Вероника Рот - Инсургент

— Ты в курсе, как сейчас обстоят дела? — спрашивает Тобиас у Эдварда. — Все Бесстрашные присоединились к Эрудитам? Искренние что-либо предприняли?

— Бесстрашные разделились, — говорит Эдвард с набитым ртом. — Половина с Эрудитами, половина с Искренними. Остатки Отреченных с нами. Ничего значительного не произошло. Разве что, ваши приключения можно выделить.

Тобиас кивает. Я чувствую облегчение, узнав, что не все Бесстрашные предатели.

Я ем ложку за ложкой, пока не чувствую сытость. Затем Тобиас берет для нас соломенный тюфяк и одеяло, а я нахожу пустой угол, чтобы прилечь. Когда он наклоняется, чтобы развязать шнурки, я вижу символ дружелюбия — дерево в кольце на его спине. Когда он выпрямляется, я обнимаю его руками, проводя пальцами по татуировке.

Тобиас закрывает глаза. Надеюсь, что затухающий огонь скрывает нас, когда я вожу рукой по его спине, касаясь каждой татуировки, несмотря на то, что не вижу их. Представляю себе глаз Эрудитов, весы Искренних, руки Отреченных и огонь Бесстрашных. Другой рукой нахожу огненное тату на грудной клетке. Чувствую его тяжелое дыхание на своей щеке.

— Я хотел бы, чтобы мы были одни, — говорит он.

— Я почти всегда желаю этого, — говорю я.

Я отстраняюсь, чтобы уснуть под звук отдаленных разговоров. Последнее время мне проще уснуть, когда вокруг шум. Я могу сосредоточиться на шуме, а не на собственных мыслях. Шум и действия — спасение от боли и вины.

Просыпаюсь, когда костер почти догорел, и только несколько Афракционеров до сих пор не спят. Мне требуется всего пара секунд, чтобы понять, что именно меня разбудило — я слышала голоса Эвелин и Тобиаса в нескольких метрах от себя. Я лежу тихо в надежде, что они не заметят моего пробуждения.

— Придется все мне рассказать, если ты и правда рассчитываешь на мою помощь, — говорит он. — Впрочем, я не уверен, что так уж нужен тебе.

Я вижу тень Эвелин на стене, мерцающую из-за огня. Она прямая и сильная, совсем как Тобиас. Она накручивает пряди волос на пальцы, когда говорит:

— Что именно ты хочешь знать?

— Расскажи про схему. И карту.

— Твой друг был прав, думая, что на карте и схеме представлены безопасные дома, — говорит она. — Но он ошибся с подсчетом населения… мы не считаем всех Афракционеров, только определенных. И, держу пари, ты знаешь, о ком речь.

— Я не в настроении угадывать.

Она вздыхает:

— Дивергенты. Мы считаем Дивергентов.

— Откуда вы знаете, кто они?

— Перед атакой Отреченные исследовали Афракционеров на определенную генетическую аномалию, — ответила она. — Иногда это исследование включало пересдачу теста на способности. Иногда что-то более сложное. Но, как они сказали, по их подозрениям у Афракционеров самый высокий процент Дивергентов среди всех групп в городе.

— Я не понимаю. Почему?

— Почему среди Афракционеров так много Дивергентов? — видимо она ухмыляется. — Очевидно, те, кто не способен выбрать определенный тип мышления, скорее всего, покинут фракцию или завалят инициацию, верно?

— Меня не это интересовало, — сказал он. — Я спрашивал, зачем вы считаете Дивергентов?

— Эрудиты ищут рабочую силу. Временно они выбрали для этой цели Бесстрашных. Они будут продолжать свои поиски, пока не узнают, что у нас больше всего Дивергентов. Даже если не узнают, я должна быть в курсе, сколько моих людей способны сопротивляться моделированию.

— Справедливо, — говорит он. — Но почему Отреченные были так заинтересованы в поиске Дивергентов? Сомневаюсь, что они хотели помочь Джанин.

— Разумеется, нет, — отвечает она. — Но, к сожалению, я не знаю. Отреченные неохотно делились информацией, которая вызывала лишнее любопытство. Нам говорили ровно столько, сколько считали нужным.

— Странно, — бормочет он.

— Может тебе стоит спросить об этом своего отца, — предлагает она. — Это он рассказал мне о тебе.

— Рассказал обо мне, — повторяет Тобиас. — Что рассказал обо мне?

— Он подозревал, что ты Дивергент, — отвечает она. — Он всегда следил за тобой. Замечал твое поведение. Был чрезвычайно внимательным. Вот почему… вот почему я решила, что тебе будет безопаснее находиться с ним, а не со мной.

Тобиас промолчал.

— Теперь я понимаю, что ошибалась.

Он все еще молчит.

— Я бы хотела… — начинает она.

— Даже не смей извиняться, — его голос дрожит. — Это не та рана, которую можно вылечить словами, объятиями или чем-то в этом духе.

— Хорошо, — говорит она. — Хорошо. Я не буду.

— Зачем объединять Афракционеров? — говорит он. — Каков план?

— Мы хотим забрать власть у Эрудитов, — говорит она. — Когда избавимся от них, никто не помешает нам возглавить правительство.

— Вот зачем нужна моя помощь. Чтобы свергнуть одно коррумпированное правительство и установить тиранию Афракционеров, — фыркает он. — Не вариант.

— Мы не хотим быть тиранами, — говорит она. — В наших планах построить новое общество. Общество без фракций.

У меня пересохло во рту. Без фракций? Мир, в котором никто не знает себя и своего места в обществе. Я этого не понимаю. Мне представляется лишь хаос и разлад.

У Тобиаса вырывается смешок:

— Круто. И как ты планируешь победить Эрудитов?

— Иногда серьезные перемены требуют серьезных мер, — тень Эвелин приподнимает плечо. — Полагаю, не обойдется без разрушений.

Я дрожу при слове "разрушения". Где-то глубоко в душе я жажду разрушений, если речь идет об устранении Эрудитов. Но это слово несет для меня новый смысл после того, когда я увидела, как на самом деле выглядит разрушение: трупы в серой одежде, разбросанные по бордюрам и тротуарам, лидеры Отречения, застреленные на своих газонах рядом с почтовыми ящиками. Чтобы выгнать эти воспоминания, я падаю лицом в тюфяк, на котором сплю, так резко, что чувствую, как болит лоб.

— Насчет того, зачем ты нам нужен, — говорит Эвелин. — Для выполнения плана нам необходимы Бесстрашные. У них есть оружие и боевой опыт. Ты бы помог нам наладить с ними контакты.

— Думаешь, я важная персона среди Бесстрашных? Так вот, ты ошибаешься. Я просто тот, кто мало чего боится.

— Я предлагаю, — говорит она. — Стать важным, — она встает, ее тень тянется от пола до потолка. — Уверена, при желании у тебя получится. Подумай об этом.

Она отбрасывает назад волнистые волосы и завязывает их в пучок.

— Дверь всегда открыта.

Через несколько минут он опять лежит рядом. Я не хочу признаваться, что подслушивала, но хочу сказать, что не верю Эвелин, или Афракционерам, или любому, кто так беззаботно рассуждает об уничтожении целой фракции.

Прежде, чем я нахожу в себе смелость что-то сказать, его дыхание выравнивается, он засыпает.

Перевод: Ника Аккалаева, Надя Подвигина, Катерина Мячина, Андрей Кочешков

Редактура: Суглобова Валентина

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Перевод: Ника Аккалаева, Вероника Романова, Надя Подвигина, Катерина Мячина, Андрей Кочешков

Редактура: Валентина Суглобова, Юлия Исаева, allacrimo, Любовь Макарова, Индиль

Я провожу рукой по затылку, чтобы приподнять колючие волосы. Все тело болит, особенно ноги, которые горят из-за молочной кислоты, даже когда я не двигаюсь. И пахну я ужасно. Мне срочно нужен душ.

Бреду по коридору в ванную. Я не единственная, кому пришла в голову мысль искупаться — несколько женщин стоят у раковин, половина из них обнажена, остальные не обращают на наготу никакого внимания. Я нахожу свободную раковину в углу и опускаю голову под кран, позволяя холодной воде стекать по ушам.

— Привет, — говорит Сьюзан. Я поворачиваю голову. Вода стекает по щеке и попадает в нос. Она держит два полотенца: белое и серое, оба изношены по краям.

— Привет, — отвечаю я.

— У меня идея, — говорит она и поворачивается ко мне спиной, поднимая полотенце вверх, закрывая меня от окружающих. Я вздыхаю с облегчением. Личное пространство. Насколько это возможно.

Я быстро раздеваюсь и хватаю мыло с раковины.

— Как ты? — спрашивает она.

— Все отлично, — я знаю, что она спрашивает только потому, что это по правилам фракции. Лучше бы она разговаривала со мной свободно. — Как ты, Сьюзан?

— Уже лучше. Тереза сказала, что здесь много беженцев-Отреченных в одном из безопасных домов Афракционеров, — говорит Сьюзан, пока я втираю мыло в волосы.

— Правда? — говорю я. Верчу головой под струей, массируя кожу левой рукой, чтобы смыть мыло. — Ты собираешься туда?

— Да, — говорит Сьюзан. — Если тебе не нужна моя помощь.

— Спасибо за предложение, но думаю, фракции ты нужнее, — говорю, уходя из-под струи. Жаль, что приходится одеваться. Слишком жарко для джинсовых брюк. Но я хватаю второе полотенце с пола и быстро вытираюсь.