Фёдор Крашенинников - После России
Но на самом деле, литература увлекала его не сильно, и он всё больше предпочитал изучать доступные общественно-политические документы. Удивительное открытие ждало его сразу после решения поискать какие-нибудь политические книги. При всех многомиллионных тиражах идеологических книг, найти в свободном доступе материалы советских съездов или что-то из жизни Федерации было невозможно. Впрочем, среди литературной макулатуры, на почётном месте у Севы стояли настоящие раритеты: «Материалы XXV съезда КПСС», красиво изданный сборник статей «Мы вместе должны сделать Россию единой, сильной…» без года издания и программа «Российской Партии Социального Прогресса и Реформ», которая вроде как толи участвовала в каких-то выборах, толи просто собиралась это сделать. Кроме красиво изданной программы ничего про эту партию найти не удалось, и даже опрошенные современники бурной жизни Российской Федерации ничего вспомнить про РПСПР не смогли. Материалы съезда КПСС хорошо смотрелись только на полке, где их красный коленкоровый переплёт бросался в глаза. Содержание же книги с окружающей реальностью никак не состыковывалось, будто прошло не несколько десятилетий, а века и геологические эпохи: географические и экономические категории, которыми смело оперировал в своём докладе Л.И.Брежнев устарели безнадёжно. Программа РПСПР вообще содержала в себе все возможные социальные обещания, и была невыразима тускла. Севе даже подумалось, что поменяв слово «Российская» на слово «Уральская», программу можно было бы пустить в оборот, если республике понадобится новая партия.
Последняя же книга, синеобложечная «Мы вместе…» более всего поразила Севу. В одно хмурое похмельное утро именно она стала своеобразным открытием России для Севы.
Он проснулся в квартире, где жила его тогдашняя любовница, энергичная 30-летняя редакторша отдела новостей и от скуки начал ковыряться в библиотеке, оставшейся от уехавших куда-то далеко хозяев. Судя по дарственным надписям на книгах и многочисленным подарочным фотоальбомам, бывший хозяин при Федерации был влиятельным человеком, депутатом или крупным чиновником (впрочем, и квартира хранила следы былого величия, уже изрядно потускневшего). Так вот среди всяких видовых альбомов и книг о различных городах России, он обнаружил пластиковый портфель с надписью «Единая Россия». Внутри лежала вышеупомянутая книжка, блокнот, ручки и календари с портретами неизвестных Севе людей. Судя по всему, на каком-то мероприятии хозяину квартиры выдали этот сувенирный портфель, и он, даже не открыв его, закинул в шкаф. Сева заинтересовался книжкой и начал читать.
Больше всего его поразило какое-то совершенно слоновье убеждение неизвестного автора в том, что Россия и её единство - это какие-то само собой разумеющиеся вещи. Ощущения можно было сравнить с ощущением жителя пустыни, которому в руки попала рекламная брошюра торговцев фонтанами. Сева ещё больше был шокирован датой выхода брошюры. Выходило, что она была написана и выпущена примерно за пару лет до кризиса. Короче говоря, брошюры Сева изъял для коллекции, и с тех самых пор начал аккуратно интересоваться предкризисным временем. Многие вещи стали понятнее, но далеко не все.
Вчитываясь в пространные рассуждения об «особом пути России», «выполнении национальных проектов», и «укреплении вертикали власти», Сева всё время думал - ну неужели же ничего вокруг не настораживало неизвестных авторов статей? Неужели они не видели вокруг себя совсем скорого крушения России? Да и что вообще было для автора эта самая Россия? Никаких ответов на этот животрепещущий вопрос в книге не давалось. За трескучим многословием возникал странный образ страны-лозунга - не земли, ни народа, ни нации, а именно лозунга. «Россия - то! Россия - сё! Россия - туда! Россия - сюда!» Но практический смысл всего этого оставался неясным.
Если бы автор дал простой и внятный ответ на вопрос - для чего нужна Россия миллионам её жителей, это, возможно, наполнило бы книгу неким смыслом. Но в том-то и беда, что этим роковым и главным вопросом автор совершенно не интересовался. Всё велеречивое рассуждение велось именно с той позиции, что Россия - это объективная данность и она сама собой разумеется как абсолютная ценность и безусловная реальность, как небо и солнце.
Короче говоря, судя по текстам начала века, тогдашняя реальность совершенно не предполагала сценария стремительного развала России, а грозные филиппики в адрес «неконструктивной оппозиции» выглядели какой-то ритуальной бранью. Да и где была вся эта оппозиция в судьбоносные дни Кризиса? Там же, где и исчезнувшая в миг «многомиллионная центристская партия патриотов России».
Настольные часы с голографическим видом Владивостока пробили шесть, Сева отключился от сети и вышел из кабинета, на ходу одевая пиджак. На банкет его не пригласили, а потому он поехал на альтернативную вечеринку в модный клуб со ставшим провокационным названием «Mo’s Cow». Там должны были собраться все остальные молодые и энергичные кадры Уральской республики, в силу скромных должностей не приглашённые на официальное празднование Дня конституции в ресторан «Порто-Франко».
8. Mo’s Cow
В баре было пусто, поэтому Сева сел за любимый столик в углу и заказал ужин. Клуб этот открыл некий мутный американец-экспат, которого и звали Мо. На самом деле его звали Моузес Винт и был он дёрганным и татуированным верзилой двухметрового роста. История его появления в Екатеринбурге была туманной, и разные рассказчики рассказывали её по-разному.
Говорили, что Мо изначально жил во Владивостоке, где у него был бар, который тоже назывался «Мо’s Cow». И с кем-то он там повздорил, что-то с его баром случилось и он переехал на Запад. По другой версии, более романтичной, но вполне реалистичной, в каком-то кабаке он познакомился с уральской девицей, которая танцевала стриптиз. И вроде как именно с ней он и приехал в Екатеринбург.
Как бы там ни было, но его заведение очень быстро стало популярным. Впрочем, конспирологически настроенные граждане подозревали в коммерческом успехе американца и самом факте его появления влияние гораздо более грозных сил, чем какая-то длинноногая девка. Мо подозревали в тесной связи с ЦРУ, хотя зачем ЦРУ понадобилась подобного вида резидентура в ситуации фактической подотчётности ему и МВД и КОК, было не совсем ясно. Как сказал как-то Севе его конфидент из КОКа, подполковник Михайлов, «в хорошем разведывательном хозяйстве лишних ушей не бывает». Кстати, на всякий случай он просил не вести в клубе антиамериканских разговоров во избежание проблем. «Цены опять поднялись», - грустно подумал Сева. Каждый новый чих из Москвы приводил к падению уральского франка, а в свете ситуации в Приволжье он должен был рухнуть совершенно. «Вот зря я вчера обменял доллары!», - подумал он - «Надо было менять сегодня…ну или завтра!».
…Обменял деньги он совершенно случайно, можно даже сказать - по-глупому. Обычно, он старался менять только необходимую сумму, справедливо опасаясь галопирующей инфляции. Вчера, по традиции, выпив в этом же самом «Mo’s Cow» положенное количества спиртного, Сева нетвёрдой походкой вышел из бара и принялся ловить такси. Пропустив несколько частников (посадка в частную машину в последние месяцы почти в ста процентах случаях оканчивалась ограблением и избиением), он, наконец, залез в тёплое нутро зеленого такси и заплетающимся языком назвал адрес. Таксист-китаец кивнул головой и заботливо включил телепанель, где шло бесконечное реалити-шоу «Геи против лесбиянок-3». Сева не был его фанатом и непроизвольно выразил свои эмоции гримасой. Таксист мгновенно оценил ситуацию и на панели замелькали какие-то китайские видеоклипы с неизменными толпами пляшущих китайчат. «Говорят, завтра доллар упадёт!», - вдруг сказал таксист равнодушным голосом. «Это с чего это?», - Сева очнулся от пьяного полузабытья и судорожно соображал, что такое могло случиться за несколько часов. «Ну как, вроде завтра американцы заявят о начале интервенции, доллар упадёт, а наш франк вырастет!», - убедительно продолжил таксист, и видя на лице пассажира недоверие, сослался на авторитетный источник: «Вот прямо перед вами вёз военного из генштаба, так он так и сказал: завтра, говорит, всё начнется!». Сева начал лихорадочно соображать, что следует делать в такой ситуации. «Мне-то что, у меня долларов нет, а вот у кого есть - ох, им бы срочно поменять!», - вздохнул таксист, пропуская на перекрестке пешеходов. «Где сейчас поменяешь-то?», - недоверчиво спросил Сева, пытаясь собрать пьяный мозг в дееспособный мыслительный орган. В другой бы ситуации, точнее, в более трезвом виде, он бы, конечно, сразу раскусил разводилово, но… Контрабандный китайский бренди сыграл злую шутку. «Так у менял, они же не в курсе! Вон, у бухарского посольства круглые сутки стоят…», - таксист продолжал разыгрывать равнодушие. Тут у Севы случилось окончательное помутнение, он, конечно же, велел ехать к бухарскому посольству и там, не выходя из машины, поменял хрустящие доллары на потёртые франки. «Хорошо, хоть деньги не фальшивые подсунули! Впрочем, это был бы серьёзный косяк, да и зачем рисковать? Итак объебали по-полной программе… К чему вообще эта маета с франками?», - раздражённо думал он, вертя в руках журнал «Удовольствия». «И таксист, гнида, явно профессионально разводит! Поймать бы его… Сдать в КОК…Надо, кстати, может завтра статейку написать про это… Мол, новый вид мошенничества… Вот во Владике не стали же заморачиваться, и правильно! Зачем печатать эти фантики, если можно просто признать хождение евро, доллара и йены! Ну ещё тенге, в конце-то концов. И ведь никаких проблем», - и Сева предался сладким воспоминанием о поездке во Владивосток.
