Нил Стивенсон - Анафем
— Горячие — в смысле радиоактивные? — спросил Джезри.
— Нет. Горячие — в смысле жгутся. Здесь система сбрасывает в вакуум избыток энергии. — Затем, после паузы: — Но и радиоактивные тоже.
Все промолчали, но, думаю, не я один проверил у себя уровень кислорода. Теперь вода в тендере расщеплялась на водород и кислород. Через несколько часов мы сможем заменить израсходованные баллоны и поставить свежие газоочистители. До тех пор предстояло сохранять спокойствие и делиться кислородом с тем, кому он нужнее. Эзма, например, добывала воду из синих грузов и потратила большую часть своего кислородного запаса.
Лио сказал:
— Всем, кроме Самманна и Грато, пить, есть и спать. Если совсем не сможете уснуть, просмотрите заранее следующие задачи. Самманн и Грато, соединяйте нас.
Самманн и Грато выбрались из своих шарманов и углубились в путаницу грузов. Они отыскали какую-то волшебную коробочку и подвесили её так, чтобы получилась прямая линия видимости с Арбом. Через несколько минут Самманн объявил, что мы в авосети. Я догадался об этом ещё раньше: когда на периферии зрения начали загораться новые огоньки и жужульные дисплеи.
— Привет, фраа Эразмас, говорит ячейка номер 87, — произнёс голос у меня в ушах. — Ты меня слышишь?
— Да, Тулия, слышу тебя хорошо. Доброе утро или что там у вас сейчас.
— Вечер, — сказала она. — Мы в подсобке на ферме в тысяче миль к юго-западу от Тредегара. Почему так долго не выходили на связь?
— Мы валяли дурака и глазели по сторонам, — ответил я. — А вы? Чем занимается ячейка номер 87 в подсобке?
— Всем, что может облегчить тебе жизнь.
— Тулия, я и не знал, что ты можешь быть такой доброй и отзывчивой...
— Заткнись. Тебе пора опорожнить мочевой пузырь. За чем дело стало?
— Сейчас этим и займусь.
— Есть какая-нибудь причина для убыстрения пульса?
— Фу-ты, даже и не знаю. Дай подумать...
— Не трудись, — сказала она. — Вот картинка той каши, которую вы у себя устроили. Глянь на неё, пока писаешь.
В шлеме возникло трёхмерное изображение большой серебристой сферы с путаницей захватов и коконов.
— Вот где ты сейчас, — продолжала Тулия. Замигала жёлтая надпись с моим именем. — А вот где ты должен быть. — Замигал груз на противоположной стороне каши. — Мы разработали оптимальный путь.
От моего имени к грузу пролегла ломаная линия.
— С виду не такой уж оптимальный, — начал я.
Тулия меня оборвала:
— Ты многого не знаешь. Каждый в ячейке должен двигаться к своему грузу. Пути рассчитаны так, чтобы минимизировать столкновения.
— Беру свои слова обратно.
На середине моего будущего пути замигал красный квадратик.
— Что там красное? — спросил я.
Тулия посовещалась с кем-то в подсобке и ответила:
— У одного из грузов острый угол, на который тебе лучше не напарываться. Не беспокойся, мы поведём тебя шаг за шагом.
— Ну, спасибо...
Тулия пошуршала бумагами и объявила:
— Сейчас я буду пошагово тебе говорить, как отсоединиться от S2-35B.
— Мы тут называем их шарманами...
— На здоровье. Подведи правую руку к пряжке над левой ключицей...
Я опишу то, что мы сделали дальше, так, будто мы просто взяли и сделали. На самом деле, как в старом анекдоте, мы за каких-то двадцать четыре часа переделали работы на целый час.
У нас ушло бы двадцать четыре дня, если бы ячейки поддержки не следили за всеми нашими действиями и не находили способов их упростить. В перерывах — за соблюдением которых жёстко следили личные врачи — я узнал, что Арсибальтова ячейка поддержки базируется в спущенном плавательном бассейне келкской приходской сувины, а ячейка Лио — в грузотоне без опознавательных знаков, стоящем в ремонтной мастерской. Как постепенно стало ясно, каждую из них в свою очередь поддерживает целая сеть ячеек Рассредоточения.
Мы начали с того, что разобрали грузы, пойманные в первые лихорадочные двадцать минут. Суура Вай занималась Жюлем Верном Дюраном и фраа Джадом. Оба, как выяснилось, были живы-здоровы. Латерранец ослабел от недоедания и поэтому хуже остальных перенёс запуск; ему просто требовалось больше времени, чтобы очухаться. Менее ясно, что произошло с фраа Джадом. Он не отзывался, хотя показатели жизнедеятельности были более или менее в норме и глаза оставались открытыми. Какое-то время спустя он попросил сууру Вай от него отстать, отключился от сетки и целый час ничего не делал. Затем принялся вместе со всеми сортировать грузы. Мне было очень интересно, кто в его группе поддержки.
Коконы мы стаскивали, комкали и убирали с дороги. Грузы склеивали полилентой, чтобы они не выплыли из-под шара и не выдали наше местоположение. К собранным вместе тюкам прикрепили шарманы и с их помощью сохраняли орбиту. Из-за малой массы и большого лобового сопротивления шар бы неизбежно отставал, оставляя нас без укрытия, если бы мы время от времени не притормаживали себя двигателями. Продолжайся это более двух суток, мы бы вместе с шаром в конце концов вошли в атмосферу, а дальше уже чисто теорический вопрос: сгорим мы раньше, чем нас раздавит перегрузка, или наоборот. Но мы не собирались задерживаться тут так надолго.
Арсибальт, Оза и я монтировали ложную цель, остальные — холодное чёрное зеркало.
Обманку мы сооружали на основании из семи связанных шестиугольником шарманов. Как раньше суура Эзма собрала из синих грузов воду, так мы теперь собрали топливо и залили в баки обманки.
Таким образом, вопрос движущей силы был решён. На получившейся платформе мы закрепили нечто, похожее на комок мятого тряпья. Это была надувная структура, составлявшая отдельный груз. Сбоку у неё имелась застёжка-молния. Мы открыли её и затолкали внутрь всё ненужное: оболочки коконов, остатки упаковочных материалов, лишние детали остальных шарманов. Ещё были четыре манекена в комбинезонах. Мы застегнули молнию, чтобы мусор не уплывал, и время от времени открывали, когда кому-нибудь надо было что-нибудь выкинуть. Саму структуру мы пока не надули, потому что места под шаром было мало и становилось всё меньше по мере того, как холодное чёрное зеркало обретало форму.
По моему описанию может сложиться впечатление, что зеркало было тяжёлым, но, как почти всё здесь, оно имело почти нулевую массу, поскольку состояло из надувных распорок, проволоки с эффектом памяти формы, мембран и аэрогеля. Зеркало было квадратное, пятьдесят на пятьдесят футов. Верхняя сторона — совершенно гладкая (мембрана, натянутая, как кожа на барабане) и идеально отражающая, причём не только видимый свет, но и микроволны (диапазон, в котором работали радары Геометров). Нам предстояло держать зеркало между собой и «Дабан Урнудом», но не ровно, а под углом, как скат крыши, чтобы радарные лучи отражались в других направлениях. При этом мы всё равно будем давать сильное эхо, однако оно не достигнет «Дабан Урнуда» и не отразится на тамошних экранах.
Если поддерживать нужную ориентацию зеркала, отражаться в нём будет всё тот же космос, а он везде примерно одинаковый: чёрный. Если Геометры посмотрят на нас в очень мощный телескоп, они могут обнаружить звёздочку-другую не на своём месте, но вероятность этого исчезающе мала.
Другое дело, когда мы будем проходить между «Дабан Урнудом» и освещённой поверхностью Арба. Однако мы надеялись, что на диске поперечником восемь тысяч миль клочок тьмы пятьдесят на пятьдесят футов останется незамеченным. Это всё равно что одна бактерия на тарелке.
Если дать зеркалу нагреться, то оно станет излучать инфракрасный свет, который Геометры могут заметить. Поэтому больше всего изобретательности конструкторы направили на систему охлаждения. Под мембраной находились твердотельные охладители, получавшие энергию от реактора. Сам реактор, как упомянул Джезри, производил уйму лишнего тепла. В инфракрасном диапазоне он светился бы, как казино. Однако если держать его под холодным чёрным зеркалом, радиаторами в сторону Арба, он никогда не окажется на линии видимости Геометров.
Подъёмную силу должны были создавать три шармана и (позже) моток бечёвки. Скафандрам отводилась роль жилых отсеков, коек, туалетов, трапезных, аптек и развлекательных центров.
Но не клуатров. Космическое путешествие богато интересными моментами, однако уединённых раздумий оно не предусматривает. Во время аперта и позже, когда нас призвали, самый сильный культурный шок у меня вызвали жужулы. Не упомнить, сколько раз я восклицал про себя: «Слава Картазии, что я не прикован к этому кошмарному устройству!» Теперь мы постоянно находились в жужулах: суперультрамегажужулах, чей экран занимает всё поле зрения, динамики вставлены в уши, микрофоны передают каждое слово, каждый вдох внимательному слушателю на другом конце линии. Часть её была даже внутри меня: большой приёмопередатчик температуры.
