Виктор Слипенчук - Звёздный Спас
Глава 10
Господи, какое это удовольствие – ходить с бабушкой в церковь, слушать рассказы об отце, дядях, тётушках, обо всей родне в пору её комсомольской юности. О том, как жили при советской власти, как избегали в церковь ходить, потому что боялись прослыть умственно отсталыми, а то и вовсе слугами мракобесия.
– Бабушка, а почему комсомольцам нравилось думать, что Бога нет? Они что, не хотели жизни вечной? Им нравилось полагать о себе как о тростнике колеблющемся? Умрём, сгниём, превратимся в навоз – ах, как хорошо! Так, что ли?
– Ну, не совсем так. Во-первых, не все были комсомольцами и не все комсомольцы были комсоргами, которым вменялось в обязанность быть воинствующими безбожниками. А потом, не забывай о главной цели советской власти – построить коммунистическое общество.
– Выходит, что лидеры советской власти получили и в жизни, и в истории как раз то, чего добивались?
– Нет, не выходит. Потому что они не только для себя добивались, а для всех советских людей. Мы же в большинстве своём считали себя советскими. Вот они и призывали нас строить светлое завтра – коммунизм. И представляли коммунизм как земной рай, как Царство Божие на земле, понимаешь?
– Бытиё определяет сознание, бытиё первично – сознание вторично, – сказала Фива.
– Вот-вот, – согласилась бабушка. – На эти темы любил дед рассуждать. «Битиё определяет сознание, битиё первично».
– Он что, часто бил папу?
– При чём тут «часто»? И при чём тут «бил»? Зазря дед никого не наказывал, да и наказывать избегал, предоставлял мне, а уж я, если кто заработал (в том числе и твой отец), шлёпала без зазрения. Когда дед говорил «битиё» вместо «бытиё», он имел в виду, что советская власть гнала всех в коммунистический рай палкой, а насильно мил не будешь, вот и рухнуло всё. Тебе бы об том надо было с ним, дедом, разговоры разговаривать, а я что?
Бабушка как-то враз сникла и так тяжело стала опираться на палку, что Фива вдруг неожиданно для себя сказала – снился ей дедушка, она и его расспрашивала обо всём, что у неё на сердце.
Бабушка приостановилась, выпрямилась, и это уже была как бы другая бабушка, хотя и не грозная боярыня, но весьма строгая старуха.
– И что же он ответил на твои расспросы, если не секрет? – спросила бабушка и вдруг опять сникла, превратилась в неуклюжую старушку в громоздком кожухе и валенках.
– Сказал, что хотя и наступило время Звёздного Ребёнка , а всё же он может не исполниться, если не преодолеет заслон-оберег. Всего-то и надо ему отвергнуть – никогда, не буду, не хочу и принять как данность – всегда, буду, хочу !
– Ничего себе данность! – воскликнула бабушка и, прикрыв рот, заоглядывалась по сторонам, смущаясь своего внезапного восклицания.
А смущаться было кого. Днём шёл снег, а к ночи распогодилось, луна так ярко сияла над макушками деревьев, что полотно дороги казалось белой-белой бумагой, на которой и группами слов, и алфавитной россыпью как бы виднелись люди-буковки. Впрочем, и воздержаться от восклицания Фива Феодосьевна не могла – в этой данности: всегда, буду, хочу – она почувствовала гораздо больше неистовости, чем в коде-обереге. А весь опыт жизни ей подсказывал, что добро не бывает неистовым. Наверное, она совсем уж стара, опечалилась Фива Феодосьевна, и принимает за неистовство обычную жизненную силу, свойственную молодости? А может, действительно, уже наступило новое время и необыкновенные способности, данные им Богом, которые утаивали, теперь уже нельзя утаивать? И они должны быть пущены в оборот, чтобы проявились не только и не столько в родной внученьке, сколько во всех людях?
Фива уже давно пожалела, что обмолвилась о дедушке, но и внутреннее несогласие требовало выхода.
– Я тебя не понимаю, бабушка, ты пугаешься того, чего не надо пугаться. А всё потому, что во всём прежде всего видишь плохую сторону. Но я тебя не виню – у тебя такое зрение, а у меня другое. Сама не знаю почему, но я во всём вижу хорошую сторону. Скажу даже больше, если мой суженый – Кеша, и пусть он на самом деле не звёздный , а обыкновенный, всё равно я буду относиться к нему так, словно именно он звёздный. Я употреблю все свои способности, чтобы он не прятался от жизни под замком – никогда, не буду, не хочу ! А радовался ей, отдавал в жизни предпочтение открытости – всегда, буду, хочу ! И все должны так же поступать. Тогда уж точно мы не пропустим времени Звёздного Ребёнка. И он исполнится. Дед сказал, что Звёздный Ребёнок есть будущее человека, когда мы разовьёмся, мы все станем такими, как он. И увидим и новую землю , и новое небо !
– Ладно-ладно, успокойся, – сказала бабушка.
– А то что, люди оглядываются? – с вызовом спросила Фива.
Ей почему-то захотелось огорчить бабушку и всех-всех этих людей, которые спешат к всенощной на праздничное богослужение, а того не понимают, что им всем надо заново рождаться или перерождаться, потому что любое время, в том числе и новое, начинается в человеке и с человека.
– Нет-нет, внученька, будь на то моя воля, я бы твои слова ещё громче высказала.
Она горделиво оглянулась и прошептала, что ныне им надо поторапливаться, но теперь ей точно известно, почему дед, прощаясь, говорил, что она нужна ещё здесь.
– Я буду тебя оберегать.
Фива Феодосьевна так радостно посмотрела на внучку, что она растерялась – хотела огорчить бабушку, а получилось, что обрадовала. Впрочем, любая радость приятнее огорчения, а нечаянная тем более. Ничего не спрашивая и ничего не выясняя, они поспешили к храму – ещё как бы две прописные буковки на белом листе, или на странице Книги жизни? Как бы там ни было, а не этими ли буковками сам себя изъяснял Господь: «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец…»
В церкви во время богослужения народу было не продохнуть. Чтобы затеплить свечечку в честь праздника, приходилось её передавать через головы верующих. Надо сказать, что и раньше так бывало, но сегодня и Фиве, и бабушке хотелось самолично поставить свечечки – и за здравие, и за упокоение. И они добились своего.
Несколько раз церковный служка пробирался мимо них с подносом для подаяний, и всякий раз и бабушка, и внученька находили в карманах необходимую денежку. В конце богослужения пономарь опять к ним приблизился. Фива нащупала монетку, так ей показалось. На самом деле, сдавленная со всех сторон, она нащупала пуговку с Кешиного пальто. Шевельнулась, пономарь застыл в ожидании, и тут Фива осознала, что это не денежка. Тогда она другой рукой нырнула за отворот полушубка. Не глядя, достала пятисотрублёвую банкноту (опять же Кешину). Внутренне смутилась, но и отступать было поздно. Точнее, не пожелала она отступать, положила её на поднос, словно копеечку, и, совершая крестное знамение, повернулась к Царским вратам, к образу Спаса нашего Иисуса Христа. Служка и все, кто рядом были, изумлённо раскрыли рты – деревня, она и есть деревня. Но самое удивительное – как только она положила на поднос банкноту, свечи во всей церкви враз как бы вспыхнули, то есть весьма ощутимо прибавили света, в особенности под образами Спаса и Флора.
Многие заметили это чудо, но никак не связывали с пятисотрублёвой банкнотой. И только бабушка, находившаяся рядом с Фивой, мигом всё сопоставив, догадалась о таинственной связи происшедшего с её внученькой. А догадавшись, сама засветилась, словно свечечка.
На следующий день и Фива, и бабушка спали допоздна. А потом были пельмени и чаепитие. Бабушка не могла нарадоваться на внученьку – молодец, во всём видит хорошую сторону, ничего не боится. Поставила заглавной целью относиться к своему суженому словно к звёздному . Теперь и ей, бабушке, понятен смысл пребывания на земле, отныне она будет молиться, чтобы желание Фивы исполнилось. Именно-именно потому, что своими глазами видела, как радостно вспыхнули свечи под образами Спаса и Флора. Это они так согласно одобрили направление мыслей и действий внученьки.
Уже на вокзале бабушка напутствовала Фиву, чтобы блюла себя и цели своей не меняла. А за цветик-семицветик, оставленный в кефирной бутылке, не беспокоилась. Бабушка вновь положит его за иконку – до лучших времён, то есть до новой встречи с нею, внученькой.
О Господи, неужто наступает Время Звёздного Спаса ?!
Глава 11
Фива вошла в вагон, и едва присела у окна, как поезд тронулся. Она даже толком не успела помахать бабушке. Впрочем, все её мысли были о Кеше. Единственный раз, когда стояла на перроне, мелькнула мысль – домой заскочить, но тут же и улетучилась. Она, если получится, на Восьмое марта приедет. А сейчас перво-наперво ей надо встретиться с Кешей. В её решении относиться к нему как к звёздному , то есть необыкновенному, прежде всего был вызов. Но после того, как бабушка одобрила его и напутствовала: не менять своей заглавной цели , Фива почувствовала, что Кешина жизнь не просто пересеклась с её жизнью, а отныне их жизни слились в одну, во всяком случае, будут идти рядом.
