Евгений Лукин - Лечиться будем
– Фригидная? - шипела она, раздергивая пуговку за пуговкой на его рубашке. - Я тебе покажу фригидную!.. Ты у меня сейчас узнаешь фригидных!
– А то не фригидная, что ли? - шипел он в ответ, расстегивая на ней блузку. - Я тебе не Отечество, я тебя…
Трудно даже сказать, кто кого в итоге изнасиловал на том газоне. Да и так ли уж это важно?
– Вот тебе твое Сызново, вот тебе! - рычал он.
– Симулянт! Космополит! - с отвращением выдыхала она.
Со стороны аллеи за их неистовством давно уже наблюдали два патрульных санитара. Но к натуралам претензий быть не могло, а этим двоим ничего не пришьешь, поскольку уголок они выбрали самый что ни на есть безлюдный. Стало быть, не эксгибиционисты. В конце концов один из санитаров махнул рукой, и белые халаты разочарованно растворились в сумерках…
Взаимная ненависть противников была настолько гармонична, что высшей ее точки они достигли одновременно.
Одевались с вызовом, не пряча глаз - напротив, меряя друг друга презрительными взглядами.
– Ненавижу! - напоследок процедила она и ушла, исполненная правоты, по хрусткой гравийной дорожке.
Ей и впрямь не в чем было себя упрекнуть: акт половой ненависти с врагом никак не может считаться предательством.
***По пути домой Артём останавливался под каждым фонарем, озабоченно осматривал рукава, обирал с пиджака травинки, пытался отчистить зелень с коленок и укрепить полуоторванные пуговки путем заматывания ниточек. Одной пуговки не наблюдалось вообще. Там, видно, и осталась, на газоне. Может, соврать, что побили в «Прибежище»? Дескать, не сошлись во взглядах… Ну да, побили! А синяки где? Плохо…
Наладонник-то хоть цел? Достал, включил. Цел. Надо же!
Мимо прошла молодая натуралка с указательным пальцем в правом ухе. Должно быть, придерживала втулку сотика.
– А что он может возразить? - ликующе вопрошала она. - Он мне слово - я ему диагноз…
Войдя в тонко благоухающий хлоркой подъезд, Стратополох небывало долго поднимался на второй этаж, останавливаясь в раздумье через каждые три ступени. Просто не знал, как поступить. Сразу нырнуть в ванную комнату и там привести одежду в порядок? А пуговки? Муж, попросивший у жены иголку с ниткой, уже изменник, иначе бы он просто велел залатать что у него там порвалось. Даже если вообразить, будто Артёму удастся незаметно слямзить швейные принадлежности (знать бы еще, где они лежат!) и произвести ремонтные работы втайне, Виктория быстро и неминуемо углядит следы его неумелой мужской руки.
С кряхтеньем отомкнул дверь, вошел.
Первым в прихожую высунул физию Павлик. Рот до ушей, в глазах чертики, на шее юннатский галстук нежно-голубого цвета. Завидевши такое, Артём оторопел настолько, что все его проблемы повылетали из головы.
– Эт-то еще что за…
– А это Митькиной сеструхи галстук! - радостно отрапортовал сын. - Из-за которого мы сегодня Митьку из юннатов выгоняли…
– Выгнали?
– Не-а! На поруки взяли.
– Кто?
– Да все! И я тоже.
– Откуда он у тебя?
– Трофей. Я ему говорю: хочешь на поруки - галстук гони!
– Так это не трофей, а взятка.
– Ну, взятка…
– А если увидит кто-нибудь?
– Так я ж на улицу в нем не выхожу. Скажи, прикольно?
– А мама?
– А я ей сказал, что у нас карнавал завтра… То есть не карнавал… этот… маскарад…
– Ну-ка быстро иди и сними! И чтобы я тебя больше в таком виде…
Но тут в прихожую выглянула хмурая Виктория, строившая, должно быть, весь день зловещие планы отправки нетрадиционного супруга на принудительное лечение, - и Артём мигом вспомнил о собственном непотребном облике.
– Да понимаешь… - не дожидаясь рокового вопроса, снова закряхтел он. - Возвращался из «Прибежища» через парк, а там канава, оступился - ну и…
Осмелился поднять глаза и успел увидеть, как широкоскулое лицо жены приняло на миг удивленное выражение, а затем словно бы осветилось изнутри.
– Не умеешь ты врать, - с ласковой грустью сказала преобразившаяся Виктория, и пухлые губы ее тронула мягкая улыбка. - Какое «Прибежище»? Не было тебя там…
– Т-то есть… почему… Был. Меня там видели… Могут подтвердить…
– Ну, может быть, на минутку и заскочил, для отмазки… - Не сводя с него смеющихся карих глаз, подошла вплотную, сняла травинку с пиджака, нежно огладила твердую мужскую щеку. - Глупый ты, глупый… - промолвила она. - Дурашка… Столько времени голову морочил… Лучше бы сразу правду сказал…
– Нет, позволь… - оскорбленно отстранился он. Она легонько дернула его за ухо.
– Ах ты, проказник! Ну, пойдем ужинать…
Чего угодно ждал Стратополох, только не такого приема. Да, он прекрасно помнил, что, когда несколько лет назад отконвоировал Вику в клинику Безуглова, ее там закодировали в числе прочего и от беспочвенной ревности. Но от беспочвенной же! А тут все улики налицо…
В какой-то степени это было даже обидно.
Пока облачался в домашний халат, супруга успела осмотреть и оценить повреждения на брюках, пиджаке и рубашке.
– Пуговки я переставлю, - успокоила она. - Как ее зовут?
– Кого?
– Пуговку.
– Вика… - взвыл Артём. - Ну вот как перед Господом Богом… Не знаю я, как ее зовут! Все вышло случайно, понимаешь, случайно! Если хочешь, по идейным мотивам… Ничего личного!
– Хорошо-хорошо! По идейным - так по идейным. Я же не ругаю тебя. Я просто счастлива…
– Чему ты счастлива?
– Тому, что муж у меня - нормальный человек.
– Сумасшедший дом… - простонал он, хватаясь за голову.
***Ужин был изумителен. Он был даже изумительнее обеда, поскольку не сопровождался тихими проникновенными склоками.
– Слушай, а где портрет? - спросил вдруг Артём.
Первого лица на стене кухни больше не наблюдалось. Не мозолило глаза и оскорбительное изречение. Виктория вздрогнула и потупилась.
– В шкафу, - продал Павлик. А галстук так и не снял, вредина!
– Почему в шкафу?
– Ну… - беспомощно сказала Виктория. - Он же тебе не нравится…
И Артём Стратополох с мысленным стенанием вновь осознал себя мерзким растленным типом. Она же всем дорогим жертвует для него, всем самым ей дорогим!
– М-м… А ты не могла бы… - переждав спазм совести, попросил он, - достать на минутку…
Встревожилась, пожалуй, даже слегка испугалась.
– Зачем?
– Надо…
Встала, беспрекословно принесла, подала с опаской. Странно. Чего опасается-то? В легком недоумении Артём перевернул портрет, словно ожидал прочесть на обороте что-нибудь этакое, от руки: «Виктории Стратополох - на память. Доктор Безуглов».
Оборотная сторона портрета, естественно, была чиста.
Снова перевернул, всмотрелся.
– Что? - еле слышно спросила супруга.
– Что-то общее есть… - задумчиво процедил Артём. - Но, наверное, все-таки не он.
– Кто?
– Да понимаешь… Встретил сегодня на улице. То есть не на улице, а… Да, собственно, неважно, где я его встретил. И вот теперь смотрю…
– Кого встретил? Безуглова?! - подскочил Павлик.
– Да нет, конечно, - с досадой ответил Артём. - Так, похож… слегка.
Всмотрелся еще раз, хмыкнул, вернул.
А с другой стороны, несходство тоже ничего не доказывает. Если портрет выдающегося человека до последней черточки похож на оригинал, то это уже, простите, не портрет, а гнусная, возмутительная провокация.
***Странно, очень странно вела себя в этот вечер Вика. Вроде бы не притворялась, что счастлива, однако были мгновения, когда теплое сияние карих глаз супруги меркло и на внезапно осунувшемся лице возникало жалобное тревожное выражение. Поначалу Артём вообразил, будто она еще колеблется, простить его или не простить, но потом понял: нет. Тут что-то другое.
– Ничего не случилось?
– А?.. - Очнулась, заулыбалась. - Нет-нет, я так… Стратополох прошел в комнату сына и выудил его за нежно-голубой галстук из компьютерной игрушки.
– Не знаешь, что это с мамой?
– А! - Отпрыск дернул плечом. - По зомбишнику о новой шизе передали. То есть не о новой… Психическая эпидемия… тоси-боси…
– Ну-ну! И что?
– Да как всегда! Засуетилась, давай в поликлинику звонить, презика в шкаф спрятала.
Презика? Ах, пре-езика… В смысле - Президента! То есть сняла со стены Президента и спрятала в шкаф… Стратополох сразу вспомнил огромный матерчатый портрет, убираемый с торца здания под надзором двух санитаров.
– Погоди-погоди… Что за эпидемия?
– А я знаю? Что-то там такое говорили… замена идеи аффектом… служение не делу, а лицу… На классном часе скажут.
Надо же страсти какие! Санитар, помнится, высказался короче и проще: пополизаторство. Этак они, глядишь, и президентоманию извращением объявят. Ох, доиграетесь вы однажды, доктор Безуглов, ох, доиграетесь…
***А поздним вечером, еле дождавшись, когда Павлик прекратит ворочаться за стеной, Виктория набросилась на мужа, как в первую брачную ночь.
