить безобразных животных, которых они называют мулами». – «Хуахуа, не беспокойся. Даже если бы мне завязали глаза, я никогда не полез бы на кобылу. Но и ты должна пообещать мне, что не позволишь жеребцу взять тебя, чтобы не родился мул». – «Не беспокойся, Наонао. Даже если они привяжут меня к стойлу, я крепко втисну хвост между ногами. Все моё принадлежит тебе...».
Когда наши чувства достигли апогея, мы переплелись шеями, как лебеди, резвящиеся в воде. По правде говоря, словами трудно передать нашу глубокую взаимную нежность. Мы стояли рядом друг с другом на краю тихой речной заводи, вглядываясь в наши зеркальные отражения на поверхности воды. Наши глаза светились, губы припухли – любовь сделала нас самой прекрасной парой ослов, каких когда либо создавала природа.
И именно тогда, когда мы стояли счастливые, забывшие обо всем на свете, до нас донесся какой-то шум. Я мигом поднял голову и увидел, что со всех сторон к нам приближаются человек двадцать.
- Иа-иа, Хуахуа! Скорей убегай!
- Иа-иа, Наонао! Не бойся! Присмотрись внимательно. Разве ты не видишь, что это знакомые люди?
Такое поведение Хуахуа немного привело меня в чувство. С чего бы это я не должен узнавать знакомых людей? Своим острым зрением среди людской толпы я отчетливо рассмотрел своего хозяина Лань Ляня, хозяйку Инчунь, а также двух сельских приятелей хозяина – братьев Фан Тянбао и Фан Тяньёу, мастеров боевого искусства, главных персонажей рассказа Мо Яня «Разрисованный трезубец братьев Фан». Опоясанный моей уздечкой Лань Лянь сжимал в руках здоровенную жердь с петлёй на её конце, а Инчунь несла красный фонарь, бумага на котором прогорела настолько, что из-под неё проступал каркас из черной металлической проволоки. Один из братьев семьи Фан держал в руках длинную веревку, второй нёс палку. Среди остальных людей были: горбатый каменщик Хан, его младший брат по отцу Хан Цюн, а также несколько хорошо знакомых мужчин, имена которых я тогда не мог вспомнить. Они были все в пыли и очень уставшие. Видимо, пробегали за мной всю ночь.
- Хуахуа, беги!
- Наонао, я не могу.
- Тогда цепляйся зубами за мой хвост, и я тебя потащу!
- Наонао, куда мы сможем убежать? Рано или поздно они нас схватят, – опустив глаза, сказала Хуахуа. – А потом они принесут оружие, и как бы быстро мы не бежали, пули догонят нас.
- Хуахуа, – разочарованно воскликнул я, – неужели ты забыла о клятве, которую только что дала?! Ты же поклялась, что мы будем всегда вместе, что станем дикими ослами, будем жить свободно и беззаботно среди лесов и полей!
Хуахуа опустила голову, и слезы навернулись на её глазах.
- Наонао, – ответила она, – ты – отец-осел, который после спаривания вполне может расслабиться и забыть о семейных заботах, а вот я забеременела. Вы, парни из рода Симэнь, люди или ослы, одним выстрелом убиваете двух птиц, и я не сомневаюсь, что рожу двойняшек. Мой живот вскоре будет расти, и мне нужно будет хорошо питаться – жареными черными соевыми бобами, свежими пшеничными отрубями, растолченным гаоляном, трижды просеянным бамбуковым решетом, чтобы не осталось камней, куриных перьев или соломы. Сейчас уже октябрь, и с каждым днём будет всё холоднее и холоднее. Что же я буду есть тогда, когда буду ходить с большим животом, а земля застынет и выпадет снег, река покроется льдом, а трава окажется под снегом? Где я тогда найду воду? Где мы будем спать с новорожденными осликами? И даже если бы я бездумно согласилась поселиться с тобой в песчаных дюнах, то как могут выдержать зимнюю стужу наши дети? А если они замерзнут и будут лежать окоченевшими на снегу, как бревна и камни, то неужели у тебя, как отца, ничуть не будет болеть душа? Наонао, отец-осел, конечно, может бессердечно бросить своих детишек, а вот мать-ослица на это не способна. Возможно, другие ослицы оставили бы своих детей, но только не я, твоя Хуахуа. Женщины могут отречься от своих сыновей и дочерей по религиозным соображениям, а ослицы – никогда. И теперь я спрашиваю тебя, Наонао, ты понимаешь, что чувствует беременная ослица?
