Игорь Удачин - Ковчег
— Закрой глаза, — перебила Женщина изменившимся грудным голосом.
— Что?..
— Глаза закрой.
— …
— Закрыл?
— Угу.
— Можешь открывать…
Все произошло стремительно и потому особенно пугающе.
Занудин уставился на Женщину и чуть не потерял сознание. То была уже не Женщина… то была… Что за наваждение! Перед ним во всем своем лоске предстала не кто иная, как Нэрилим Номро! О да, легендарная сексапильная красавица с детским лицом. Роскошная блондинка. «Мисс Огнемет»! Фантазия и реальность в трепещущем и рвущемся на теле белом платье, хотя ветру здесь взяться было определенно неоткуда. Смертная богиня во плоти…
— Я… ы-ы-у… — попытался хоть слово выдавить из себя Занудин и не смог. Он задыхался.
— Ну что ты, глупыш, — нежно произнесла Нэрилим и повалила Занудина на лопатки, — ничего ужасного не произошло. Правда ведь, кися?
Занудин подтянул колени к груди и обнял их. Замер. Не решаясь даже мигнуть, ждал, что будет дальше.
— Я, признаться, думала, этот облик вдохнет в тебя желание, а не испугает, — высокохудожественно обнажаясь, по ходу объясняла она, слегка надув губки.
Тело ее было божественно. Мягкие, красивые руки принялись похищать одежду теперь уже с Занудина. Расстегивать все восемь пуговиц на рубашке, и в самом деле, долго — она ее попросту порвала. Выворачивая Занудину локти, стащила, скомкала, бросила на пол. Весело замурлыкала. Затем вдруг грозно сдвинула брови.
— Так что же, я не пойму… Нравлюсь я тебе, либо у тебя на мой счет иные соображения?!
— Нравитесь, — пролепетал Занудин, — честное слово, нравитесь.
Вот так взять и поверить, что это действительно с ним происходит? Здесь, сейчас?! Тысяча чертей…
— А ты мне что-то не совсем, — загадочно заулыбалась Нэрилим, и подушечки ее пальцев зигзагами заскользили по поддавшейся капризам неровного, гиперволнительного дыхания груди Занудина. — Меня больше… ну-у, как бы это сказать… возбуждают девушки.
Занудин насторожился. В области сосков стало вдруг как-то подозрительно щекотно, затем зуд усилился, и наконец… Занудин с величайшим ужасом обнаружил, что у него растет бюст! Да-да, натуральная женская грудь! Она разбухала на глазах и подрагивала как холодец… О чудовищной метаморфозе кричали все зеркала в комнате!!
Ответив своим истошным воплем, Занудин с неприличным грохотом скинул Нэрилим Номро с себя на пол и полуголый выскочил за дверь.
Мимо по коридору как назло проходили Панки…
Завидев до смерти перепуганного Занудина, да еще неимоверно пышногрудого, Джесси и Факки тотчас прыснули со смеху. Гогоча и улюлюкая, они принялись задорно скакать вокруг Занудина, отпуская воздушные поцелуи и хватая его за соски.
— Кыш! Убирайтесь! Вон! — отбивался Занудин от наглых посягательств на «свои» пышные формы.
Разыгралась нешуточная свистопляска, и поэтому жильцы мало-помалу начали выглядывать из номеров. Вечно занятый Виртуал в числе первых высунул в пространство коридора свою любопытную лохматую физиономию. Даже трясущийся от вида собственной тени Жертва, и тот обозначил интерес к происходящему, маслянисто сверкая то левым, то правым глазом за узенькой полоской дверной щели.
Не в силах больше терпеть подобный позор, Занудин взорвался. Ухватив за шкирку сначала Джесси, а потом Факки, он с силой столкнул их лбами, и ватные тела безобразников распластались по полу. Вид у Занудина был яростный, но одновременно он чуть не плакал. В отчаянии рыкнув на таращившихся зевак, обладатель роскошного бюста без промедления скрылся в номере.
Закрыв дверь на замок, привалился к ней спиной, чуть живой сполз на корточки. Стук в груди отдавался в глазных яблоках, похолодевшие пальцы дрожали. Он не знал, что предпринять, и даже боялся думать о случившемся. Просто так и сидел, пытаясь вывести мысли из хаоса, отдышаться. Наконец с замиранием сердца опустил взгляд на свою грудь…
— Благодарствую, ангелы, — устало шевельнулись сухие посиневшие губы.
Все было в норме, изъян исчез.
Занудин благополучно забылся в глубоком обмороке…
— 25 —
На стенах колыхались тени. Под потолком холла клубился пряный сизый дым. Даже в сгустившемся полумраке, мерно обступившем светлое пятно потрескивающего камина, нетрудно было догадаться ― дядюшка Ной выкуривал привычный вечерний косячок. Занудин, переговариваясь со своей бессонницей как с чем-то одушевленным, в этот момент уныло спускался по лестнице.
— Дядюшка Ной, простите меня… я вам не помешаю?
— Присаживайся, — пробормотал старик не оборачиваясь.
Они долго сидели бок о бок, курили, завороженно глядели перед собой. Говорят, существует три вещи, на которые длительное время можно смотреть не отрываясь: на воду, на огонь и на чужую работу. Фонтанов и каскадов в «Ковчеге» не было, работа никого не искала — а вот камин… Но вдоволь насладившись успокаивающим зрелищем, обязательно захочется беседы о чем-то важном для тебя. Скопившемся и ноющем внутри, требующем освобождения.
— Дядюшка Ной…
Старик не отозвался — только еле уловимо кивнул головой: говори, мол, что тебя заботит.
— Хотел спросить издалека, а спрошу сразу в лоб. Что здесь происходит?
— Ничего, — лаконично ответил Ной, ни секунды не раздумывая, — все как всегда. Только ты появился.
— Я, наверное, уже злоупотребляю вашим гостеприимством?
— Нисколько.
— Знал, что вы именно это ответите.
— Раз знал — чего спрашивал, Зануда? — по-старчески безобидно огрызнулся дядюшка Ной.
Занудин уже привык не поправлять Ноя и благосклонно пропускал «Зануду» мимо ушей. Старик подкупал тем, что никогда, по крайней мере, не переходил на высокомерный менторский тон.
— Глупо. Очень глупо. Но такая задушевная атмосфера у камина располагает к тому, чтобы задать другой идиотский вопрос. Что я здесь делаю?
Дядюшка Ной тяжело вздохнул и между тем как-то смягчился. Тело его зашевелилось, и только сейчас Занудин заметил дремлющего в ногах старика карлика.
— Давай так: сам ответь на свой вопрос. Попробуй.
— Я? — изобразил недоумение Занудин, но тут же посчитал идею разумной. Конечно. Абстрагироваться, выслушать прежде всего со стороны самого себя — вот что ему было полезнее прочего.
Занудин задумался. Ной пнул под бок Дауна — в камине требовалось пошевелить угли…
— Продолжительное время я был странником, дядюшка Ной. Мне сложно вспоминать с чего началось мое отшельничество, какую природу имел мой вызов. Вызов — кому? Во имя чего? Дорога со всеми ее лишениями была моим домом, но все же любая дорога куда-то рано или поздно приводит, не правда ли? Я пришел сюда и спрятал чемоданы под кровать, чтобы их не видеть, не растревожить больное — но это не значит, что я освободился от мучавших меня вопросов. Вопросов, черт побери, стало еще больше.
— У нас тут хорошо. У нас — семья, — задушевно проговорил дядюшка Ной, потирая ладонью кустистые брови. — И ты, знай, лишним не окажешься… Ты ушел потому, что тебя там ничто не держало, вот и все. Правильно сделал.
— У меня умерла сестра… ее звали Эльвира. Может быть, если бы у меня были дети…
— А что дети?! — вспылил без видимых причин старик. — Оковы обывателя! Тебе должно быть известно лучше меня: в твоей стране, которую ты покинул, жил народ горцев; каждый горец рожал детей дюжинами, но дети эти не знали своих отцов и затылок за затылком вставали на путь хаоса; мир становился все безумнее. У многих Великих не было детей по крови, но выросли сотни и тысячи детей по духу — те, что украсили собой планету познания, словно фиалки…
— Странно… Вы имеете достаточно глубокое представление о том мире, который я покинул.
— Этот мир еще живет в твоем взгляде…
— Наверное, я когда-то считал себя чересчур особенным. Порой жалею, что в том мире меня не задержала смерть…
Старик Ной почмокал губами.
— Послушай-ка. Тяга к смерти — от избытка жизненных сил. Уныние, которое всему виной — лишь от человеческой близорукости походит на величие духа. Не бросайся словами. Путь отсюда — туда ждет всякого и не чествует торопливых. А оттуда — обратно — не вызвал восхищения еще ни в ком…
Занудин затянулся так, точно в табаке сигареты сгорала горечь его давних воспоминаний вкупе с неописуемой круговертью последних дней, проведенных в «Ковчеге». Лицо осунулось, на нем играли малиновые блики огня.
— Скажите, — Занудин выдержал паузу, — а Поэт, Женщина, Музыкант, да и остальные — они появились здесь так же, как я?
— Нет, не совсем как ты. «Ковчег» был придорожным заведением, где люди могли остановиться, отдохнуть, а при желании — развлечься. Жильцы постоянно менялись. Приезжали и уезжали. Нам с Дауном было нелегко вдвоем, но мы с уважением относились к своему делу, нам удавалось справляться с работой. Нашу гостиницу знали и любили, хоть и находилась она в глухой провинции. А однажды кое-что произошло…
