Катерина Кюне - Пожизненный найм
Лию подобная наглая прямолинейность возмутила, она показалась ей пошлостью и цинизмом. Девушка уже собиралась позвать кого-нибудь из персонала и попросить вывести её из зала, хотя колено она до сих пор так и не отдернула… Да нет, почему из-за какого-то козла она должна уходить?.. И она решила потребовать, чтобы её пересадили за другой столик. Но, пока Лия размышляла об этом, мужчина продолжал прикасаться к ней, и Лия уже была не так твердо уверена в том, что непременно хочет уйти или сменить столик. К тому моменту, как незнакомец начал развязывать завязки на её платье, она решила, что раз свидания в темноте – это что-то вроде рулетки, то она должна смириться с тем, что иногда ей выпадают невыигрышные номера. И продолжать игру с хладнокровной невозмутимостью. Эта мысль совершенно успокоила Лию, и она даже шепнула незнакомцу что-то очень слащавое про его сексуальный голос…
***
Фонд защиты кабарги был официально зарегистрированной некоммерческой организацией, спасающей популяцию малорослых таежных оленей, а заодно и другой вымирающий вид – подпольных революционеров, одним из которых был Андрей. Первых уже не одно столетие пытались извести на духи и туалетную воду, поскольку по несчастливой случайности железы самцов выделяли специфический секрет со стойким терпким запахом – мускус. Им и так-то тяжело приходилось – всякий, даже самый распоследний хищник норовил откусить кусок от худого мускулистого кабаргиного зада, поскольку из-за миниатюрных размеров никакого отпора эти изящные олени дать не могли. В результате вид был занесен в Красную книгу как исчезающий.
Что касается вторых – то есть Андрея и его товарищей, то их вид был занесен в черные списки еще до их рождения и к нынешнему моменту считался в основном истребленным. Отдельные вспышки увеличения его поголовья отслеживались и жестко пресекались на корню. Но вопреки всему он существовал.
На Рижском шоссе у Фонда была штаб-квартира и небольшое показательное хозяйство – здесь держали трех кабарг, чтобы любой желающий мог увидеть собственными глазами, как именно выглядит то, на что он жертвует деньги. Беззащитно-трогательный вид животных хорошо действовал на потенциальных благотворителей. Основная же рабочая площадка фонда располагалась в глухом уголке Красноярского края, словно избушка Бабы-Яги, скрытая от любопытных глаз раскидистыми ветвями елей, пихт, лиственниц и сосен. Здесь отлавливали захворавших или раненых животных, лечили их и выпускали обратно в тайгу. Здесь опытные ветеринары и биологи досматривали беременных самок, принимали у них роды и затем еще какое-то время, пока кабаргята не подрастут и не окрепнут, мать и потомство жили на отгороженном, защищенном от хищников участке. В общем, фонд всеми силами сокращал детскую оленью смертность. И приостанавливал взрослую.
На все это, конечно, уходили огромные средства. Должен же один редкий вид помогать выживать другому. «Чтобы выжить, редким видам нужно кооперироваться» – таков был неофициальный лозунг Фонда. Кабарги не возражали.
Редкому виду, к которому относился Андрей, приходилось сложнее. Город уже давно превратился в один огромный аэропорт, где у тебя ежеминутно проверяют паспорт, где тебя и твои вещи беспрестанно сканируют, а если ты вызовешь подозрение, то возьмутся и за содержимое твоей головы. Попробуй тут создать что-то подпольное. В мире, где упразднили подвалы. Это вам не времена эссеров и Бориса Савинкова, когда и техники то никакой не было и можно было выступить с подрывной речью прямо в зале суда и на завтра ее содержание пересказывали все газеты. Теперь все делалось тихо, ищеек и полицаев расплодилось столько, что начни их вешать – никаких фонарных столбов бы не хватило, да и кому нужно их вешать, если и сами «сознательные» массы были охвачены ненавистью и презрением к вредителям, подрывающим стабильность. К счастью, повсеместная компьютеризация и техногенность, как это всегда бывает в таких случаях, породили контрдвижение – целую субкультуру олдфагов или ретровиков, как они сами себя называли – людей, сознательно отказывающихся от передовых технологий. В их ряды и старались затесаться Андрей и его товарищи, потому что только там и сохранялись шансы остаться незамеченными.
Из дневника Андрея. 15 декабря
Она говорит – это глава из утопической книжки. Она, конечно, права. Но нужно как-то жить, на чем-то стоять, за что-то держаться. Нужен конечный пункт. Ты никогда не дойдешь в этот конечный пункт, но все-таки нужно идти. Иначе – бессмысленность и пустота. Иначе разрушение и смерть. Все мы потерялись в бескрайней степи. Чтобы выйти нужно выбрать правильное направление и двигаться в нем неустанно. Потом, подойдя ближе и разглядев на горизонте очертания человеческого жилья, идущие после нас, скорректируют маршрут.
Сегодня был в «Книжной норе». Их подвал так тщательно спрятан во дворах и переулках, что я сам каждый раз сомневаюсь, правильно ли иду. Не представляю, как его находят самые обыкновенные люди, а ведь там всегда, когда не зайдешь, есть два-три праздных покупателя, блуждающих между книжными полками. Но в наш отдел они не забредают. Он самый темный, в самом дальнем углу, но лучше всего от него отпугивает вывеска «Литература по радиотехнике и радиоэлектронике». Я уж не говорю о монотонных, блеклых обложках. Даже если кто-то и снимает книгу с полки, и, миновав серую унылую обложку, откроет её, он увидит только черно-белые схемы, многоэтажные формулы и нудный, устаревший лет на пятьдесят текст пояснений. Но в каждой такой книге есть «любимые страницы». Это несколько раскиданных по книге листков, которые нужно аккуратно расклеить, чтобы прочитать. Переплет этих книг устроен так, что они никогда не открываются на секретных страницах сами собой. Но кто ищет, тот всегда найдет.
На этих внутренних вставках публикуются работы наших товарищей, или запрещенная, точнее просто замалчиваемая литература, резко критикующая современное общество.
Там же можно прочесть свежий номер журнала «Аванпост». Он издается по такому же принципу, как и книги, только под обложкой «Радиотехника и радиоэлектроника. Ежемесячный журнал». Пара-тройка статей в месяц – в журнал, фактически, некому писать, слишком мало у нас людей. В номере, который смотрел сегодня, вышла моя статья о том, как вести двойную жизнь и не быть пойманным. «Психология Януса» называется она. Как скрывать свои мысли и убеждения, как создать правдоподобный и крепкий «фасадный образ» за которым можно будет надежно укрыть свою истинную личность. С каждым днём делать это всё труднее. Прежде всего потому, что все совершеннее становится техника. Оборудование для считывания и распознания мысленных образов распространено почти повсеместно и за последнее время оно его возможности значительно расширились.
Из дневника Андрея. 17 января
В отношении задач террора я не склонен выдумывать что-то новое. «Цель боевой организации заключается в борьбе с существующим строем посредством устранения тех представителей его, которые будут признаны наиболее преступными и опасными врагами свободы. Устраняя их, боевая организация совершает не только акт самозащиты, но и действует наступательно, внося страх и дезорганизацию в правящие сферы». Можно сказать намного больше, расписать на целую книгу, но зачем, если все уже придумано и написано до нас?
Есть вещи, в которых я не очень силен. Я не так ясно, как хотелось бы, представляю себе, программу построения нового общества. Я коммунист, потому как понимаю, что анархия и самоуправление для большинства современных средних людей слишком сложны, предполагают слишком большую степень ответственности и зрелости и потому невозможны. Кроме того, основой здорового общества должно стать уважение к человеку. Человек должен быть признан ценным уже потому, что он человек. Вне всяких социальных, общественных ролей и иерархий. Каждый должен осознавать это, чувствовать свою ценность и равную ценность окружающих. Сейчас ситуация ровно противоположная. Твоя ценность определяется внешними признаками. Занимаемой должностью, уровнем дохода, количеством собственности, степенью известности. Сам по себе – ты ничто, ты не имеешь права на свое мнение, если оно хоть сколько-нибудь отличается от общепризнанного. Такая психология типична для авторитарных систем, но шагнуть с нею в новый мир невозможно. Необходим какой-то переходный этап.
Как правильно выстроить этот переходный этап, как не скатиться в то, чтобы одна авторитарная система сменилась другой – вот в чем вопрос. Все здесь сложно и шатко и когда я приближаю свою картину будущего, увеличиваю масштаб, то понимаю, как много в ней белых пятен. Но я также прекрасно понимаю, что до победы революции ещё очень далеко. А текущие задачи мне понятны. Пока кое-кто из моих товарищей разрабатывает теоретические модели будущего, я занимаюсь практической деятельностью.
