Юрий Никитин - Alouette, little Alouette…
Отечески улыбнувшись, священник протянул Максиму руку тыльной стороной вверх. Максим запоздало понял, что для поцелуя, разозлился и отдернул свою, уже протянутую для рукопожатия, пусть и формального.
– Максим Максимович Руд, – назвался он сухо. – Руководитель коллектива этой лаборатории. Как я понимаю, вы и есть тот из церкви…
Он сделал паузу, священник сказал густым голосом:
– Иерей Александр Зельман, отношусь ко второй степени священства. Если слово «иерей» выговорить трудно, можете называть меня пресвитером, это одно и то же. Обращаться ко мне нужно «ваше преподобие», а если неофициально, то «отец Александр» или «батюшка».
Френсис подошел и встал рядом с Максимом.
– А почему не «поп»? – спросил он.
Священник нахмурился:
– Несмотря на то что в греческом, откуда пришла наша вера, слово «поп» означает «священник», а «попадья» – жена священника, в нашем языке это приобрело нездоровый оттенок в простом народе.
– Но мы верны традициям, – возразил Френсис. – И своей исконной вере, а там поп – это поп!
Священник покачал головой:
– Все же предпочитаю, чтобы меня называли отцом. Можно без прибавки «святой».
За их спинами фыркнул Евген:
– Какая скромность!
Кто-то усмехнулся, Максим ответил предельно вежливо:
– Простите, но у меня есть отец.
Священник сказал с укором:
– Но так принято…
– Не здесь, – отрезал Максим, медленно закипая. – Если хотите, можем называть вас товарищем Александром или господином Зельманом. Может, даже мсье или сэром… Нет, сэр – рыцарское обращение, а священники в те времена ездили только на мулах…
– Мусью, – подсказал Георгий. – Как там у классика, «ну погоди, мусью…»
– Панове, – предложил Евген. – Он похож на пана. Только не на пана, а на пана добродия.
Священник покачал головой:
– Это неприемлемо.
– Но не по имени же вас звать? – возразил Максим. – Это только между друзьями… Можем по фамилии, хотите?
Священник сказал благочестивым тоном:
– Давая обет, мы отрекаемся от прежней жизни и прежних имен.
– Ух ты, – сказал Френсис с уважением. – Как в Запорожской Сечи! Помню Юла Брюннера, как он громил поляков…
Георгий толкнул его в бок.
– Ты что? Громил Тарас Бульба, а Юл Брюннер играл его в «Великолепной семерке».
– В церкви, – произнес священник, – мое имя Георгий. Можете по церковному имени с непременным добавлением в начале «брат». «Брат Георгий» меня вполне устроит.
Максим помотал головой:
– Простите, у меня хоть и нет братьев, но, глядя на вас, заводить их совсем не хочется. К тому же у нас уже есть Георгий. Вот он стоит, настоящий, может обидеться. Даже точно обидится.
Священник сказал со вздохом:
– Сын мой, но…
Максим прервал:
– Послушайте! Я не ваш сын. У меня, как я сказал, есть отец. Давайте тогда так, поскольку я человек вежливый, я буду к вам обращаться на вы…
Священник кивнул:
– Разумеется.
– Вот и хорошо, – сказал Максим. – Потому можете пока осмотреться. Кофе вот там, автомат уже настроен, только скажите, какой именно вам нужно. Чувствуйте себя, конечно, не в церкви, но так, чтобы могли доложить с чистой совестью в своем ведомстве, что все осмотрели и даже освятили. Если вдруг мне что-то от вас понадобится, что крайне маловероятно, буду обращаться «Эй вы!».
Священник сперва благодушно кивал, но в конце поморщился, как-то ощутил, что хоть и на «вы», но что-то в нем не совсем, брови сдвинулись, явно начинает продумывать компромиссный вариант.
Френсис быстро взглянул на Максима, шеф что-то упускает, сказал с достоинством:
– Ну… а я, как заместитель по хозяйственной части, говорю радушно: добро пожаловать! Стола и стула вам предоставить не можем, у нас тесновато, сами видите, да и не будете же вы у нас торчать здесь весь рабочий день, как понимаю? Так это, заглянете разок, посмотрите насчет Содома и Гоморры, и отбудете…
Священник кивнул, сказал густым голосом:
– Это хорошо, что беретесь сами наводить у себя чистоту в душах и сердцах. Мне это лепо.
– А нам даже и бяше! – подхватил Френсис. – Я рад и счастлив, что наука и религия находят точки соприкосновения и рука об руку идут назад-вперед в светлое будущее постройки Царства Небесного Сингулярности!
Священник посмотрел на него набычившись, при его массе это выглядело почти устрашающе.
– Да понимаю, – сказал он мрачно, – что вы видите! Но вы ошибаетесь, полагая, что я представляю некую темную силу мракобесья. Церковь, если вы еще не знали, больше всех выступает против мракобесья, суеверий, гаданий, гороскопов и всей этой дури, до которой так падки глупые и слабые люди.
Френсис спросил быстро:
– А как насчет вещих снов?
Священник сказал твердо:
– Никаких вещих снов не бывает!
– Правда? Почему?
– Никто, – сказал священник веско, – не может знать планы Господа нашего. Потому вещие сны, как и глупые предсказания, – все суеверия и знак немощи духовной.
Френсис сказал прислушивающемуся издали Максиму:
– Если слово «духовной» заменить на «интеллектуальной», то весьма как бы.
Максим огрызнулся:
– И ты хочешь помирить науку и опиум народа?
Френсис отшатнулся.
– Свят-свят!.. И в мыслях не было!.. Но для отчета и задурманивания масс начальств можно. Отец… гм… уполномоченный из церкви понимает щекотливость ситуации. Потому мы можем работать вместе или хотя бы не мешать друг другу. Вместе – это когда каждый делает свое дело и не лезет к другому.
Глава 12
Еще около часа священник просто прогуливался по огромной территории лаборатории, так это выглядело, потом подошел к Максиму и долго стоял у него за спиной, словно понимая, что происходит на дисплее.
Максим постепенно накалялся, священник как будто чуял, а может, и чуял, профессия обязывает, вдруг сказал негромко:
– Я придумал, как вы можете обращаться ко мне…
Максим обернулся, так жутко перекривив шею, что в затылке стрельнуло.
– Ну?
– Отец Дитрих, – сказал священник еще тише. – Я тоже играю в ту байму, о которой сейчас говорили ваши Георгий и Джордж. Только я не позволяю себе кач троллей, эльфов или еще чего-то нечестивого!.. Я там великий инквизитор, а имя успел взять «Отец Дитрих», опередив сразу сто человек на долю секунды. И там воюю за церковь, за веру, за величие человека.
Максим сказал потрясенно:
– Блин… У вас какой левел?
– Девяностый, – ответил священник гордо. – Пока предельный, хотя обещают в аддоне добавить еще пять вместе с новыми локациями.
– Братство «Святого Христа»? – спросил Максим. – Альянс Северный, клан Вечной Весны, гильдия Светлого Меча?..
Священник гордо улыбнулся.
– Ого, знаете?
– Еще бы, – ответил Максим. – Я в клане Меченосцев, мы с вами в одном альянсе. Боремся против Темных. Увы, у меня левел пока лишь восемнадцатый, но в церкви, видимо, больше времени для кача.
– У меня доспехи архангельские, – ответил священник скромно, – а меч вообще получил из рук самого Гавриила за уничтожение Содома! Я его уже восемь раз стирал с лица земли, но больше ничего не выпало. А умение паладина восстанавливаться после ранений получил еще на восьмидесятом.
– Здорово, – признал Максим с завистью. – Тогда, гм, вам появляться здесь будет не так уж… трудно. Вот там свободный дисплей, видяха ультра, даже при осаде замков не тормозит, будь там миллион сражающихся, ультравысокое разрешение, и все настройки на пределе… Можете пока попробовать, если свой пароль вспомните.
Священник кивнул и быстрыми шагами направился к указанному месту, а опустился в кресло так стремительно, словно упал.
Френсис, который все замечает, подошел на цыпочках и прошептал, оглядываясь на священника:
– И на фига ты ему брякнул про свободный дисплей?
– Можешь не шептать, – сказал Максим, – теперь уж ничего не услышит.
Фрнсис оглянулся.
– Ага, сразу в пати и на босса… Конечно, с таким левелом в любой отряд ухватят!
– Потому я и брякнул, – ответил Максим чуточку виновато. – Девяностый, это же надо!.. Само вырвалось, когда он вот так скромно, что чуть не лопнувши, упомянул о своем левеле и доспехах, каких не было даже у Ахилла…
– Ну да, – согласился Френсис, – я бы тоже зауважал. Но теперь надо думать, как выжить этого попищу.
– Я лоханулся, – признал Максим. – Но шеф никогда не бывает виноватым, верно? Так что берись, исправляй. Одно дело, когда он будет заглядывать к нам на четверть часа, даже хорошо, поржем над шаманом, разрядка нужна, но – время делу, а не потехе!
Аллуэтта резко повернулась, запоздало уловив намекающие знаки Анечки. Максим шел не к ним, но, заслышав громкие голоса, остановился, вперил тяжелый взгляд в Аллуэтту.
Ее пылающее гневом лицо начало медленно терять боевую окраску, она опустила голову и даже помяла в ладонях передник..
– Что случилось? – спросил Максим.
Она ответила с великой неохотой:
