Александр Казанцев - Ступени Нострадамуса

— Дрожь и вибрация нужны, чтоб тяжесть одолеть земную.

— Загадки ваши надоели. Без всяких там слоев, я делал то, что сам хотел, а не шел по чьему — то чужому следу. И сделал б больше, если б пушки не заряжались с дула, теряя время. Не знаете ли вы об орудиях скорострельных, что в ваших краях применяют?

— У нас нет войн и быть не может.

— Вы упираетесь напрасно, лишь удваивая интерес к себе.

— Признательно польщен без меры!

— Я раскусил вас, Наза Вец! Я догадался, где находятся далекие края, откуда прибыли вы к нам.

— Вот как? Я сам вам мог бы объяснить.

— Вы объясните мне другое. Про Сириус на небе, о нем мне говорил Лаплас. Звезда ярчайшая. Я с детства своей ее считал. В Египте пришлось расспрашивать жреца — догона, черного, как мой арап. Он с плоскогорья верховий Нила. И уверял, что много тысяч лет назад к нам прилетали с неба люди с другой Земли. Их звездное солнце должно было изорваться. Они знали очень много и о Вселенной, а главное, о сокрушительном оружии, каким владели. Жрецы, напуганные знанием, из поколенья в поколенье передавали эту тайну только посвященным. Один из тех людей был Тот, в Египте его признали Богом. Он поучал и математике, и множеству искусств, стал покровителем писцов, как при фараонах называли ученых. Вам остается лишь признаться в родстве с ним, — с разоблачающей улыбкой закончил Наполеон.

— То было много тысяч лет назад.

— В Египте до сих пор остался «нелепый календарь» далекой звезды Сириус. Она обращается вокруг Земли раз в пятьдесят лет. Мне говорил об этом сам Лаплас.

— Вам негр — жрец поведал тайны, как посвященному в жрецы?

— Как освободителю египтян от гнета мамелюков. Звезда же эта в небе ярче всех сияла, двойною будучи или тройной.

— Вы причисляете меня к тем звездным беглецам несчастным? Но прожил я всего лишь сотню лет, отнюдь не много тысяч!

— Раз люди прилетели с одной сестры — Земли, то могут к нам добраться и с другой. И вы — один из звездных мудрецов, о ком вещал с костра Джордано Бруно, и знаете вы тайну тех вооружений, что напугали так невежественных пастухов — догонов.

— В том мире, я откуда, вооружений вовсе нет.

— Как это может быть?

— Их сохранили лишь в музеях.

— Не верю вам, старик! И знайте, что сумею вам развязать язык.

— Прикажете считать — конец вельможному гостеприимству?

— Я золотом осыплю вас! Хотите, драгоценными камнями! Но новое оружие мне необходимо для окончательных побед!

— Зачем, признайтесь, вам они, когда планете гибнущей вы помогать не стали б?

— Как зачем? Чтоб управлять людьми, которые на это не способны.

— Как управлять? Советом добрым?

— Моею твердою рукой, — жестко усмехнулся Наполеон. — Без болтовни, шатаний и утопий.

— И это будет Царство Света?

— Не знаю, кто о нем мечтал. В моем Царстве будет много света. И тьмы достаточно — для непокорных. А главное — оружие Содома и Гоморры.

— Я понял вас, воитель грозный! Помочь оружьем не смогу.

За дверью послышались громкие крики.

— Мне кажется, и там, и тут близятся скандалы. — нахмурясь, произнес Бонапарт.

— Ну вот и прорицание! — отозвался Наза Вец.

Дверь открылась, и вбежал дежурный офицер.

— О, генерал! Несчастье!

— Что такое? Кто дал вам право так обращаться ко мне?

— О, Первый консул, я в отчаянии! Гиена загрызла молодого лейтенанта, сына маркизы де Валье.

— Где он был? Спокойно доложите, — потребовал Наполеон.

— Стоял у двери. Я думаю, что охранял ее.

— Подслушивал по наущенью матери! — решил Наполеон, вставая и направляясь из голубой гостиной.

В галерее, у вторых дверей в гостиную, лежал блестящий лейтенант в парадной форме, словно явившийся сюда на бал. Над ним рыдала мать:

— О, Боже! Я во всем виновата! Зачем мне было знать!..

Дежурный офицер на ходу докладывал Наполеону:

— Он наклонился к замочной скважине. Она прыжком вцепилась ему в горло. Сонная артерия. Конец.

Наполеон прошел мимо гиены, злобно ощерившейся на лезвия обнаженных сабель конных егерей, окруживших ее.

— Гиену пристрелить! — распорядился Наполеон

— Расстреливают разве часовых, когда они исполнят долг? — спросил идущий следом Наза Вец.

Наполеон резко обернулся:

— Вы мне еще нужны. Не обо всем мне рассказали, — потом обратился к несчастной матери: — Мадам, считайте, что ваш сын погиб на посту во имя Франции.

— Зачем мне Франция! Себе возьмите, а мне отдайте моего сына! О, Боже! Кто его вернет?

Увидев Наза Веца, гиена проскользнула между ногами егерей и встала у ноги хозяина.

К ней, чеканя шаг, шел офицер с пистолетом. Наполеон обратился к Наза Вецу:

— От вас зависит спасти гиене жизнь, а также и себе.

— Вооружений у нас нет, и мне вам нечего сказать.

— Но в музеях есть! Вы проговорились. Музейные, надеюсь, все же лучше наших ружей, пушек, ядер. Я — артиллерист.

— Но с помощью штыков и пушек Европу удалось засеять миллионом трупов и калек. Грядущее вас не забудет.

— Кто смеет говорить со мной в подобном тоне? Взять его! — скомандовал Бонапарт окружающим военным.

Гренадеры и егеря кинулись к старцу с гиеной. Но тот распахнул за своей спиной двери на балкон и подошел к мраморной балюстраде, за которой виднелось море.

— Не вздумайте приблизиться ко мне! — сказал он жестко. Гиена оскалила зубы.

— Неужели вам не взять такой редут, мои солдаты? — насмешливо спросил Наполеон.

Солдаты, не рассуждая, бросились вперед.

Старец дал команду гиене на древнем языке, она прыгнула ему на грудь. Он прижал ее рукой, перемахнул через барьер, и полетел вниз, где волны разбивались о камни.

Наполеон подошел к балюстраде и заглянул через нее вниз.

— Один пенный туман из брызг прибоя, — презрительно сказал он. — Труп найти. Похоронить и старого, и молодого с военными почестями! — Повернувшись, он покинул балкон.

К изумленью всех, на прибрежных камнях у подножья замка никого не нашли.

Наполеон, услышав это, спокойно произнес:

— Он задрожал, но не от страха. Жаль, я не узнал, как можно тяжесть потерять. Он и это утаил! Летающий солдат мне пригодился бы.

И занялся текущими делами.

Новелла пятая. Волчье Логово

Кровавый фанатик идеи безглавыхПольстился на щедрый Востока простор.В дурмане злодейства, насилья и славыОн жадную руку над миром простер.

Полковник генерального штаба вермахта барон Макс фон Шренк, передавший фюреру план скорой победы над русскими варварами, прорвавшимися к священным границам Германии, докладывал членам военного совета новую стратегию, вытянувшись рядом с фюрером. Свой чемоданчик с бесценными документами он поставил у своих ног под столом.

После перерыва в обычное время полковник быстро зашагал к выходу, вскочил в свой опель — адмирал и вместо предъявления пропуска у ворот замка, где происходил военный совет, крикнул постовому:

— Задание фюрера! Чрезвычайной важности! Берлин!

Автомашина мчалась с предельной скоростью по гладкому, ухоженному шоссе, а полковник то и дело поглядывал на часы, где секундная стрелка мелкими рывками перескакивала с деления на деление, а полковник, сдерживая волнение, мысленно отмечал происходящее в оставленном замке: «Истекает перерыв. К двери зала шагает верховный главнокомандующий вермахта — бездарный вояка из мюнхенских пивных. Все генералы вскакивают и, как древние римляне, вскинув руки, хором выкрикивают: «Хайль Гитлер!» Вот он подходит к тому месту, где стоял рядом с докладчиком из генерального штаба… Секундная стрелка в машине судорожно перескакивает последнее деление, как и в часах оставленного в чемоданчике часового механизма. И… в зале заседаний взрывается оставленная в чемоданчике бомба. Зал наполняется дымом. Стол разломан.

Дубовые высокие двери вышибает в коридор, осыпаются лепные украшения с потолка. Все рассчитано на показную педантичность фюрера.

— Гитлер погиб! — радостно воскликнул барон Макс фон Шренк.

С этим возгласом, примчавшись до нужного здания в Берлине, вбежал он в комнату, где его ждали генералы — заговорщики, готовя к оглашению документы о составе нового правительства, о введении военной диктатуры генералитета армии, о ликвидации СС и гестапо, роспуске нацистской партии и отрядов штурмовиков. В подготовленном обращении к великому немецкому народу говорилось о необходимом последнем усилии ради достижения окончательной победы над врагом не под руководством дилетанта, а под командованием умелых профессионалов, сначала на Востоке, а потом и на Западе.

Но… Гитлер не погиб! Страдая запорами, он задержался по большой надобности и вошел в зал заседаний чуть позже обычного «секунда в секунду». Это и спасло его, выбросив в коридор через выбитую дверь и лишь слегка контузив, но отнюдь не слегка перепугав.