Первоочередной - Андрей Потапов
По дороге обратно Дима загляделся на припорошенную снегом аллею и не заметил, что от безголовой статуи девушки отделилась тень.
– Здравствуй, внучок, – донёсся с порога сиплый голос.
– А вы кто? – тактичный Сеня сразу перешёл к делу.
– Николай Серафимович Подгорский, – представился старик, звучно цокнув каблуками — явно бывший военный. – Но зови меня просто Серафимыч. А ты кто?
– Сеня.
Боец застыл в недоумении. Воображение уже нарисовало ему встречу — он должен был увидеть постаревшие лица родителей и разрыдаться, будто сильно нашкодивший ребёнок. Мама с папой сначала бы удивились, потом рассердились, но тут же простили бы блудного сына и приняли обратно. Они же родители.
И неважно, что папа давно ушёл. Сцену воссоединения Сеня представлял именно так – чтобы все вместе. Потому что в этой непредсказуемой жизни хоть что-то должно быть нормально.
Только вместо родителей дверь открыл какой-то любезный дедуля.
– Внучок, ищешь кого?
– Ищу, – тупо ответил боец, глядя в никуда.
– Ай, беда с вами, молодыми, – Серафимыч зацокал языком, приобнял Сеню и поволок в квартиру.
Воитель не сопротивлялся.
Принятие всегда отбирает много сил. Особенно душевных.
– Ну, кого ищешь? – старик уже понял, что юношу надо расспрашивать как можно подробнее.
Потянувшись за спичками, Серафимыч зажёг огонь под чайником. Это была та самая плита, из детства. Сеня только благодаря её названию запомнил, что Гефест – древнегреческий бог огня.
А ещё воитель по невнимательности сломал электрическую вспышку. Говорили же – поворачивай ручку до упора, а то будет всё время щёлкать. Вот однажды дощёлкалось, с тех пор спички и нужны.
– Маму, – промычал Сеня.
– Мальчик, сколько тебе лет? – хихикнул Серафимыч, но тут же посерьёзнел. – Вы давно не виделись?
– Я здесь раньше жил.
– Батюшки, – промолвил старик и хлопнулся на табуретку. – Ты присаживайся, внучок, чего стоишь.
Воитель молча сел. Взгляд Серафимыча его смущал, так что Сеня устремил свои глаза в пол.
А дедуля смотрел на Сеню как на родного внука, которого не видел уже много лет. Хотя на самом деле встретил впервые.
– Её звали Елена, да?
– Да, – буркнул Сеня.
– Елена Климова, – задумчиво протянул Серафимыч. – Она жила здесь. Давно уже, лет десять назад. Дети мои, чтобы не бросать отца на произвол судьбы, купили мне эту квартиру. А сами уехали куда-то в Европу. Звонят иногда по скайпу, справляются, не умер ли…
– Это всё, что вам известно? – спросил расстроенный Сеня.
– Ты погоди. – Серафимыч широко улыбнулся и моргнул, отбрасывая лишние мысли. – Старческая память не так хороша, как у вас, молодых. Ты же никуда не спешишь? Давай я налью чай, как раз чайник вскипел. Узнаю о тебе немного и может, вспомню что.
– Некуда мне торопиться, – пробормотал воитель, наблюдая, как дедуля хозяйничает на кухне.
– Вот и хорошо, – обрадовался Серафимыч.
При всех недостатках квартира и по сей день смотрелась неплохо. На удивление высокие потолки, как для заводского скворечника, панорамные металлопластиковые окна, линолеум кое-где подран, но зато в остальных местах смотрится как дорогой немецкий продукт, а не имитация с ближайшего рынка. Старик ничего не менял с тех пор, как сюда заселился. Те же шкафы и полки, тот же утлый телеэкран (язык не поворачивается назвать его телевизором), кое-как прикрученный трясущимися папиными руками. “Главное – не облокачивайтесь на него”, – сказал он тогда строго. И Сеня ведь не облокачивался, до самого своего исчезновения.
Единственное, что раздражало, – везде плотным слоем лежала пыль. Мама всегда очень чутко реагировала на малейшие проявления беспорядка. Даже если вытер всё, что попадёт в поле зрения, она могла залезть в такие места, где не ступала нога человека, и провести там пальцем, с укоризной демонстрируя, что уборка не окончена.
Воитель озирался по сторонам, пытаясь прийти в себя. Словно в детство попал, только неправильное. Вроде всё на месте, но по-другому. И дедуля этот хороший, но совсем чужой, как бы ни старался.
– Тебе с сахаром или так? – спросил Серафимыч, радуясь возможности хоть кому-нибудь пригодиться.
– Без, – ответил Сеня. – Надо фигуру беречь.
– И правильно. – Старик уселся рядом с воителем. – Я тоже без сахара пью. Слишком он приторный для меня. Если постоянно употреблять, привыкнешь. А потом что-то по-настоящему сладкое пройдёт мимо, потому что у тебя притупился вкус.
– Так вы знаете, куда уехала мама? – Сеня старался не смотреть Серафимычу в глаза и просто с унынием размешивал чай.
– Увы, Елена мне не докладывала, – дедуля слегка улыбнулся. – Помню, она всё время твердила о пропавшем сыне. Очень переживала, даже разок всплакнула.
– Всплакнула, – повторил воитель и вздохнул.
– Она мне оставила кое-что. – Серафимыч оживлённо засеменил в комнату и крикнул уже оттуда: – Сейчас покажу.
Сеня глянул в сторону двери – и опять продолжил равнодушно смотреть на чашку.
– На случай если ты вдруг вернёшься домой, мама оставила фотографию. Чтобы я сразу узнал тебя.
Дедуля протянул воителю слегка выцветший снимок. Сеня забрал его и так же равнодушно принялся рассматривать.
Там были изображены счастливые родители вместе со стремительно взрослеющим сыном. А на фоне красовался одесский Оперный.
Понятно.
Последняя семейная поездка в полном составе. Папа тогда ещё взаправду любил их, а не просто на словах. Вон, сколько в его взгляде гордости за сына. Это потом Сеня резко станет не таким, а пока он “лучший мужчина в жизни своего отца”.
Воитель продолжал сидеть с равнодушным взглядом. Только по щекам покатились слёзы.
– Разверни её, – посоветовал Серафимыч.
Старик искренне сочувствовал молодому бойцу, но не мог ничем помочь.
Сеня посмотрел на оборот фотографии.
“Одесса, 2009. Любимые Леночка и сынок”.
Несмотря на всё, что происходило потом, после снимка, в этой фразе не чувствовалось фальши. Только искреннее тепло.
Как же всё так резко изменилось?
Слёзы подкатили ещё сильнее, и воитель закрыл лицо руками. Как будто Серафимыч не поймёт, что он плачет.
– Ну всё, не надо, – старик погладил Сеню по едва заросшей лысине. – Я, наоборот, хотел как лучше.
– Можно я оставлю это фото себе? – не убирая ладоней, спросил боец.
– Конечно, конечно, – ответил дедуля. – Мне оно уже
