Роберт Хайнлайн - Дорога Славы
Мы опустили барокамеру и побежали в стойло. Оно превратилось в кучу обломков, но мычание Мейбл привело нас в нужное место. Мы отбросили часть обвалившейся крыши в сторону, и корова встала; она, казалось, не была ранена, но, кажется, некоторое время была без сознания. Она обиженно смотрела на нас.
Это была героическая работа, поднять ее на кучу обломков. Папа тянул, а я подталкивал ее. Потом папа передал поводок Молли.
— А что нам делать с курами и кроликами? — спросил я. Некоторые из них были убиты во время землетрясения, другие выбежали наружу и крутились поблизости.
— Нет времени, — резко сказал папа. — Мы ничего не можем сделать для них.
Мы направились к дороге.
Молли с Мейбл шла впереди и несла фонарик. И он нам понадобился. Еще пару минут назад чистое небо внезапно затянуло облаками. Сразу же после этого Юпитер исчез из виду, а потом не стало видно даже вытянутой руки.
Дорога была мокрой — не от дождя, а от внезапно выпавшей росы. Постепенно становилось все холодное.
Потом пошел дождь, равномерный и ледяной. Дождь перешел в снег. Молли остановилась и подождала, пока мы не подойдем.
— Джордж, мы уже миновали поворот на ферму Шульцев?
— Тут нет никакого смысла, — ответил Джордж. — Малышку немедленно нужно доставить в госпиталь.
— Я не это имею в виду. Не должны ли мы их предупредить?
— Их дом сейсмоустойчив.
— А холод?
— О, — он понял, о чем она думает. Теперь, когда производство тепла прекратилось, каждый дом в колонии превратится в ледяной погреб. Как можно использовать приемчик энергии на крыше, если больше нет никакой энергии? Будет становиться все холоднее и холоднее…
А потом стало еще холоднее…
— Идем дальше, — внезапно сказал папа. — Мы посмотрим, когда подойдем к развилке.
Но мы так и не нашли развилку. Снег бил нам в лицо, и мы, вероятно, прошли ее. Теперь шел сухой снег, и его острые иглы секли нас, как бритвы.
Я шагал и молча считал шаги, когда мы удалились от потока лавы, образующего границу нашего участка. Насколько я мог просчитать, мы прошли миль пять, когда Молли вдруг остановилась.
— Что случилось? — крикнул ей папа.
— Дорогой, я не могу больше найти дорогу. Я боюсь, что я заблудилась.
Я отгреб снег в сторону. Мы были на чьем-то участке. Папа взял фонарик и посмотрел на часы.
— Мы должны уже пройти около шести миль, — произнес он.
— Пять, — поправил я его. Я рассказал ему, что считал шаги. Он задумался.
— Мы должны находиться где-то недалеко от того места, где поля граничат с дорогой, — сказал он. — И остается, по крайней мере, одна миля до Пьяных Холмов. Достигнув их, мы больше не сможем пропустить город. Билл, возьми фонарь и сделай сотню шагов вправо. После этого сделай то же самое в другом направлении. Если это ничего не даст, мы просто пойдем прямо. И ради всего святого, придерживайся своего собственного следа, иначе ты больше не найдешь нас в этом буране.
Я взял фонарик и отправился в путь. Справа я не нашел ничего, хотя сделал сто пятьдесят шагов вместо ста. Я вернулся назад и пошел в другом направлении. Тем временем папа что-то привязывал к барокамере
Через двадцать один шаг я нашел дорогу. Я споткнулся о придорожный камень и растянулся во весь рост. Затем я встал и отправился назад.
— Хорошо, — сказал папа. — Надень вот это на шею!
Это был какой-то род хомута, который он соорудил из креплений крышек. При помощи этого хомута я мог перенести вес барокамеры на плечи, и руки мои теперь были свободны. Это было хорошо, потому что я больше не ощущал своих пальцев.
— Великолепно, — сказал я. — Но, пожалуйста, Джордж, не лучше ли будет, если другой конец барокамеры ты отдашь Молли?
— Чепуха!
— Это не чепуха. Молли возьмет барокамеру, не так ли? А ты знаешь дорогу лучше, чем мы. Ты уже сотни раз проходил по ней в темноте.
— Билл прав, — сказала Молли. — Вот, возьми Мейбл.
Папа сдался. Он взял фонарик и поводок коровы. Мейбл не хотела идти дальше. Папа дал ей хорошего пинка и рванул за поводок. Корова не привыкла к такому обращению и обиженно посмотрела на нас. Но теперь у нас не было времени для нежностей. Становилось все холоднее.
Мы пошли дальше. Я не знаю, как папе это удавалось, но мы все время оставались на дороге. Я думаю, прошло не меньше часа, когда мы, наконец, оставили позади себя Пьяные Холмы. Внезапно Молли споткнулась. Колени ее просто подломились, и она упала в снег.
Я остановился и опустил барокамеру. Затем сам опустился на снег. Мне нужен был отдых. Мне просто хотелось сидеть вот так, и чтобы снег заносил меня.
Папа вернулся назад, обнял Молли и стал ее утешать. Он говорил ей, что она снова должна вести Мейбл. На этом участке дороги она больше не заблудится. Но она настаивала на том, что именно она должна нести барокамеру. Папа не слушал ее, он просто отобрал у ней груз. Он поднял с барокамеры одну из крышек и заглянул внутрь.
— Как там у нее? — спросила Молли.
— Она еще дышит, — ответил папа. — Когда я посветил фонариком внутрь, она открыла глаза. — Он взял хомут, а Молли с коровой и фонарем пошла впереди.
Молли не могла видеть того, что видел я. Пластиковая оболочка барокамеры изнутри была покрыта инеем. Папа не мог видеть, дышит ли Пегги. Он вообще ничего не мог видеть.
Я долго думал над этим, спрашивая себя, как можно классифицировать эту ложь. Папа не был лжецом, это несомненно, но эта ложь была лучше, чем правда. Сложное положение.
Но я забыл обо всем этом. Я фут за футом продвигался вперед, считая шаги.
Папа остановился, и я налетел на барокамеру.
— Слушай! — сказал он.
Я прислушался и услышал глухой грохот.
— Землетрясение?
— Нет. Тише! — потом он добавил. — Это позади нас. Все прочь с дороги! Направо!
Грохот стал громче, а потом сквозь струи снега я увидел свет. Папа тоже увидел его. Он вышел на дорогу и замахал фонариком.
Прямо перед нами грохот смолк. Это была дробильная машина, и вся она была облеплена людьми.
— Забирайтесь наверх! — крикнул водитель. — И быстрее!
Потом он посмотрел на корову и добавил:
— Никаких животных!
— У нас барокамера с нашей малышкой! — крикнул папа в ответ. — Нам нужна срочная медицинская помощь!
Произошло движение, когда водитель приказал двум мужчинам спуститься и помочь папе с барокамерой. На несколько мгновений папа исчез. Он увел с собой корову.
Мы разместили барокамеру впереди машины на грейфере, несколько мужчин уселись на делительную решетку и подперли барокамеру плечами. Я беспокойно оглядывался вокруг в поисках папы, но тут он внезапно появился из темноты.
— Где Молли? — спросил он.
— Уже наверху. Но что ты сделал с Мейбл?
— С Мейбл все в порядке, — он закрыл нож.
Я больше не стал задавать никаких вопросов.
17. РАЗОЧАРОВАНИЕ
Затем мы проехали мимо множества идущих людей, но водитель больше не останавливался. Мы были уже почти возле самого города, и он сказал, что они смогут добраться до него самостоятельно. Вспомогательные аккумуляторы дробильной машины были сильно истощены. Машина проделала далекий путь — от самого внешнего изгиба берега моря.
Кроме того, я не понимал, где здесь может поместиться еще кто-то. Мы сидели, плотно прижавшись друг к другу, и папа все время предупреждал людей, чтобы они не слишком сильно давили на барокамеру.
Потом аккумуляторы совсем отказали, и водитель крикнул:
— Все слезайте! Теперь вам придется идти пешком!
Но мы уже достигли первых домов города, и двигаться дальше было бы нетрудно, если бы нам не мешал снежный буран. Водитель настоял на том, чтобы папе помогли нести барокамеру. Это был отличный парень, и при свете я увидел, что это был именно тот водитель, который приводил в порядок наше поле.
В конце концов мы оказались в госпитале и передали Пегги обслуживающему персоналу. Врачи тотчас же поместили ее в барокамеру. К счастью, она все еще была жива.
Папа объяснил Молли, что он должен сообщить о свеем прибытии Главному Инженеру. Для ремонтных работ нужны были все техники. Мне велели отправляться в лагерь переселенцев. Молли осталась с Пегги. Я бы тоже охотно остался с ними, в госпитале было относительно тепло — здесь была своя собственная силовая установка. Но меня выпроводили вон. Я отправился в лагерь, и это было почти так же, как в день прибытия сюда, — только сейчас было намного холоднее.
Теперь я находился там же, где я очутился, когда только что прибыл на эту планету.
Зал был переполнен, и с каждой минутой появлялись все новые и новые беглецы с окрестных ферм. Здесь тоже было холодно, но не было такого чудовищного мороза, как снаружи. Конечно, все светильники погасли. Свет и тепло поставляла главная энергостанция. Тут и там были включены переносные фонарики, но они давали лишь слабый свет. Отовсюду слышались обычные жалобы, но я не обращал на них внимания. Я был рад, что у меня есть крыша над головой, и кровь в моих жилах постепенно снова начала циркулировать.
